Собрание сочинений. Том 5 - Дойл Артур Игнатиус Конан (полная версия книги txt) 📗

Форд задумчиво покачал головой.

— Нет, она стояла передо мной, как живая. Ну точно мы снова встретились с ней в Бордо на улице Апостолов. Однако час уже поздний, пора ложиться.

— А где твоя комната?

— Как раз над твоей. Да хранят нас святые угодники!

Поднявшись с постели, он вышел из комнаты, и Аллейн слышал его шаги по винтовой лестнице. Юноша подошел к окну и залюбовался озаренным луной пейзажем, но из головы у него не выходила леди Тифен и ее странные слова о событиях в Туинхэмском замке. Облокотясь о каменный подоконник, он погрузился в глубокое раздумье; внезапно нечто странное привлекло его внимание и вернуло к окружающей действительности.

Окно, у которого он стоял, находилось неподалеку от главной башни. Замок был опоясан крепостным рвом, в воде которого плавала луна, то ясная и круглая, то продолговатая, когда от ветерка вода подергивалась рябью. За рвом лежала равнина, полого спускавшаяся к густому лесу, а поодаль, слева, другой лес стеной заслонял горизонт. Между ними тянулась прогалина, посеребренная луной, а на нижнем ее конце поблескивал изгиб ручья.

Глядя на открывшуюся перед ним картину, Аллейн вдруг заметил, что из дальнего леса на прогалину вышел какой-то человек; он крался, втянув голову в плечи, пригнувшись к земле, как видно, стараясь, чтобы его не заметили. Подойдя к опушке второго леса, он огляделся по сторонам, помахал кому-то рукой, присел и уполз в заросли дрока. Следом за ним из дальнего леса вышел другой человек, затем третий, четвертый, пятый — и все они, также крадучись, быстро пересекали освещенную луной луговину, затем скрывались в чаще кустарника. Аллейн насчитал семьдесят девять темных фигур, мелькнувших в свете луны. Многие из них несли на спине большие тюки, однако за дальностью расстояния Аллейн не мог определить, что именно это было. Так они и переходили один к другому, стараясь остаться незамеченными, из дальнего леса в ближний, пока черная щетина кустарника не поглотила последнего из них.

Юноша еще с минуту постоял у окна, глядя на безмолвный лес и недоумевая, кто же они, эти ночные ходоки, как вдруг ему пришло на ум поделиться своими опасениями с Эйлвардом, который, разумеется, лучше его разберется во всем этом. Едва он прикоснулся к плечу товарища, как тот мгновенно вскочил и схватился за меч.

— Qui va [93]? Hola, mon petit! Клянусь эфесом, я подумал, что на нас напали среди ночи! Что случилось, mon gar?

— Подойдите к окну, Эйлвард, — попросил Аллейн, — я видел только что, как из дальнего леса вышли восемьдесят человек с тюками на спине и пересекли прогалину. Кто они, как вы думаете?

— Да тут нечего и думать, дружок! Здесь, во Франции, столько же бездомных бродяг, сколько у нас кроликов на Кодри-Даун. Большинство этих людей отваживается вылезать из своих убежищ только ночью, а покажись они средь бела дня, так сразу же заплясали бы на виселице! На границах Франции бродят целые шайки разбойников, грабителей, воров и взломщиков, вот и эти вернее всего из них. Меня удивляет только одно — как они осмелились подойти так близко к замку сенешала. Впрочем, никого уже не видно, сейчас все спокойно, — добавил он, внимательно окидывая взором окрестность.

— Они укрылись в чаще, — заметил Аллейн.

— Ну, пусть там и остаются. А мы с тобой ляжем спать, клянусь эфесом, теперь каждому дню — своя забота. Разумеется, не мешает, если находишься в незнакомом месте, запереть дверь на засов. Вот так!

Воин бросился на койку и через минуту уже крепко спал. Было около трех часов утра, когда Аллейн, забывшийся тревожным сном, внезапно проснулся от негромкого вскрика или восклицания. Он прислушался, однако звук не повторился, и, решив, что это была всего лишь перекличка часовых на стенах замка, он успокоился и задремал; но несколько минут спустя его сон снова был нарушен: у двери послышался легкий скрип, кто-то, казалось, осторожно налегает на нее, пробуя открыть. Затем юноша услышал тихий звук шагов на лестнице, кто-то поднимался наверх, и вдруг раздался смутный шум и сдавленный стон. Аллейн сел на постели в полном смятении, теряясь в догадках и спрашивая себя: что же происходит? Может быть, просто занемог лучник и к нему позвали лекаря, а может быть, здесь разыгрываются какие-то зловещие события? Но какая опасность угрожает им в этом укрепленном замке, охраняемом прославленными воинами, окруженном высокими, стенами и широким рвом? Да и кому нужно причинять им вред? Юноша было убедил себя, что эти страхи совершенно необоснованны, как вдруг глаза его увидели нечто такое, от чего кровь застыла в жилах и перехватило дыхание, а руки судорожно вцепились в одеяло.

