Предстоятель Розы и другие рассказы Собрание рассказов. Том III - Шил Мэтью Фиппс
Он негромко рассмеялся.
— Есть ли что-либо понятней желания заполучить и преумножить?
— И все же, Гурт, — сказала вала, предостерегающе погрозив ему пальцем, — обуздай свою жажду богатства! ибо, если я правильно читаю знаки… но тьфу! Герда ни за что не выйдет за тебя. У тебя в волосах уже проглядывает седина.
— Когда… когда Сигурд вернется?
— Ты хочешь спросить, — сказала она с горечью, — вернется ли он вообще?
— Положим.
— Этого я не могу тебе сказать. Даже мне не все открыто. Но я знаю, что он из тех великих и храбрых воинов, которые возвращаются домой, хотя весь мир им противостоит. И я говорю тебе, Гурт, твори свою волю и процветай; но остерегайся причинить зло этим детям.
Гурт встал. Серость утра смешивалась с темнотой. Он преклонил колено и вышел.
Спустя девять лет Сигурда больше никто не ждал. Викинги уходили в плавание раз в год, и все понимали, что кости героя, не возвращавшегося девять лет, давно белеют, должно быть, на каком-нибудь берегу или перекатываются в морских волнах вместе с приливами и отливами.
Меж тем, Гурт «покорил живых». Воины не любили его, но послушно складывали к ногам Гурта трофеи своих походов. Этот худощавый, смуглый человек приобрел над ними железную власть. Его боялись.
Дитлев, берсерк, ярился как йотун [23] и менее других страшился духов-охранителей бурга; однажды он вернулся из похода к побережью Тронхейма и счел себя обделенным при разделе добычи. Глубокой ночью Дитлев покинул бург и бежал, нагрузив коня украденным.
Берсерк — огромное тело, оканчивающееся крохотной бородатой головкой — достиг мест, где мог больше не опасаться преследователей, и тут-то, выступив из лесной тьмы, на тропе вырос Гурт. Дитлев не подозревал, что Гурт, как и он, был охвачен леденящим страхом, хотя рядом затаились, готовые прийти на помощь, шестеро трэллов. Меч поник в руке звероподобного берсерка перед этими бдительными глазами и всеведущим мозгом. Он покорно вернулся домой вместе с Гуртом и с той ночи превратился в жалкого пса, ждущего одобрительного взгляда хозяина. Так, одного за другим, кого силой, кого обманом, Гурт подчинил всех своей воле.
Лишь одного не удавалось покорить никакой хитростью. В семнадцать лет юному Хрольфу велено было идти в викинг [24]. Умирая от желания отправиться в поход, он отказался. Дитлев, поймав взгляд Гурта, потащил юношу к заливу. Только когда норвежское побережье превратилось в узкую полосу над горизонтом, его освободили. Хрольф тотчас прыгнул с кормы в море. О своем возвращении он возвестил поджогом сарая на утесах — сторожевой башенки часовых, чьей обязанностью было оповещать о внезапном приближении врага, разводя огни на высотах. Гурт уже считал, что в его владения вторглись, а Хрольф сушил свою ало-желтую одежду викинга у горящей сторожки.
Но в восемнадцать ни своенравие, ни страсть к несогласию более не могли удержать его от радостей моря. Герда, выросшая стройной, как молодая лиственница на склоне холма, застегнула пряжку кольчуги Хрольфа и с легким насмешливым поклоном вложила ему в руку «Тюрфинг» — фальшион [25] деда. Хрольф наклонился и коснулся губами шелковистого розового румянца ее щеки. Герда едва заметила эту ласку; но три дня спустя, когда Хрольф был далеко, она вспомнила о поцелуе, складывая его одежду, и чуть покраснела.
И Хрольф испил восторг битвы и вернулся загорелым, и соленое море украсило его лицо короткой рыжеватой бородкой. Герда, подметив сигнал, порхнула к берегу фьорда, и Хрольф, увидев ее белое платье, ступил на землю и встретил ее без обычного поцелуя; и они вместе пошли в бург.
Гурт, завидя их, сказал себе: «Не спешите, мои птенчики! Из вас вышла бы красивая парочка, и ваши крылья быстро растут, но я определенно намерен их подрезать — и время, кажется, пришло».
