Знахарь - Доленга-Мостович Тадеуш (книги без регистрации .txt) 📗
Руки Баньковского коснулись мокрых слипшихся волос. Он понюхал пальцы и спросил:
– Вас били? Что?
– Не знаю…
Хозяин колебался.
– Так или иначе, не сдыхать же вам на свалке. Тьфу!.. Слушайте, у меня вожжи. Вам нужно только встать, а там как-нибудь подтянетесь.
К лежавшему на земле профессору, видимо, постепенно возвращались силы. Он поднялся один раз, второй, но снова падал, хотя Баньковский поддерживал его, как мог.
– Ничего не выйдет, нужно идти за помощью. Наверное, уже подъехали люди.
Он выбрался из ямы и, спустя несколько минут, вернулся с двумя мужиками, объясняя им. что какие-то варшавские бандиты убили здесь Петровского из Бучиньца. Без слов мужики взялись за работу и, вытащив раненого из ямы, уложили его на телегу старика. Спасенный почувствовал себя лучше. Он самостоятельно сел и стал жаловаться на холод.
– Оставили на нем только штаны, сволочи. – выругался один из хозяев.
– Нужно бы его в комиссариат, – заметил другой.
Баньковский пожал плечами.
– Это не мое дело. Я подвезу его до Бучиньца, это по дороге, а там его сыновья пусть делают, что хотят. В отделение или куда – их дело.
– Ну да, – согласились мужики, – их дело.
Старик подсунул под голову лежавшему мешок с сеном, сам сел на голые доски и дернул вожжи. Когда выехали на шоссе, он устроился поудобней и задремал. Лошадь сама хорошо знала дорогу.
Проснулся он, когда уже было светло. Протер глаза и осмотрелся. За спиной на телеге, прикрытый попоной, лежал какой-то незнакомый человек: крупное одутловатое лицо, черные волосы, склеившиеся на затылке от запекшейся крови. Баньковский поклялся бы, что никогда не видел этого человека, а на Петровского из Бучиньца он совсем не был похож, разве только ростом и сложением, потому что тот тоже был могучим мужиком. Из-под короткой дырявой попоны выглядывала тонкая разорванная рубашка, испачканные грязью брюки и башмаки городского жителя.
– О, дьявол! – воскликнул он и задумался, что же ему делать в сложившейся ситуации.
Баньковский прикидывал, взвешивал и, наконец, наклонившись, потряс за плечо своего пассажира:
– Эй, пан, проснись! Нелегкая тебя принесла! Проснись! Сам себе беду из-за него найду… Проснись!
Пассажир едва открыл глаза и приподнялся на локте.
– Кто ты такой?.. – злобно спросил мужик.
– Где я, что это? – ответил пассажир вопросом на вопрос.
– А на моем возу. Что, не видишь?
– Вижу, – кивнул человек и с трудом сел, подтягивая ноги.
– Ну?
– А как я тут оказался?
Баньковский отвернулся и сплюнул. Нужно было подумать.
– А я знаю? – пожал плечами. – Я спал, а ты, наверное, влез на телегу. Ты из Варшавы, что?
– Откуда?
– Я и спрашиваю, пан из Варшавы?.. Если так, то тебе нечего ехать со мной в Вульку или Бучинец. Я же еду домой, а вам не в Вульку. Мне уже за той мельницей поворачивать надо… Сойдете или как? До городской черты отсюда десять километров.
– До чего? – спросил человек, а в его глазах было изумление, замешательство.
– Я говорю, до городской черты. Вы из Варшавы?
Человек потер лоб, посмотрел вокруг широко открытыми глазами и сказал:
– Не знаю.
Баньковского взорвало. Теперь он понял, что имеет дело с проходимцем. Осторожно дотронулся до груди, где был спрятан мешочек с деньгами и оглянулся. На расстоянии в полкилометра от них тащились три телеги.
– Что ты дураком прикидываешься, – проворчал старик, – не знаешь, откуда ты?
– Не знаю, – повторил человек.
– Ты свихнулся, что ли? А того, кто тебе голову разбил, наверное, тоже не знаешь?
Тот потрогал свою голову и подтвердил:
– Не знаю.
– Ну, так слезай с телеги! – крикнул окончательно выведенный из себя старик. – А ну, пошел! Слазь!
