У дороги - Банг Герман (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
При виде этих последних огоньков, которые еще больше подчеркивали угрюмость мертвого дерева, обеих вдруг охватила тихая грусть.
И вдруг фрекен Иенсен начала рассказывать. Вначале Катинка почти не вслушивалась в ее слова: она думала о своем — о братьях и сестрах и еще — о Хусе.
Катинка сама не знала, почему весь вечер думала о Хусе. Ее мысли то и дело возвращались к нему.
То и дело…
Она кивала фрекен Иенсен, делая вид, будто слушает.
А фрекен Иенсен вспоминала о своей юности и вдруг ни с того ни с сего стала рассказывать историю своей любви. Она дошла уже до середины рассказа, и только тогда Катинка вдруг поняла, о чем речь, и удивилась, с чего вдруг фрекен Иенсен вздумалось поведать об этом именно сегодня, именно ей, Катинке…
Это была самая обыкновенная история безответной любви. Она думала, что любят ее, а оказалось — ее подругу.
Фрекен Иенсен говорила тихим, ровным голосом, она вынула носовой платок и изредка всхлипывала и отирала Щеку.
Катинка мало-помалу растрогалась. Она попыталась представить, как выглядела в молодости эта маленькая морщинистая старушка. Наверное, у нее было миловидное лицо.
И вот она сидит здесь одинокая и всеми покинутая.
У Катинки сжалось сердце, она взяла обе руки фрекен Иенсен в свои и ласково похлопала их.
От этой ласки старуха заплакала еще громче. Катинка продолжала похлопывать ее руки.
Догорели последние свечи, елка погрузилась во тьму.
— И вот доживаешь свой век одна-одинешенька, — сказала фрекен Иенсен, — и каких только козней тебе не строят на каждом шагу.
И фрекен Иенсен снова оседлала своего конька — завела речь о пасторе и его «словах».
Катинка выпустила руки фрекен Иенсен. У погасшей елки ей стало вдруг холодно и неуютно.
Бай распахнул дверь из освещенной конторы. Прискакал верхом посыльный с пакетом от Хуса.
— Мария, зажги свет! — воскликнула Катинка и побежала в контору с пакетом в руках.
Это была нарядная шаль из крученого шелка с вплетенными в нее золотыми нитями, — огромная шаль, которую можно было свернуть в крошечный комочек.
Катинка стояла с шалью в руках. Она так обрадовалась подарку. У нее была точно такая же шаль, но две недели назад она по неосторожности ее пролегла…
— Но эта гораздо лучше…
И Катинка все стояла с шалью в руках.
Поспав после обеда, Бай снова пришел в хорошее настроение, и теперь, за чаем, все выпили по рюмочке настоящего рома.
Малыш-Бентсен впал в такое блаженное состояние, что помчался наверх в свою каморку и принес стихи собственного сочинения, которые записывал на клочках бумаги — на обороте старых тарифов и счетов.
Он стал читать их вслух, а Бай хохотал и хлопал себя по животу. Катинка улыбалась, кутаясь в шаль, подаренную Хусом.
Под конец фрекен Иенсен заиграла тирольский вальс, и Бентсен не без некоторой робости юркнул на кухню и закружил Марию — да так, что она только взвизгивала.
Фрекен Иенсен собралась уходить, и все стали будить Бель-Ами. Мопса никакими силами было не поднять с подстилки. Когда фрекен Иенсен отвернулась, Бай наступил мопсу на обрубок хвоста.
Бентсен предложил проводить фрекен Иенсен. Но старуха, как огня боявшаяся темноты, отказалась наотрез и пожелала идти одна.
Фрекен Иенсен не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она несет мопса на руках.
Все проводили ее до калитки и, стоя у изгороди, несколько раз прокричали ей вслед: «Счастливого Рождества!».
Бель-Ами стоял, поскуливая, посреди заснеженной дороги и не трогался с места.
Убедившись, что все вернулись в дом, фрекен Иенсен наклонилась и взяла мопса под мышку.
Фрекен Иенсен шествовала в рождественскую ночь домой, закутанная, как эскимоска.
Катинка распахнула окна в гостиной, — в комнату ворвался холодный воздух.
— Вот ведь старое чучело, — сказал Бай. Он был исполнен человеколюбивого самодовольства оттого, что фрекен Иенсен провела этот вечер у них в доме.