Прямо перед ним было окно, и в него лились потоки лунного света, но внезапно что-то на миг заслонило свет, и, приглядевшись, Аллейн увидел, что снаружи медленно качается из стороны в сторону, как бы подскакивая, голова человека, чье лицо обращено к нему. Даже при неясном свете в этом окровавленном, изуродованном, искаженном лице нельзя было не узнать его юного товарища-оруженосца, еще недавно сидевшего у него на постели. С криком ужаса Аллейн бросился к окну, а разбуженные этим криком лучники тоже вскочили с коек и в полной растерянности озирались вокруг. Да, юноша убедился, что опасения его были не напрасны. Его зверски убитый, жестоко изувеченный несчастный друг был выброшен из верхнего окна на веревке, стянувшей ему шею, и тело его, которое теперь мерно раскачивал ветер, ударялось о стену, а изуродованное лицо словно заглядывало в окно.

— Боже мой! — воскликнул Аллейн, дрожа всем телом. — Что это за ужас? Кто совершил это злодеяние?

— Я вижу, удары нанесены камнем и сталью, — бесстрастно сказал Джон. — Давай сюда лампу, Эйлвард! Этот лунный свет слишком размягчает сердце человека. Широко раскройте глаза, данные вам богом, и смотрите!

— Клянусь эфесом! — воскликнул Эйлвард, когда колеблющийся свет пламени упал на окно. — Это и вправду наш молодой господин Форд! И сдается мне, что тут поработал сенешал, подлый негодяй, он не осмеливается напасть на нас днем, а ночью подкрадывается и убивает своих гостей во сне. Клянусь тетивой! Не быть мне Сэмкином Эйлвардом из Белого отряда, если я не проткну его сердце своей стрелой.

— Нет, Эйлвард, вернее, что сенешал здесь ни при чем, — вмешался Аллейн, — вспомните о ночных бродягах, которых я видел, может быть, кое-кто из их шайки проник в замок. Я должен, пока не поздно, предупредить сэра Найджела о грозящей нам опасности. Отпустите меня, Эйлвард, мое место возле него!

— Подождите минутку, mon gar, нацепи этот шлем на конец моего лука. Вот так! Приотвори дверь, мы сперва просунем в нее шлем: выходить в полной темноте, когда не знаешь, что тебя ждет за дверью, отнюдь не безопасно. Ну, друзья, мечи из ножен и стойте наготове! Hola! Клянусь эфесом! Настало время действовать!

Едва он произнес эти слова, как в замке поднялась невообразимая суматоха, раздался истошный женский крик, топот ног, затем послышался резкий лязг оружия и рев, подобный реву разъяренного льва:

— Богоматерь Дюгескленская, святой Ив, святой Ив!

Отдернув засов, лучник просунул в дверь шлем, надетый на лук. Тотчас же раздался сильный удар, и шлем со звоном покатился по полу; но прежде чем стоявший за дверью успел снова занести руку, его тело было насквозь пронзено мечом Эйлварда.

— Скорей, camarades, скорей! — крикнул он и, отшвырнув двоих, преградивших ему путь, побежал по коридору, в, ту сторону, откуда доносился крик и шум.

Сделав два крутых поворота, они очутились на площадке невысокой лестницы и посмотрели вниз — туда, где шла схватка. Они увидели квадратную прихожую с дубовым полом, в которую выходили двери парадных комнат для гостей. В этой прихожей было светло, как днем, ибо факелы горели во всех настенных подфакельниках; украшавшие их клыкастые или рогатые головы отбрасывали призрачные тени. В двух шагах от лестницы, на пороге открытой двери в спальню, лежали сенешал и его супруга; у нее была отрублена голова, мужа проткнули насквозь острым колом, который торчал из его тела с двух сторон. Здесь же лежали трупы трех слуг сенешала — истерзанные, покрытые грязью. Как будто их волочила по земле стая волков. Против двери в главную комнату для гостей — полуодетые, без доспехов — стояли Дюгесклен и сэр Найджел, и глаза их сверкали неистовой жаждой боя. Их головы были откинуты назад, губы сжаты, левая нога выставлена вперед, окровавленные мечи подняты к правому плечу. На полу перед рыцарями лежали три убитых ими врага, а четвертый истекал кровью и корчился в предсмертных муках. Чуть поодаль сбились в кучу, точно листья на ветру, какие-то одичавшие существа — босые, с голыми до плеч руками, худые заросшие, их свирепые, озверевшие лица и ввалившиеся глаза выражали лютую ненависть. Слыша их вопли, глядя на их всклокоченные волосы, сверкающие зубы, нелепые, судорожные движения, Аллейн решил, что они скорее похожи на духов ада, чем на людей из плоти и крови. С хриплым воем они бросались на двух стоявших у двери рыцарей, налетая с размаху на выставленные острия их мечей; не обращая внимания на раны, они исступленно вцеплялись в противников, царапали их, кусали, одержимые одним желанием — повалить их наземь. И действительно, они сбили с ног сэра Найджела, а сэр Бертран, издав свой оглушительный воинственный клич, все еще стоял, размахивая тяжелым мечом и заслоняя рыцаря, чтобы тот мог встать. Вдруг в воздухе просвистели две длинных английских стрелы, по лестнице ринулись вниз оруженосец и два лучника, и это сразу изменило ход схватки. Нападающие отступили, рыцари бросились вперед, и прихожая быстро была очищена от врагов; Хордл Джон сбросил последнего с крутой лестницы, которая вела из прихожей вниз.