Возвышение Сайласа Лэфема - Хоуэллс Уильям Дин (книги бесплатно .txt) 📗
— Ну и что ж, может, Пэн станет там полегче, — сказал он жене.
И все же различия между семьей Кори и женой Тома не стерлись, да и не могли стереться.
— Вот бы Том женился на полковнике, — тонко заметила Нэнни Кори.
Перед отъездом в Мексику, когда Том привез жену к себе домой, стороны временно проявили учтивость и терпимость: свекор по своей доброте сделал вид, будто ему нравится ее манера говорить, хотя сомнительно, что даже он находил в ней такое же удовольствие, что и ее муж. Лили Кори сделала с нее неудачный набросок, который отложила вместе с другими, чтобы когда-нибудь закончить, и нашла в ее внешности что-то живописное. Нэнни поладила с ней лучше остальных и считала, что страна, куда она едет, пойдет ей на пользу.
— У нее еще совершенно отсутствуют какие-либо светские манеры, — пояснила Нэнни матери, — а если она проживет там достаточно долго, то наверняка приобретет их — на испанский лад — и вернется, полная экзотического очарования, пусть даже благоприобретенного. Я рада, что она уезжает в Мексику. На таком расстоянии можно ладить.
Мать вздохнула и в ответ мужественно признала, что они и так отлично поладили, и если Том доволен, то и она тоже.
В ее словах о том, что они поладили с Пенелопой, было немало правды. Решив с самого начала видеть хорошее в плохом, они за свои добрые намерения были вознаграждены высшими силами. Брак этот, по милости провидения, не обрушил на них череды чаепитий у Лэфемов, чего так опасался Бромфилд Кори; Лэфемы были далеко, в своих родных местах; Лили и Нэнни Кори не пришлось приносить себя в жертву ради разговоров с Айрин; не надо было даже устраивать приемов в честь Пенелопы, хотя это не составило бы особого труда, поскольку многие еще не вернулись с курортов, — и она, и Том очень просили не устраивать ничего подобного; и, хотя никто из семейства Кори не успел хорошо узнать ее за ту неделю, что она провела с ними, ладить с ней оказалось нетрудно. Случалось даже, что Нэнни Кори улавливала — что не раз удавалось и ее отцу — суть того, что Том называл ее юмором, но юмор этот, видимо, совсем не походил на их собственный, и распознать его было не так-то просто.
Было ли Пенелопе труднее достигать гармонии, я сказать не могу. На ее долю усилий досталось куда как больше, ибо соотношение было четыре к одному; ей на долю выпали до этого испытания куда более серьезные. Когда захлопнулись дверцы экипажа, увозившего на вокзал ее и мужа, она глубоко вздохнула.
— Что такое? — спросил Кори, хотя и сам обо всем догадывался.
— О, ничего. Просто мне кажется, что теперь уже я не буду чувствовать себя чужой среди мексиканцев.
Он взглянул на нее с недоумевающей улыбкой, потом стал серьезнее и привлек ее к себе. Она расплакалась у него на плече.
— Я только хотела сказать, что там ты будешь целиком мой. — Хотела ли она сказать что-то большее, доказать трудно, но одно несомненно: наши нравы и обычаи ценятся в жизни дороже наших качеств. Та цена, которую мы платим за цивилизацию, это — разграничение обычаев, создавшее между людьми неодолимые преграды. Быть может, мы платим чересчур дорого, но невозможно убедить в этом тех, кто от этого выиграл. Быть может, они и правы; во всяком случае, семья Кори после отъезда молодоженов ощутила тоску и непреходящее чувство разочарования. Для них это была потеря сына и брата; они это чувствовали; а ведь они были люди отнюдь не плохие и не злобные.
Он отсутствовал три года. За это время произошли некоторые перемены. Одной из них было приобретение Компанией Канауа-Фоллз залежей и фабрики в Лэфеме. Эта сделка избавила Лэфема от долгов, которые он еще продолжал выплачивать, и оставила ему определенную долю в более крупном деле молодых людей, которое он когда-то тщетно надеялся забрать целиком в свои руки. Это показалось ему весьма примечательным; взявшись более энергично за сбыт специальных сортов, которые они ему оставили, он совсем по-прежнему стал хвастаться его размахом. Мой зять, говорил он, сбывает их в Мексике и Центральной Америке, а это было в свое время задумано нами вместе. Молодая кровь — вот то, что движет такими делами. Вот и парни из Западной Виргинии: молодая и дружная команда!