— Бедняжка, — сказала Катинка. Она стояла у окна и глядела вдаль на белые поля.
— Ты что, забыла про свой кашель? — сказал Бай. Он закрыл дверь в спальню.
Бентсен шел по платформе, направляясь к себе в каморку.
— Она все-таки взяла мопса на руки, — сказал Бентсен. Он спрятался за изгородью, чтобы подстеречь эту минуту. — Счастливого Рождества, фру Бай…
— Счастливого рождества, Бентсен.
Двери хлопнули еще раз-другой, и все стихло. Только тихонько гудели телеграфные провода.
Перед тем как идти к обедне, Катинка вышла покормить голубей. Воздух был чист и прозрачен. Из-за леса доносился звон колоколов. Через заснеженные поля по расчищенным тропинкам в церковь гуськом тянулись крестьяне.
Они кучками толпились у церкви, ожидая начала службы, и поздравляли друг друга с праздником. Женщины подавали друг другу кончики пальцев и что-то говорили шепотком.
А потом снова стояли молча, покуда не подходила новая собеседница.
Супруги Бай немного запоздали — церковь была уже полным-полна. Катинка кивнула Хусу, стоявшему у самых дверей: «С праздником», — и прошла на свое место.
Она сидела рядом с дамами Абель, как раз позади семьи пастора.
«Птенчики» Абель утопали в кисее и замысловатых оборках.
По большим церковным праздникам во время обряда пожертвования фру Линде была начеку. На деньги от пожертвований да еще на выручку от продажи молочных телят она «одевала» себя и дочь.
Но фрекен Линде никогда не ходила в церковь в дни «пляски вокруг носового платка».
Зазвучали старинные рождественские псалмы, — понемногу все стали подтягивать, и стар и млад. Голоса торжественно и радостно отдавались под сводами. Зимнее солнце заглядывало в окна, освещая белые стены. Старый пастор говорил о пастухах в поле и о людях, чей Спаситель родился в этот день, — говорил простыми обыденными словами, и от этих слов на его паству нисходил какой-то бесхитростный покой.
Катинка все еще была под обаянием этого торжественного настроения, когда длинная вереница прихожан потянулась к алтарю с пожертвованиями. Мужчины шли, тяжело ступая по каменным плитам, и возвращались на свои места все с теми же застывшими лицами.
Женщины плыли к алтарю, краснея и смущаясь, и неотрывно глядели на носовой платок пастора, приготовленный для пожертвований.
Пасторша не спускала глаз с рук, тянувшихся к алтарю.
Фру Линде недаром тридцать пять лет была женой пастора, — бесчисленное множество раз присутствовала она на обрядах приношения. Она по рукам угадывала, кто сколько пожертвовал…
Те, кто жертвовал мало, и те, кто жертвовал больше, по-разному вынимали руки из кармана.
Фру Линде прикинула на глаз и решила, что нынешнее рождество принесет средний доход.
У выхода из церкви супруги Бай встретили Хуса. Все полной грудью вдыхали свежий воздух и наперебой поздравляли друг друга с рождеством.
Показался пастор с завязанным в узелок носовым платком — начались поклоны и приседания.
— Ну что ж, фрекен Иенсен, поздравим друг друга с Рождеством Христовым, — сказал старый пастор.
Катинка вышла за церковную ограду вместе с Хусом. Бай немного отстал, заговорившись с Кьером. Катинка и Хус пошли по дороге вдвоем.
Солнце искрилось на белоснежных полях; на усадебных флагштоках в прозрачном воздухе реяли национальные флаги.
Прихожане группами расходились по домам.
В ушах Катинки еще звучали рождественские псалмы, и все было окрашено какой-то праздничной радостью.
— Чудесное Рождество, — сказала она.
— Да, — ответил он, вложив в это «да» всю свою убежденность. — И как хорошо говорил пастор, — добавил он немного погодя.
— Да, — отозвалась Катинка, — очень хорошая проповедь. Они прошли еще несколько шагов.
— А ведь я еще не поблагодарила вас, — вдруг сказала Катинка. — За шаль…
— Не стоит благодарности.
— Очень даже стоит… я так обрадовалась. У меня была почти такая же, но я ее прожгла…
— Я знаю… Она была на вас в день моего приезда.