Голова - Манн Генрих (книги онлайн полные TXT) 📗
Многие из гостей все еще не решались удалиться, боясь что-нибудь упустить. Его величество остается в интимном кружке приближенных, тут уж ничего не поделаешь! Да, но Швертмейер? Измученные лица, безумное напряжение последних часов в истомленных, но все же ищущих чего-то взглядах.
— Господин Шеллен! — Граф Гаунфест звал его снимать собравшихся. — Можно и мне тоже сняться? Его величество изволил меня сегодня отметить. Как? Только его величество с женихом и невестой? И с членами семьи? А госпожа Швертмейер тоже член семьи?
Сквозь толпу взбунтовавшихся рабов друзья прорвались разными путями. Скорей накинуть шубы, и прочь, каждый сам по себе, даже не подав вида, что их связывают чужие тайны.
Глава III Система Ланна
Новые тяжелые испытания в жизни Мангольфа: Толлебен обскакал его, и — что всего хуже — на сей раз окончательно. Толлебен брал теперь такие препятствия, на которых какой-то Мангольф неминуемо сломал бы себе шею. Он — зять Ланна, этим дурак побивал талантливого соперника. К чему все эти с трудом завоеванные позиции, к чему победа над людьми, которые скорее склонны презирать его? А ведь Мангольф умудрился внушить страх даже самому Ланна! Более того — обратил на себя внимание императора. Все ни к чему. Широкая спина встала перед ним, и Мангольф отодвинут на второй план: никогда уж ему не оспаривать высшего государственного поста. Чем больше успехов позади, тем сильнее радуют всех его неудачи.
Внешне он был спокоен, жизнерадостен, только порой невысказанные угрозы омрачали его лицо: это была его манера встречать удары судьбы. Наедине с собой он переживал обычные приступы отвращения, ненависти к себе, страстного желания положить всему конец. Всю жизнь он приносил в жертву разум — чтобы теперь быть поверженным во прах! «Я мог бы прославить свое имя как мыслитель. Ведь в конце концов управлять страной государственного деятеля учит тот же мыслитель. Это еще не упущено. Я ухожу со сцены. При том, что мне известно, я опубликую такие материалы, что меня сейчас же привлекут обратно, да еще с повышением. Я, пожалуй, сделаюсь статс-секретарем даже раньше канцлерского зятя». И вслед затем реакция, невыносимая тоска, вплоть до бестолковых поисков старого револьвера.
Другое дело на людях, здесь его линия поведения диктовалась обстоятельствами. Каково отношение Толлебена к флоту? Мангольфу достаточно было вполне правдиво отвечать на вопросы Тассе и его друзей. Толлебен? Прусский юнкер. Они ведь слышали, что говорит о флоте ландрат Иерихов? Кстати, если они полагают, что сам Ланна искренно… Нет, Мангольф признался, что Ланна не разгадаешь; именно это больше всего и раздражало единомышленников Мангольфа.
Со своими коллегами из высших правительственных сфер помощник статс-секретаря мог говорить прямо. Они, как и он, учитывали опасность, какую представляет зять рейхсканцлера. Опять династия вроде бисмарковской! Та еще у всех в памяти. Но втолкуйте-ка это парламентариям!
Там Мангольф наталкивался на равнодушие, и могло ли оно удивить его? Группа воротил, преследующих собственные корыстные цели, распространяла свое влияние внепарламентскими путями. Монарх сам выбирал себе советчиков, а успех рейхсканцлера зависел от того, удастся ли ему настроить монарха в пользу могущественных воротил. Император же видел назначение рейхсканцлера в том, чтобы водить этих господ за нос. Такова система, и менять ее нет оснований.
Мангольфу приходилось напоминать депутатам, что в их программу входит требование парламентского режима. Они возражали, что в период блистательного расцвета нечего думать о бурях и катаклизмах. Во всяком случае, все, что есть в системе отсталого, Ланна либо смягчает, либо даже устраняет. Благодаря Ланна мы, можно сказать, шагаем в ногу с современностью! Он внес в систему легкость, подвижность, даже отказ от устаревшей строгости нравов. Итак, это была его система — система Ланна. Дела шли нехудо, пусть так идут и дальше. Зять в качестве преемника? Что ж, и это не плохо.
