Мантикора - Дэвис Робертсон (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
– Вот здесь-то и начинается самое трудное, поэтому не отставайте дальше, чем на вытянутую руку и не теряйте присутствия духа.
Потом Лизл повернула за голову скального пласта, казавшуюся частью однородной стены пещеры, и протиснулась в отверстие на высоте фута четыре от пола.
Я был встревожен, но, поскольку сыграть отбой мне не хватило духу, последовал за ней. По узкому выщербленному лазу двигаться можно было только на четвереньках, свет фонаря то и дело исчезал из виду, когда Лизл его загораживала. А потом, ярдов через десять-пятнадцать, мы начали спуск, который показался мне просто ужасным.
За все это время Лизл не произнесла ни слова, ни разу не окликнула меня. Туннель сделался еще уже, вот она поползла не на четвереньках, а на брюхе, и мне оставалось только последовать ее примеру. Никогда в жизни я не был так испуган, но мог только продолжать движение, потому что понятия не имел, как выбраться оттуда. Заговорить с Лизл я тоже не отваживался – ее молчание заставляло помалкивать и меня. Хоть бы она сказала что-нибудь, я тогда отвечу, думал я, но слышал только шорох ее одежды по камню да время от времени ее ботинки ударяли меня по голове. Я слышал о людях, развлекающихся лазанием по пещерам, и читал о том, как кто-нибудь из них застревал и умирал от удушья. Меня охватил ужас, но я продолжал продираться вперед. На животе я не ползал с детских лет, и мои локти и шея мучительно зудели, а грудь, пах и колени при каждом рывке неприятнейшим образом терлись о каменный пол. Лизл экипировала меня зимней одеждой, которую позаимствовала у одного из работников в Зоргенфрее, и хотя материя была плотная, при такой манере перемещения от царапин она плохо защищала.
Я понятия не имел, как глубоко мы заползли. Позднее Лизл, которая проделывала это путешествие несколько раз, сказала, что лаз тянется примерно на четверть мили, но мне показалось, что мы одолели и все десять. Наконец, я услышал ее слова: «Ну, вот мы и на месте», – и когда я выбрался из лаза и встал (очень осторожно, потому что по какой-то причине она не включила электрический фонарик и тьма была хоть глаз выколи, а я даже не представлял, какой высоты здесь своды), чиркнула спичка, а вскоре появился огонь поярче – от факела, который она зажгла.
– Это сосновый факел. Думаю, самый подходящий свет для такого места. Электричество здесь – богохульство. Первый раз, когда я пришла сюда – года три назад, – здесь у входа лежали остатки сосновых факелов, так что, вероятно, именно ими это место и освещали.
– Кто освещал?
– Пещерные люди. Наши предки. Вот. Подержите-ка этот факел, пока я зажгу другой. Факелы разгораются не сразу – им нужно какое-то время. Стойте где стоите, пусть пространство откроется постепенно.
Я подумал, что речь о пресловутых наскальных росписях – говорят, очень красивых, – и поинтересовался, так ли это, но она ответила лишь: «Эти еще старше», – и осталась на своем месте, держа факел в высоко поднятой руке.
Медленно, в мерцающем свете, стала проявляться пещера. По размерам она была как небольшая часовня. Человек, пожалуй, на пятьдесят. С высокими сводами – свет наших факелов не доставал до них. Несмотря на сильный холод, льда на стенах не было. А мерцали в свете факелов, должно быть, кварцевые вкрапления. Такой Лизл я еще не видел. Все ее чудачества, иронию как рукой сняло, а в широко раскрытых глазах читалось благоговение.
– Я нашла ее года три назад. Наружная пещера довольно знаменита, но никто не обратил внимания на вход в эту. Когда я ее обнаружила, то наверняка была первым человеком, который вошел сюда за… Как вы думаете, Дейви, за сколько лет?
– Даже и представить не могу. А вы как определяете?
– По тому, что здесь есть. Вы что, еще не заметили?
– Пещера как пещера. И здесь чертовски холодно. Думаете, кто-то ею зачем-нибудь пользовался?
– Все те же предки. Вот, смотрите.
Она подвела меня к дальней от входа стене, и мы оказались возле небольшой выгородки. В стене пещеры за неровно наваленными камнями располагались семь ниш, в каждой из которых были видны какие-то кости. Старые, темные, коричневатые кости, – постепенно, когда глаза привыкли, мне стало ясно, что это черепа животных.