Он натянул вожжи, и лошадь остановилась. Незнакомец послушно сполз па шоссе. Сполз и стал, оглядываясь во все стороны отсутствующим взглядом. Баньковский, видя, что незнакомец не имеет никаких злых намерений, решил обратиться к его совести:
– Я с тобой по-людски, по-христиански, а ты со мной, как с собакой. Тьфу, городская падаль! Я его спрашиваю, из Варшавы ли он, так и то говорит, что не знает. Ты, может, не знаешь тоже, что тебя мать родила?.. Может, не знаешь, кто ты и как тебя зовут?.. Незнакомец смотрел широко открытыми глазами.
– Как… зовут?.. Как?.. Нннет… не знаю…
– И мускулы его лица сжались, как бы от страха.
Тьфу! – сплюнул Баньковский и решительно стегнул кнутом коня.
Телега двинулась вперед. Отъехав несколько метров, хозяин оглянулся: незнакомец шел за ним по обочине.
– Тьфу! – плюнул старик и принялся нахлестывать клячу, пока та не пошла рысью.
ГЛАВА II
Исчезновение профессора Рафала Вильчура всколыхнуло весь город. Прежде всего, в этом происшествии чувствовалась какая-то тайна. Все те, кто на протяжении многих лет встречался с профессором и хорошо его знал, были убеждены, что о его самоубийстве не может быть и речи. Вильчур отличался жизнестойкостью, любил свою работу, семью, любил жизнь. Его материальное положение было великолепным, известность продолжала расти. В медицине его считали знаменитостью.
Убийство тоже, казалось, не имело оснований по той простой причине, что у профессора не было врагов. Единственным допустимым мотивом нападения на него могло быть ограбление. Но и здесь возникали сомнения. Без труда подтвердилось, что в тот роковой день у профессора с собой было не многим более тысячи злотых; а вообще все знали, что он пользовался простыми часами с черным циферблатом и не носил даже обручальное кольцо. Поэтому предположение о запланированном нападении с целью ограбления и убийство, как результат такого нападения, выглядели неубедительно. В случае катастрофы или несчастного случая тело было бы быстро найдено.
Оставалась еще одна версия: потеря памяти. Так как в прошлом году полиции удалось найти пять человек, пропавших в результате внезапной потери памяти, в прессе многочисленными корреспондентами выдвигалось и такое предположение.
Однако, если газеты лишь вскользь касались причин загадочного исчезновения профессора Вильчура, то в частных беседах эта тема широко обсуждалась и назывались совершенно другие обстоятельства.
Виллу профессора напрасно штурмовали репортеры. Они без труда узнали, что жены профессора и его семилетней дочурки нет в Варшаве, а слуги молчали, будто набрав в рот воды. Более назойливых журналистов отсылали к родственнику пропавшего профессора, председателю кассационного суда, Зигмунту Вильчуру. Тот с невозмутимым спокойствием повторял:
– Мой брат всегда был очень счастлив со своей женой. В глазах близких и друзей они были образцовой парой. Поэтому, по меньшей мере, нелепо связывать гибель профессора, чем я лично глубоко потрясен, с семейными взаимоотношениями.
– А вы не могли бы нам сказать, где в настоящее время находится пани Беата Вильчур? – спрашивали журналисты.
– Конечно, могу. Готов повторить вам то, что слышал из уст моего брата именно в тот день, когда в последний раз он вышел из дому.
Председатель рассказал им. что профессор отправил жену с ребенком за границу.
– А цель их выезда?
Председатель, усмехнувшись, сделал неопределенный жест рукой:
– Должен признаться, что об этом не спросил. Если не ошибаюсь, речь шла о лечении. Как мне помнится, жена брата не лучшим образом переносила нашу золотую осень. Она довольно часто выезжала отдохнуть за границу.
– Однако такой внезапный отъезд в тот день или за несколько дней перед банкетом, на который были уже разосланы приглашения…
– Господа, по-разному вершатся дела людские. Кроме того, мы не были в таких близких отношениях, чтобы они сообщали мне обо всех своих передвижениях. Однако я буду вам весьма признателен, если вы не станете раздувать это происшествие до размеров нездоровой сенсации. Мне хотелось бы надеяться, что пресса воздержится от каких бы то ни было намеков, касающихся личной жизни моего брата. Я очень на это рассчитываю. В ответ поделюсь с вами своим собственным мнением о случившемся. Не исключено, что профессор собирался выехать вместе с супругой. Его задержала в Варшаве важная операция, о которой столько писала пресса. После ее успешного завершения мой брат мог уехать вслед за женой.