В полумиле от бурга, в глубине леса, раскинулось озеро, по которому плыл высоконосный челн. В осенние дни Герда часто заплывала здесь на мелководье, в заросли осоки, слушая перекличку моевок или наблюдая за крачками, чайками или скопами. И там, прячась за деревом, Хрольф стоял через два дня после своего возвращения — стоял и смотрел на нее. Он ни за что на свете не смог бы объяснить, почему прятался. Озеро было залито послеполуденным светом заходящего солнца, а посреди его была Герда, вся в сиянии, волшебная, с опущенной головой, а грудь ее то и дело вздымал неслышный вздох, подобный нежной тревоге, покачивавшей уток на мягкой зыби озера. Вскоре, бросив почти безотчетный взгляд, она заметила краешек красного рукава, побледнела и вздрогнула так, что уронила весло в красную от закатных лучей воду.
— О, Один! она уронила весло, — сказал Хрольф своему дереву, словно случилось что-то важное.
Тогда он выбежал на берег, восклицая:
— Погоди немного, я сейчас.
— Нет, нет, — крикнула она издалека.
— Что ты сказала?
— Не беспокойся.
— Но что ты будешь делать?
— Все хорошо.
— Что именно?
— Ты замочишь одежду.
— Я? Ни за что.
— Так и будет. Ну почему…
— Сейчас, сейчас.
Он погрузился в поросшую тростниками жижу, распугивая бакланов и кроншнепов, поднявших громкий крик, подплыл к веслу и, как бывалый мореход, потащил его к челну. Герда следила за ним со странным волнением и страхом и привстала в челне, то краснея, то бледнея.
— Ну вот, я же сказала.
— Что сказала?
— Что ты замочишь одежду.
— Ну, конечно…
— А сказал, ни за что.
— Ха! ха! мне это теперь привычно.
— Ты такой взрослый… викинг.
— Я уже убил своего первого.
— И у тебя борода.
— Ты тоже изменилась.
— Кто, я? почему бы и нет?
— Ничего не пойму. С тех пор, как я вернулся, ты выглядишь совсем по-другому.
— Мне очень жаль, Хрольф. Мы всегда были такими хорошими друзьями. Почему по-другому?
— Ты кажешься мне гораздо выше ростом, а твои глаза… какие же у тебя чудесные голубые глаза, Герда!
И она опустила эти голубые глаза, что-то бормоча и видя свою вздымающуюся в волнении грудь. Ощущая острые уколы в сердце, она готова была закричать от радости.
— И потом… — Хрольф оказался рядом с ней, держа руку на планшире, — ты не… знаешь… не поцеловала меня… когда я вернулся.
— Кто не поцеловал?
— Ты.
— Ты уверен, Хрольф? Я думала…
— Нет, не поцеловала, не поцеловала. Думаешь, я бы не запомнил?
— Ты меня не просил, Хрольф.
— Ну… можно мне в лодку?
— Нет — не надо! Хрольф, не надо! Ты перевернешь…
— Разреши мне!
— Не выйдет, разве ты не видишь?
— Если ты сядешь вон там, может, и получится.
Она подвинулась. Хрольф подтянулся на руках, но под весом его рослого тела челн резко накренился. Он вскоре сдался.
— Глупая скорлупка! Если я попробую забраться, ты быстро окажешься в воде.
Герда еще сильнее налегла на противоположный борт.
— А теперь попробуй еще раз, — сказала она.
Он попробовал еще раз, и в следующее мгновение Герда уже была в воде, лежа на его руке. Свободной рукой Хрольф цеплялся за челнок.
— Ну вот… — только и смог он выдохнуть.
Ее густые волосы, закрученные вокруг головы на манер Евы, были едва влажными. Она плавала, как рыба. Но сейчас глаза ее были закрыты. Женщина в ней лишилась чувств — или притворялась.
— Милая! Герда! — он целовал ее в приподнятые губы, — какой я неуклюжий медведь… ты простудишься, Герда…
Она крепче обняла его. Ее глаза открылись, улыбнулись и снова закрылись, содрогаясь от новой бури его губ. То был величайший миг ее жизни, тот миг, что она бессознательно ждала, а после не переставала вспоминать.