Так наступил день свадьбы. Он миновал. Чета Мангольф сидела в одиночестве дома.
— Ты что-то бледен, мой друг, — сказала Беллона.
Хотя ее участие было искренним, в тоне звучала напыщенная манерность. Она обвила его голову рукой и постаралась придать всей своей фигуре стильный излом.
— Разве ты не счастлив? — с наигранным равнодушием спросила она.
Но он чувствовал ее тайный трепет, и она раздражала его.
— Меллендорфский дворец — отнюдь не гарантия счастья, — ответил он резко.
— Отец купил и меблировал для нас самый шикарный стильный дворец, и мы живем в нем: неужели, мой друг, сейчас время тосковать о двух каморках при рейхсканцлерской резиденции? — Рука поднялась под прямым углом кверху; Белла говорила свысока и с обычной гримаской. Так понимала она его печаль! Мангольф в глубоком раздражении неподвижно сидел у своего роскошного камина.
— Впрочем, она будет его обманывать, — заявила вдруг Беллона тоном простой мещанки.
Он нашел нужным выразить сомнение, но урожденную Кнак невозможно было переубедить. Она наблюдала за Алисой Ланна во время венчания.
— Все вы ничего не видите. И ничего не слышите. Когда она, бывало, говорила «этот Бисмарк», подразумевая своего нареченного, чьему тону она подражала?
— Ну, с Терра ведь все покончено! — простодушно возразил он.
— Все еще впереди, — возвестила она. — Ты заблуждался, милый мальчик, если думал, что такая, как Алиса Ланна, решится еще до свадьбы… Она-то, с ее расчетливым умом!
— Зато у тебя, Беллона, женский ум.
— И слава богу. Потому-то я и предсказываю: все еще впереди.
Он противоречил и таким путем добился от нее обещания в ближайшем же будущем представить ему доказательства.
Но ее доказательства были весьма сомнительного свойства. Алиса Ланна отказалась от свадебной поездки со своим Толлебеном. Мангольф возразил, что она, естественно, побоялась скуки, но жена его подозревала здесь уступку требованиям Терра. Для нее ведь нет сомнений, что их отчужденность, чуть не вражда — просто комедия. Беллона не пропускала ни одного приема у своей приятельницы, но ни разу не встретила там Терра. Значит, его принимают наедине. На одном вечере у себя, в новом Меллендорфском дворце, она нарочно села возле Терра, поодаль от всех. Она дала ему полную возможность заговорить об Алисе. Но он — ни слова. Она попыталась откровенничать: «Наша бедная Алиса несчастна». В ответ — испуг, такой резкий, как все у этого человека. Он судорожно прижал руку к груди, он оскалил зубы. А глаза так и засверкали исподлобья: он явно почувствовал себя уличенным. У него был такой вид, будто он способен ударить даму. Беллона подозвала кого-то из гостей.
В спальне она рассказала обо всем мужу. Готовясь ко сну, чета еще раз взвесила все, что подтверждало подозрения. Уже в постели оба сокрушенно повздыхали.
— Бедная моя Алиса! — вздыхала Беллона. — Какое несчастье для нашего круга! Что скажет государыня? А какой шум поднимется за границей!
— Это необходимо предотвратить, — скорбно произнес Мангольф.
Взволнованная Беллона согласилась с ним. И они пожертвовали часом сна, не придя в результате ни к чему. Каждый из них, бросая слова, словно закидывал другому удочку.
— Если это станет достоянием гласности, Толлебену крышка, — сказала жена. Муж не решился понять.
— Ужаснее всего было бы падение Ланна, — сказал он.
И этой мысли они пожертвовали еще полчаса сна. Наконец Беллона подвинулась почти к его подушке и прошептала ему на ухо:
— Надо с этим покончить, раньше чем Толлебен станет статс-секретарем.
Не понять смысла невозможно, принимая во внимание тон, каким были сказаны эти слова. Долгая пауза. Мангольф затаил дыхание.
— А как ты себе это рисуешь? — спросил он, немного помолчав.
Белла, не задумываясь:
— Боже мой, нужно сказать обо всем мужу. То есть не сказать, а написать. Конечно, я не собираюсь действовать открыто.
— Значит, анонимно? — спросил Мангольф, потому что больше нечего было терять.
