Критикон - Грасиан Бальтасар (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

– Ого, вот этот все заграбастает, – говорили вокруг, – у него же сто лап.

Поднял великан руку – ну прямо мачта! Куча благ Фортуны заколебалась, немало из нее он хватанул, что мог выдернул, зацепил даже корону, но завладеть ею не сумел и, разъярясь, принялся бранить и проклинать Фортуну. Прочие подбирались к столу то с одного, то с другого бока, лезли напролом, хватали – но тщетно.

– Нет ли здесь мудреца? – крикнула Фортуна. – Пусть попробует свои силы хоть один разумный.

Тотчас вышел вперед человечек невысокого роста – долговязые редко бывают умны. Все, на него глядя, расхохотались:

– Неужто карлику удастся то, что великаны не осилили?

А он с небрежным видом, не торопясь и не суетясь, не убиваясь и не убивая, ухватился за край скатерти и потянул ее к себе вместе со всеми благами Фортуны. Народ вокруг зашумел в восторге, а Фортуна молвила:

– А вот сейчас увидите торжество мудрости.

Завладев всеми благами, став их хозяином, мудрец, пробуя и взвешивая каждое, не взял ни корону, ни тиару, ни кардинальскую шапку, ни митру, но выбрал золотую середину, в ней одной полагая блаженство. Глядя на это, подошел к нему солдат и попросил дать из кучи какой-нибудь жезл. Придворный попросил должность. Мудрец спросил, желает ли он быть камергером.

– Камеры не хочу, – отвечал тот. – Лучше к столу.

Но должного стола не нашлось, стол был липовый. Предложили ему место командира лейб-гвардии, он тоже отказался – это, мол, длялюбителей щелчки получать, шуму много, толку мало.

– Ну, возьмите тогда ключ почетного камергера.

– Хорош почет, с голодухи зубами щелкать! Не трудитесь искать мне должность во дворце, не хочу слугою быть, а найдите губернаторство в Индиях, и чем дальше, тем лучше.

Студенту мудрец дал бенефиций. Критило и Андренио получили Зеркало Прозрения. Но тут поднялся страшный шум: Время – костылем своим, Смерть – косою, Забвенье – лопатою, Изменчивость – затрещинами, Немилость – пинками, Месть – кулаками стали разгонять толпу. Кубарем покатились искатели счастья, кто куда – падать приходилось лишь с одной да скользкой ступеньки, а дальше лети стремглав.

О том, как вышли целыми из этого побоища двое наших странников по жизни (когда бежишь, думай о том, как остановишься; когда везет, – о том, где слезешь), поведает начало следующего кризиса.

Кризис VII. Обитель Гипокринды

От всего сотворенного получил человек свою долю. Даны были ему всяческие совершенства, да только взаймы; осыпали его благами, да лишь на время; небо наделило душой, земля – телом, огонь – жаром, вода – туморами, воздух – дыханием, звезды – глазами, солнце – лицом, Фортуна – имуществом, слава – почестями, время – возрастами, мир – домом, друзья – обществом, родители – натурой, учители – знаниями. Он же, видя, что все эти блага суть имущество движимое, а не недвижимое, что все дано в долг и на время, вопросил:

– Но что же будет принадлежать мне? Ежели все дано взаймы, у меня-то что останется?

Ему ответили – добродетель. Лишь она – настоящая собственность человека, ее-то никто у него не может востребовать. Все прочее без нее – ничто, она же – все; прочие блага – мнимые, одна она – подлинная. Она – душа души, жизнь жизни, краса всех достоинств, венец совершенств, совершенство всего сущего; она – средоточие блаженства, престол чести, радость жизни, довольство совести, дыхание души, пир душевных сил, источник счастья, ключ веселья. Она редко встречается, ибо трудно достижима, но где ее ни встретишь – всюду прекрасна, а потому так ценится. Всем хочется иметь видимость ее, немногие вправду добиваются ее. Даже пороки, скрывая свое уродство, прикрываются ее красивым плащом; отпетым злодеям хотелось бы слыть добродетельными. Все желают видеть ее у других, никто не хочет для себя. Человек требует, чтобы друг хранил ему верность, не осуждал его, не лгал ему, не обманывал, всегда был искренен, не обижал, не оскорблял, сам же поступает наоборот. Хотя добродетель так прекрасна, благородна и приятна, против нее сговорился весь мир; истинной добродетели уже и следа не увидишь, только ее видимость; думаешь, вот она наконец, ан это лишь ее тень, сиречь Лицемерие. Потому-то человек честный, справедливый, добродетельный блистает, подобно фениксу, чья слава в том, что он – единственный.

