Все люди — враги - Олдингтон Ричард (бесплатные серии книг .TXT) 📗

Элен фыркнула, и разговор мог бы принять неприятный оборот, если бы не появилась Маргарит с чемоданом в руке. Тони пристегнул их чемоданы к багажнику, простился с Элен и поцеловал Маргарит. Когда они отъезжали, он посмотрел им вслед спокойно, сознавая свое поражение, и даже не почувствовал благодарности к Маргарит, когда она, обернувшись, крикнула через плечо, что будет сообщать ему все новости по телефону. Единственная новость, которую он хотел бы услышать, это о том, что люди стали немного разумнее, порядочнее и миролюбивее; ему претила эта игра в состязание на кубок, в которой человек становится на сторону тех или других просто ради азарта, и поддерживает свою сторону, точно спортивную команду, без всякого чувства ответственности. И какая страсть к этой игре в войну! Совершенно очевидно, что никто не верит, что с ними действительно может случиться что-нибудь неприятное, и это запугивание забастовщиками, которые бросаются камнями, используется только ради нагнетания тревожной обстановки. Пусть едут! А что касается Маргарит, — если она не хочет попытаться жить с ним в дружбе, если она в любую минуту готова поддаться влиянию Элен, — что ж, пусть идет своей дорогой.

Вечер прошел тихо и спокойно. Тони написал письмо Уотертону, сообщая ему, что намерен продать дом, но оставляет за собой прилегающий к нему коттедж в четыре комнаты, Он предлагал его Уотертону бесплатно, как место, куда он может приехать во всякое время, если ему уж очень надоест Лондон, и приписал, что они могли бы иногда вместе проводить там по нескольку дней, гулять и беседовать. После обеда, обложившись картами и путеводителями, он составил себе план поездки на Сицилию. Он уже много лет мечтал о том, чтобы увидеть сицилийскую весну, хотя его и уверяли, что остров страшно перенаселен и каждый вершок земли обработан так, что можно с таким же успехом искать Феокрита [127] в Балхаме, как и в Сиракузах. Все равно, стоит посмотреть самому. К несчастью, это, кажется, не слишком удобное место для путешествий без автомобиля. Может быть, Джулиан найдет там какой-нибудь материал для репортажа?

Пусть бы сочинил какую-нибудь сенсационную ерунду о мафии… [128]

На следующее утро Тони только что собрался выйти, как зазвонил телефон. Он снял трубку, ожидая услышать новости от Маргарит, и был совершенно ошеломлен, узнав голос главного директора фирмы.

Голос вещал, что, разумеется, Тони известно о всеобщей забастовке и о попытках парализовать деловую жизнь во всех сферах страны. (Последнюю часть фразы Голос произнес с великим ужасом.) Тони ответил, что слышал про забастовку, но что его лично она пока никак не коснулась. Голос пренебрег этим замечанием и сказал, что весь персонал конторы остался верен своему долгу, хотя, к несчастью (ему больно об этом говорить), сдельные рабочие и рабочие, занятые на производстве, покинули свои места. Созывается совет директоров, чтобы решить, на каких условиях можно будет принять обратно этих людей после того, как они признают себя побежденными, и Тони просят непременно присутствовать на заседании. Более того, вещал Голос, из лояльных служащих организуется дружина для распределения имеющихся запасов, — которые, к счастью, довольно обильны, — в чем директора сами примут личное участие, причем весьма желательно, чтобы все начальники отделов и директора добровольно приняли на себя обязанности констеблей.

Маловероятно, что им действительно придется выполнять эти обязанности, но моральный эффект, несомненно, будет, а если уж дело примет дурной оборот, то вое они, конечно, исполнят свой долг. Несомненно, несомненно. В настоящий момент инструкции его сводятся к тому, что Кларендону предлагается считать свой отпуск оконченным и немедленно явиться на службу. Не прислать ли за ним машину?

Тони слушал все это с возрастающим чувством возмущения — какая наглость! Когда Голос кончил, Тони громко сказал:

— Разумеется, нет.