– Это медведи. Предки почитали медведей. Посмотрите, вот здесь кости просунуты в глазницы. А здесь кости ног аккуратно сложены под подбородком черепа.
– Вы что, думаете, здесь жили медведи?
– Никакой пещерный медведь не смог бы пробраться по этому лазу. Нет, люди принесли сюда эти кости и шкуры и устроили тут святилище. Вероятно, кто-то надевал на себя медвежью шкуру и разыгрывалось ритуальное убийство.
– Это, значит, их культура? Они изображали здесь медведей?
– Дерзкий невежда!.. Да, это была их культура.
– Ну вот, чуть что – и сразу огрызаться. Не могу же я делать вид, будто для меня эти кости имеют какой-то смысл.
– Вы слишком мало знаете, вот почему это для вас не имеет никакого смысла. Что хуже – вы слишком мало чувствуете, вот еще почему это для вас ничего не значит.
– Опять, что ли, двадцать пять – в чреве этой горы? Лизл, я хочу выбраться отсюда. Мне страшно, если хотите. Послушайте, мне жаль, что я не смог должным образом оценить вашу находку. Не сомневаюсь, она много значит для археологов, или этнологов, или еще кого-нибудь. Люди, которые здесь обитали, поклонялись медведям. Отлично. А теперь давайте пойдем отсюда.
– Не только здесь. Почти по всему миру. Таких пещер много в Европе и в Азии. Несколько было найдено даже в Америке. Как далеко Гудзонов залив от места, где вы живете?
– Около тысячи миль.
– Они и там поклонялись медведям между ледниковыми периодами.
– Это имеет какое-нибудь значение теперь?
– Да, думаю, имеет. Чему мы поклоняемся сегодня?
– По-вашему, для этого разговора удачное время и место?
– Куда уж удачней! У нас с этими людьми одни и те же великие тайны. Мы стоим на том месте, где человек когда-то примирился с реальностями смерти, смертности и преемственности. Когда это, по-вашему, было?
– Понятия не имею.
– Уж никак не меньше семидесяти пяти тысяч лет назад, а возможно, и раньше, гораздо раньше. Они стали поклоняться медведю – и их самочувствие, самоощущение значительно улучшились. По сравнению с такими датами Сикстинская капелла – это все равно что вчера. Но назначение обоих мест одинаково. Люди приносили жертвы и вкушали от самого благородного, что могли себе представить, рассчитывая таким образом стать сопричастными его добродетелям.
– Да-да. Я читал в юности «Золотую ветвь». [114]
– Да-да, и ничего не поняли, потому что приняли ее рационализм, вместо того чтобы усвоить факты. Неужели вы не чувствуете здесь величия, неукротимости, духовного благородства человека? Человек – это благородное животное, Дейви. Не доброе животное, а благородное.
– Вы видите разницу между ними?
– Так точно, господин адвокат!
– Лизл, давайте не будем ссориться. Не здесь. Давайте выйдем отсюда и наспоримся сколько вам угодно. Если вы хотите отделить нравственность (некий свод общепринятых норм) от наших самых высоких принципов, могу обещать вам долгую и плодотворную дискуссию. Ведь я, как вы говорите, адвокат. Но бога ради, давайте вернемся на свет.
– Бога ради? Разве Бога находят не в темноте? Ну что ж, великий приверженец света и закона, идемте.
Но тут, к моему удивлению, Лизл пала ниц перед этими медвежьими черепами, и минуты три я стоял, преодолевая чувство неловкости, которое мы всегда испытываем, когда кто-то рядом с нами молится, а мы – нет. Но как и о чем она могла молиться? Это хуже, гораздо хуже, чем Комедийная труппа души, о которой говорила доктор Иоганна. С какими непостижимыми людьми свело меня мое швейцарское путешествие!
Встав, она ухмыльнулась, а обаяние, которое я привык видеть на ее страшном лице, исчезло.
– Назад к свету, мое дитя света. Вы должны возродиться для солнца, которое так любите, поэтому не будем терять время. Оставьте ваш факел здесь, и в путь.
114
«Золотая ветвь» (1922) – самая известная из книг, принадлежащих перу сэра Джеймса Джорджа Фрейзера (1854—1941), британского антрополога и фольклориста.