Ночной портье - Шоу Ирвин (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗

Эвелин только что встала с постели, я поцеловал ее, пожелав доброго утра. Против обыкновения она не была с утра в плохом настроении.

— Ты пахнешь морем, — шепнула она, прижавшись ко мне. Я ласково шлепнул ее, сказав, что сегодня очень занят, но позже позвоню ей.

По дороге в Истхэмптон я решил, что дам брату, если он попросит, самое большее еще десять тысяч. И ни цента больше.

Фабиан ходил взад и вперед по выставке, немного поправляя висевшие на стенах картины, хотя, на мой взгляд, они висели совершенно ровно. Девушка, которую мы наняли на лето, расставляла бокалы на длинном столе в конце сарая. На двух картинах Квина, взятых у меня из гостиной, Фабиан прикрепил таблички с указанием, что они проданы.

— Надо сломать лед, — объяснил он. — Картины никто не любит покупать первым. В каждом деле свои фигли-мигли, мой мальчик.

— Уж и не знаю, что бы я делал без вас.

— Послушайте, я еще кое о чем подумываю, — сказал он знакомым мне тоном, обозначавшим, что он уже что-то придумал.

— О чем же? — спросил я.

— Мы продешевили, — решительно заявил Фабиан. До этого два дня мы сидели и обсуждали цены на картины. И в конце концов решили за большие картины, написанные маслом, просить по полторы тысячи, а за каждую из тех, что поменьше, — от восьмисот до тысячи долларов.

— Мне кажется, что об этом мы уже достаточно говорили, — заметил я.

— Да, говорили. Но мы слишком скромны. Народ подумает, что мы сами не очень-то уверены в ценности этих картин.

— Что же вы предлагаете?

— Две тысячи за большие и от тысячи двухсот до полутора тысяч за те, что поменьше. Доверьтесь моему чутью, Дуглас, — важно произнес он, — и мы сделаем нашего молодого художника известным. Жаль, что он не смог приехать. Следовало бы его модно подстричь, побрить, приодеть, и он бы выглядел весьма привлекательно. Особенно при продаже картин любительницам живописи.

Я не стал возражать, но заявил, что буду прятаться в туалете, чтобы у меня не спрашивали цены.

— Больше дерзости, мой мальчик, — поучительно сказал Фабиан. — Надо прокладывать успех нашей выставке. Вчера я встретился в одной компании с художественным критиком из «Нью-Йорк Таймс». Он в конце недели приезжает на отдых неподалеку отсюда. Обещал заглянуть к нам сегодня.

Замыслы Фабиана будоражили меня, и я чувствовал себя все более взвинченным. О выставке Анжело Квина в Риме упомянула лишь одна незначительная итальянская газета. Выставку, правда, похвалили, но мимоходом, в двух строчках.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал я. — Потому что я в этом совершенный профан.

— Публику надо ошеломлять, — воскликнул Фабиан. — Посмотрите вокруг себя. Этот старый сарай теперь прямо-таки засверкал.

Все эти дни я так долго и пристально разглядывал развешанные на стенах картины, что они уже не производили на меня впечатления. Если б только было возможно, я бы спрятался в каком-нибудь укромном уголке на этом прославленном острове и просидел бы на берегу Атлантики, пока не кончилась эта кутерьма с выставкой.

Фабиан прошел в маленькую заднюю комнату, которую мы отделили перегородкой; устроив там контору, и принес оттуда бутылку шампанского. По его указанию в числе прочего был куплен и холодильник как необходимая часть обстановки галереи. «Он окупит себя в первую же неделю», — уверял Фабиан, когда холодильник привезли и поставили в конторе.

Я следил за тем, как привычно и уверенно открыл он шампанское и разлил в бокалы, не обойдя и нанятую нами девушку.

— За нашего художника и за нашу выставку, — провозгласил он, поднимая свой бокал.

Мы выпили. Я попытался представить себе количество шампанского, выпитого мной со времени встречи с Фабианом, и невольно покачал головой.

— Кстати, ведь чуть не забыл, Дуглас, — сказал он, снова наполняя свой бокал. — Еще одно из наших капиталовложений будет здесь сегодня.

— Какое капиталовложение? — Вчера в нашей теплой компании была выдающаяся гостья, — вспомнив об этом, Фабиан фыркнул от смеха. — Надеюсь, вы помните Присциллу Дин?

