История полковника Джека - Дефо Даниэль (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗

С этим предложением коррехидор тотчас же согласился, заявив, что оно не противоречит королевскому указу, но подчеркнул при этом, что на борту шлюпа не должно быть европейских товаров. Я выразил желание придать этому условию несколько иной вид, указав, что запрещается выгружать европейские товары на берег. Целых два дня спорили они о том, следует ли указать, что европейских товаров не должно быть на судне или что их нельзя выгружать на берег. Однако мне удалось намекнуть, что я вовсе не собираюсь торговать здесь, но нельзя же мне запретить привезти сюда для некоего лица небольшой подарок в знак благодарности за оказанную мне милость. После того как я, весьма уместно, сделал этот намек, дело пошло на лад, и вскоре они сошлись на том, что после уплаты выкупа за меня и за судно я по справедливости должен иметь право вести торговлю с любой страной вне владений короля Испании, чтобы возместить понесенные мною потери; поэтому было бы жестоко принудить моих матросов вернуться на порожнем судне и проделать такой путь понапрасну, еще больше отягчив пережитые нами невзгоды, а понеже на землю владений его католического величества никакие товары выгружены не будут, что, собственно, они и должны были обеспечить, все остальное их не касается.

Теперь я начал прикидывать, как бы умнее повести себя дальше в этой злополучной истории, и смекнул, что деньги помогут мне не только выпутаться из нее, но и придать ей совсем иной оборот. Посему я отправил в путь свой шлюп под испанским флагом, дав ему название «Нуэстра Сеньора де ля Валь-де-Грас» и назначив капитаном сеньора Хиральдо де Несма, одного из двух ранее упомянутых испанцев.

Я отослал с судном письма жене и моему главному управляющему, в которых дал указания, какой груз следует отправить сюда: я велел погрузить на шлюп двести бочек муки и пятьдесят бочек гороха, а также, чтобы претворить в жизнь другие мои намерения, я распорядился уложить сто тюков всякого рода европейских товаров, причем не только из тех, что хранятся у меня в кладовых, но и из запасов других хозяев, которые, как мне было известно, полностью нам доверяют.

Я приказал упаковать в эти тюки все самые роскошные и ценные английские ткани, которые есть в наличии или могут быть приобретены, будь то полотно, шерсть или шелк; более грубую материю, из тех, что в Виргинии идет на одежду слугам и невольникам, я велел оставить на месте. Не прошло и семи недель, как шлюп вернулся; в ожидании его я каждый день исправно выходил на отмель и первым заметил судно еще далеко в море, узнав его по парусам, а затем уже более явственно — по поднятым сигналам.

Шлюп с развевающимся на корме испанским флагом подошел ближе и, выполняя приказ, стал на рейде и бросил якорь. Я же, заметив его еще за несколько часов до этого, сразу пошел к коменданту, сообщил ему, что судно приближается, и выразил надежду, что его превосходительство, как я его именовал, окажет мне честь лично подняться на борт судна, чтобы убедиться, как точно выполняются его приказания. Однако он отклонил мою просьбу, сославшись на то, что не имеет права покинуть остров, ибо он тогда нарушил бы долг службы и лишился бы ее, а стать вновь комендантом крепости можно лишь по особому распоряжению короля.

Тогда я попросил разрешить мне взойти на корабль, на это он согласился, и я доставил на берег золото на всю ту сумму, которую обязался уплатить как выкуп за моих матросов, меня самого и за судно; а поскольку мне было дозволено сойти на берег в другом месте, комендант направил туда своего сына с шестью солдатами, чтобы встретить и сопроводить меня с деньгами в крепость, которой он командовал и где жил. Деньги я увязал в тюки так, чтобы они походили на тяжелые узлы с серебряными монетами, и поручил нести их двум матросам с моего шлюпа, приказав согнуться под этим грузом для того, чтобы скрыть, что они легче, чем кажутся, ведь часть монет я заменил тремя свертками товаров, которые я намеревался подарить коменданту.