И повесил трубку. После этого он ушел и вернулся только к завтраку. На пороге маленькой столовой его встретила несколько взволнованная горничная.

— Простите, сэр, миссис звонила, спрашивала, как вы себя чувствуете, просила передать вам привет и сказать, что все идет прекрасно. Она очень надеется, что вы приедете сейчас же, чтобы ничего не пропустить.

— Спасибо, — сказал Тони.

— А потом еще звонил какой-то джентльмен из конторы и сказал, что ему непременно нужно поговорить с вами. Я сказала, что вас нет дома, он спросил, не поехали ли вы в Лондон, и я ответила, что не знаю.

— Очень хорошо. Если он опять позвонит, когда меня не будет дома, скажите ему, что я здесь надолго. А теперь дайте мне завтрак.

Как ни боролся с собой Тони, он не мог преодолеть чувства, что одиночество его нарушено. Он не знал, что происходит (газеты — редкий случай, когда они были нужны, — не приходили), но понимал, что не может относиться равнодушно к конфликту, в котором одна половина Англии вооружилась против другой.

Можно ли продолжать разыгрывать Аттика [129], если идет настоящая борьба, а не просто мелодрама, поставленная для того, чтобы запугать людей и заставить их примкнуть к той или другой стороне. Ему представлялись люди в хаки, стреляющие в людей, носивших такую же форму десять лет назад на Сомме. Прочувствованная болтовня о «старых товарищах», — конечно, чушь, но представить себе, как они стреляют друг в друга, ужасно, отвратительно. Как и всякое убийство вообще. Он с трудом окончил свой завтрак.

Встав из-за стола, он сразу позвонил Маргарит, но ее не оказалось дома. Он пошел в гостиную и взял французскую книгу очерков о Сицилии, написанную около 1840 года и иллюстрированную прекрасными английскими гравюрами того же времени. Сравнив две-три фотографии тех же изданий с гравюрами, он увидел, как художник-гравер «опоэтизировал» виды, приукрашивая одно и затушевывая другое. Вот так же большинство современных художников стараются все «депоэтизировать», восставая против буржуазной красивости и неискренности. Но неужели только безобразие правдиво? Он взял с полки том репродукций Руо [130] и попытался найти хоть какое-нибудь оправдание его гротескно-претенциозным обнаженным фигурам… А беспокойство все росло. Положив книги на место, он прошелся по комнате и выглянул в окно, раздумывая, не придется ли ему все-таки в конце концов поехать в Лондон и волей-неволей стать на чью-либо сторону? Будь они прокляты! Какое мне дело, что мы с ними одной породы? Разве я страж родичам моим до пятисотого колена?

Зазвонил телефон, и Тони подошел к аппарату, приготовившись к новой нахлобучке со стороны какого-нибудь велеречивого члена фирмы, но на этот раз он услышал голос Джулиана.

— Хелло, это вы, Тони? Вы знаете, у нас тут такое творится — вы не собираетесь приехать принять участие в потасовке?

— В какой потасовке? — сердито спросил Тони.

— Разве Маргарит вам ничего не говорила? Мы пытаемся выпустить очередной номер, как и некоторые другие газеты, хотя говорят, правительство собирается забрать нашу бумагу для какой-то своей дурацкой газеты. Во всяком случае, мы вчера ночью пустили одну из наших машин, напечатали газеты в один лист и развезли по городу на частных машинах.

— Ну, и что? А я вот ни одного номера не получил.

— Получите. Я соберу для вас целый комплект.

Но знаете, Тони, мне бы хотелось, чтобы вы приехали. Я получил разрешение, вас пропустят к нам.

— Да зачем я поеду?

— Ну, хорошо, я скажу, только не злитесь. У нас вчера вечером была драка и сегодня, верно, опять будет…

— Что?

— Да, драка. Какие-то шустрые малые — разумеется, не из наших рабочих — напали на один из автомобилей, и произошла битва при Альсатии.

— И вы в ней участвовали?

— Конечно. Теперь мы организуемся на военный лад, по взводам. Выяснилось, что большинство из наших — бывшие офицеры. Такие славные ребята!