Это рассказывала Критило и Андренио любезная девица, служанка Фортуны из самых приближенных. Когда попали они в гущу побоища и едва не сверглись вниз, она, пожалев их, схватила обоих за волосы и удержала на волосок от гибели; потом, кликнув Случай, велела ему опустить подъемный мост, чрез который и переправила их на другую вершину – от Фортуны к Добродетели – и тем спасла от рокового падения.

– Теперь вы в безопасности. – молвила она. – Такое счастье – удел немногих; сами видели – тысяча падала подле вас, и десять тысяч – одесную вас [425]. Ступайте по этому пути, не сворачивая ни вправо, ни влево, хоть бы убеждал вас ангел; путь сей приведет вас ко дворцу прекрасной Виртелии, великой королевы блаженства. Скоро вы его увидите, он высится на зубцах вон той горной гряды. Будьте стойки при подъеме, как он ни крут; венец достается храбрым; пусть восхождение дается с трудом, не унывайте, думайте всечасно о награде в конце его.

Любезно протянув им обе руки, она простилась и вернулась обратно – в тот же миг подъемный мост убрали.

– О, какие мы глупцы, что не спросили, кто она! – сказал Критило – Неужто так и не узнаем имени нашей благодетельницы!

– Еще есть время, – сказал Андренио, – пока не потеряли ее из виду, можем окликнуть.

Стали они звать ее, обернула она к ним небесный свой лик и глянула парой солнц на сем небосклоне, расточая благотворные лучи.

– Прости, госпожа, нашу рассеянность, но не невежество, – сказал Критило, – от души желаем тебе особых милостей от твоей владычицы, а также хотим узнать, кто ты.

Она, улыбаясь, сказала:

– Лучше вам этого не знать, только огорчитесь.

От этих слов еще пуще разгорелось их любопытство, и она, наконец, сказала:

– Я – старшая дочь Фортуны, та, которой все домогаются, ищут, желают, жаждут, я – Удача.

И вмиг скрылась.

– Я мог бы поклясться, – со вздохом сказал Критило, – что едва тебя узнаю, ты исчезнешь. Ну, кому еще так не везет со счастьем! А впрочем, это всякий день случается – и со многими. Сколько людей, держа счастье в руках, не узнали его, а потом по нем тосковали. Один просаживает в карты по пятьдесят, по сто тысяч дукатов, а потом трясется над реалом; другой не ценит данную небом верную и разумную супругу, а женившись вторично, вздыхает по покойнице, чтит ее память; этот по своей вине теряет должность, сон, покой, довольство, семью, а потом как милостыни просит жалких крох.

– Поистине, с нами произошло, – сказал Андренио, – как с влюбленным, который, не ценя достоинств своей дамы, пренебрегает ею, а потеряв, теряет и разум.

– Да, многие упустили время, случай, блаженство, благосостояние, любовь, королевство, и потом горько плакали; так рыдал наваррский король [426], переходя Пиренеи, и Родриго [427], утопая в реке своих слез. Но несчастнее всех тот, кто теряет Небо!

Так сокрушаясь, продолжали они свой путь, когда им попался навстречу человек почтенного облика с весьма внушительной бородой, иссохшим лицом и увядшими чертами – глаза ввалились, краски поблекли, щеки запали, рот опустел, нос навострился; веселье у него под запретом, тонкая шея качается, чело нахмурено; одежда в благочестивых заплатах, на поясе висят бичи, причиняющие больше боли глазам на них глядящего, чем спине их носящего, башмаки с двойной от заплат подошвой, уродливые, зато удобные, – словом, человек этот казался истым отшельником. Приветствовал он их, взирая на небо, – дабы покрепче утвердиться на земле, – и спросил, куда держат путь.