Когда деньги внесли в дом и положили на стол, комендант велел всем удалиться, а я дал каждому солдату по пиастру на выпивку, за что они были мне весьма благодарны, да и комендант, видимо, тоже был этим доволен. Затем я учтиво спросил его, угодно ли ему получить деньги, но он сказал, что нет, он возьмет их только в присутствии коррехидора и других чиновных лиц; тогда я попросил у его превосходительства, как я его именовал, разрешения развязать свертки с вещами, чтобы удостоиться чести отблагодарить его, в меру моих возможностей, за оказанные мне благодеяния.

Нет, сказал он, сюда нельзя привозить ничего, кроме денег, но если я привез что-нибудь для личного пользования, то он не станет любопытствовать и я могу поступать, как пожелаю.

Тогда я сам пошел в комнату, где лежали тюки, заперся там, вынул все вещи и разложил их покрасивее. В тюках было пять небольших свертков, в которых находилось следующее:

1, 2. 20 ярдов отличного английского тонкого сукна, из коих 5 ярдов черного и 5 ярдов малинового были в одном свертке, а остальное — красивой пестрой расцветки — во втором.

3. 30 элей тонкого голландского полотна.

4. 18 ярдов прекрасного английского парчового шелка.

5. Штука черного колчестерского сукна.

Я положил все отрезы в ряд, и, несмотря на его притворные возражения и отказы, мне удалось втолковать коменданту, что это привезено ему в подарок. Он много раз обежал комнату, поглядывая на вещи, и наконец согласился принять подношение, в знак чего швырнул на них свою шляпу, которую до того держал под мышкой, и чопорно мне поклонился. Когда все это кончилось, он пожелал остаться один, а я вышел в соседнюю комнату и ждал там, пока он меня не позовет. Вернувшись, я убедился, что он все подробно рассмотрел, после чего он тут же велел унести вещи.

Теперь это был совсем другой человек: он благодарил меня за подарок, заявил, что такой удар был бы впору вице-королю Мексики, а не простому коменданту крепости, что его услуги не стоят подобной награды и что он постарается до моего отъезда оказать мне содействие еще в чем-нибудь.

Когда мы обменялись любезностями, я попросил послать за коррехидором, и как только он пришел, я в его присутствии уплатил причитающийся по договору выкуп за судно и экипаж.

Но тут коррехидор заявил, что мои интересы он намерен блюсти не менее строго, чем свои, и принимает эти деньги не как выкуп за пленников, а как залог, равный той сумме, которую нам придется заплатить, если будет утверждено решение считать нас пленными.

А затем комендант и коррехидор сообща послали (во всяком случае, так нам было сказано) доклад об этом деле вице-королю Мексики, а мне потихоньку посоветовали задержаться до возвращения «Авизо» — судна, направляющегося через залив в Веракрус [160] с нарочным к вице-королю; при этом они сообщили мне, что обычно такое плавание продолжается два месяца.

Мне это предложение пришлось по душе, так как мне дали понять, что я, вероятно, получу возможность лично отправиться на своем шлюпе в Веракрус, где смогу тайно сбыть товары, лежащие у меня в трюме. Но все получилось гораздо проще: примерно через два дня после того, как я внес залог, что описано выше, на борту моего судна появился сын коменданта, которому я неоднократно говорил, что буду рад его здесь видеть, и три знатных испанских купца, из коих двое не были тамошними жителями.

Они провели у меня время с приятностью и в веселии, и я сумел их так ублаготворить, что вечером они были не в силах добраться до берега и с удовольствием улеглись на коврах, которые я велел для них расстелить; а чтобы сын коменданта убедился, что и с ним хорошо обошлись, я принес ему для сна прекрасный халат и малиновый бархатный колпак, а утром предложил ему взять их себе, к чему он отнесся весьма благосклонно.

В разгар этой пирушки один из купцов, который не был так сильно одурманен вином, как молодые господа, и соображал, зачем пришел сюда, улучил удобный момент и вступил в беседу с капитаном шлюпа, чтобы разузнать, какие товары есть у нас на судне. Капитан быстро смекнул, в чем дело, и доложил мне о разговоре, а я дал ему указания, что говорить и как поступать дальше. Он выполнил мои распоряжения, и они, не теряя времени, сошлись на пяти тысячах пиастров и сами на свой страх и риск выгрузили кладь.