— О, только ее не хватало! — воскликнул я. Поток осуждений и бранных слов, обрушившийся на наш порнофильм, был в основном направлен по адресу исполнительницы главной роли. Однако это не помешало тому, что ее фотографии — голой и в весьма рискованных позах — появились в двух наиболее популярных журналах. Узнав Присциллу на улице, толпы людей следовали за ней. Ее освистала публика в телетеатре, когда она показалась на сцене, чтобы выступить по телевидению. Все это, конечно, значительно увеличило выручку от демонстрации фильма, но я сомневался, что ее появление на выставке поможет упрочить ценность картин нашего художника Анжело Квина.

— Уж не пригласили ли вы ее на сегодня? — недовольно спросил я.

— Разумеется, — холодно кивнул Фабиан. — С ее появлением о нашей выставке сообщат во всех газетах. Не огорчайтесь, милый друг. Я отвел ее в сторону и договорился, что наши связи с ней по-прежнему остаются в тайне. Она поклялась в этом жизнью своей матери. Дора, — обратился он к нанятой нами девушке, — вы поняли, что то, о чем мы сейчас говорили, нельзя ни в коем случае нигде разглашать.

— Да, конечно, мистер Фабиан, — озадаченно ответила девушка. — Но, откровенно говоря, я ничего не поняла. Кто такая Присцилла Дин?

— Падшая женщина, — сказал Фабиан. — И я рад за вас, что вы не знаете ни грязных фильмов, ни журналов.

Мы допили бутылку без каких-либо тостов.

Брат ожидал меня, когда с небольшим опозданием, вскоре после двенадцати, я вошел в ресторан. Он был не один, рядом с ним сидела очень хорошенькая молодая женщина с длинными рыжеватыми волосами. Генри поднялся из-за стола, и мы пожали друг другу руки. Он теперь не носил очков, его зубы были приведены в порядок, он загорел, хорошо выглядел, немного располнел. И даже покрасил волосы, так что мог сойти за мужчину лет тридцати.

— Познакомься с моей невестой, ее зовут Мадлен, — представил он сидевшую рядом женщину.

— Я очень хотела познакомиться с вами, — сказала Мадлен, когда я сел за стол. У нее был приятный грудной голос, большие серые глаза, отливавшие синевой. Она не походила на женщину, которая могла бы связать судьбу с никчемным человеком.

— Надо бы что-нибудь выпить, — предложил я.

— На нас не рассчитывай. Я не пью, — с некоторым вызовом, как бы побуждая меня на расспросы, отказался брат.

— И я никогда не пью, — сказала Мадлен.

— Что ж, тогда не будем, — согласился я.

— Будем ли мы вообще что-нибудь заказывать? Боюсь, у нас мало времени, — заметил брат.

— Не буду вам мешать, — сказала Мадлен, поднявшись из-за стола. — Обедайте без меня. Я знаю, что вам надо о многом переговорить. А я пойду пройдусь по этому милому городку.

— Смотри не заблудись, — напутствовал ее Генри.

— Постараюсь, — рассмеялась она.

Брат с напряженным лицом, не отрываясь, глядел ей вслед, когда она шла к выходу. У нее были стройные ножки, хорошая фигурка, легкая походка. И он даже затаил дыхание, словно забыл обо всем на свете.

— Дорогой праведник, что сие значит? — обратился я к брату.

— Ну как она, ничего?

— Очаровательна, — заверил я, и вовсе не из желания польстить ему или ей. — А теперь выкладывай все.

— Я получаю развод.

— Давно пора.

— Да, давно бы надо.

— Где же твои очки?

Генри рассмеялся.

— Ношу контактные линзы, — объяснил он. — Спасибо твоему другу Фабиану. Он убедил меня и направил к знакомому врачу. Когда увидишь его, передай ему мой горячий привет.

— Можешь сам лицезреть его здесь. Я только что расстался с ним.

— Мне нужно к четырем вернуться обратно в Нью-Йорк.

— Что ты делаешь в Нью-Йорке? — поинтересовался я, ибо не мог и представить себе, что брат уедет из своего Скрантона.

— Я теперь живу там, — ответил брат. — У Мадлен квартира, а наш бизнес сейчас в Оренжберге, в получасе езды от города.

Официант принес два стакана воды. Генри заказал коктейль с креветками и бифштекс. Про себя я отметил, что аппетит у него тоже улучшился.