Что до него самого, он признавал, что наделал много ошибок, и точно знал, каких именно. Но одно он мог сказать: он вредил только самому себе и никому другому; каждый доллар, каждый цент пошел у него на уплату долгов; а он остался чист. Обо всем этом и о многом другом рассказывал он мистеру Сьюэллу в то лето, когда продал дело; пастор и его жена остановились в Лэфеме по пути с Белых Гор к озеру Чэмплейн — Лэфем повстречался с ними в вагоне и уговорил погостить у них.
Порой и миссис Лэфем не меньше его самого гордилась тем, что он вышел из игры с чистыми руками, однако ее удовлетворение не было столь постоянным. Бывало, что, вспоминая искушения, которые он преодолел, она считала его благороднейшим из людей; но ни одна женщина не может долго жить под одной крышей с идеальным героем; так что случались и другие минуты, когда она напоминала ему, что, если бы он сдержал данное ей обещание и не стал спекулировать акциями; если бы позаботился о страховании имущества так же, как заботился о двух недостойных женщинах, которым ничем не был обязан, — они не оказались бы в своем нынешнем положении. Он смиренно признавал все это и ждал, когда она вспомнит также и о Роджерсе. Она, конечно, вспоминала, и это неизменно пробуждало в ней прежнюю ее нежность.
Не знаю, как удается пасторам и докторам удержаться и не поделиться с женами тайнами, которые им вверяют; может быть, они полагаются на то, что жены сами до всего дознаются, когда захотят. Сьюэлл рассказал своей жене про беды Лэфемов, когда те пришли советоваться с ним насчет предложения, которое Кори сделал Пенелопе; он хотел убедиться, что дал им правильный совет, правда, он не назвал их имен, а имени Кори он и сам тогда не знал. Теперь он мог, не стесняясь, обсуждать с ней это дело, и она уже не притворялась незнающей, заявив, что все поняла, едва только услышала о помолвке Кори и Пенелопы.
— Да и в тот день на обеде я могла бы сказать девочке, что он влюблен не в нее, а в ее сестру. Я ведь слышала, как он о ней говорил, и не будь малышка так слепо влюблена, она бы и сама догадалась. Признаюсь, до сих пор не могу отделаться от чувства презрения к ее сестре.
— Но ты совсем не права! — воскликнул Сьюэлл. — Это несправедливо и жестоко. Все это у тебя от чтения романов, а не от сердца. Не надо. Меня огорчает, что ты так говоришь.
— Надеюсь, что эта хорошенькая девочка излечилась от своей любви. А какую твердость духа она проявила! Не сомневаюсь, она еще кого-нибудь встретит на своем пути.
Сьюэллу пришлось удовлетвориться этой частичной уступкой. Однако, не считая одного из молодых виргинцев, приезжавшего в Лэфем по случаю покупки фабрики, Айрин еще никого не встретила; а было ли между ними что-нибудь, это пришлось бы выяснять особо. Известно только, что спустя пять лет после разочарования, которое она перенесла так мужественно, она все еще была не замужем. Но даже и тогда она была еще очень молода, и ее жизнь в Лэфеме разнообразили поездки на Запад. Разнообразие внесло также приглашение погостить в Бостоне, на которое из учтивости решилась миссис Кори и которое девушка с такой же учтивостью не приняла.
Сьюэлла весьма интересовали те нравственные перемены, какие он ожидал увидеть в Лэфеме. Они с миссис Сьюэлл прогостили у полковника, который чувствовал себя здесь, среди этих холмов, куда больше полковником, чем когда-либо на Бэк-Бэй, целые сутки; Лэфем показал пастору фабрику и повез на ферму. Для этой поездки он запряг резвого жеребенка, еще не достигшего совершенных лет, в открытую двухместную коляску более чем зрелого возраста, гордясь своим выездом ничуть не меньше, чем некогда роскошным экипажем, в котором разъезжал на Мельничной Плотине. Одежда его была теперь поношенной и небрежной, он отпустил на деревенский манер волосы и бороду и носил грубые сапоги. Простой деревенский дом его был обставлен самой простой мебелью, какая была в доме на Нанкин-сквер. Все необходимое, конечно, в нем имелось, но никакой роскоши, если не считать статуэток Молитвы и Веры. Освещался дом, конечно же, керосиновыми лампами и не имел парового отопления; то были единственные неудобства, на какие жаловался полковник, но он уверял, что как только компания начнет снова выплачивать дивиденды — а он явно гордился расходами, из-за которых это пока было невозможно, — он проведет в дом и паровое отопление и газ. О своем разорении он говорил открыто и доверительно, видимо, памятуя прежнее сочувствие к нему Сьюэлла, и вел себя с ним как с близким другом, а не со знакомым, которого и видел-то всего два-три раза. Рассказал он ему и о начале своих отношений с Роджерсом и вынес на суд Сьюэлла свои заключения о них.
