Легенда об Уленшпигеле - де Костер Шарль (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

Прослышав о чуде, из собора вышел каноник. Это был человек высокий, дородный и важный. Задрав нос, он, точно корабль волну, разрезал толпу богомольцев.

Канонику показали Уленшпигеля, и он обратился к нему:

– Это тебя, голубчик, коснулся бич святого Ремакля?

– Да, ваше высокопреподобие, – подтвердил Уленшпигель, – не кого иного, как меня, и теперь я, смиренный богомолец, хочу умолить его избавить меня от моего еще совсем свежего горба.

– Дай мне пощупать твой горб, – заподозрив мошенничество, сказал каноник.

– Сделайте одолжение, – молвил Уленшпигель.

– Горб совершенно свежий и еще влажный, – пощупав, изрек каноник. – Уповаю, однако ж, что святой Ремакль будет к тебе милостив. Следуй за мной.

Уленшпигель последовал за каноником и вошел в церковь. А горбуны шли сзади и кричали:

– У, проклятый! У, богохульник! Сколько весит твой новенький горб? Сделай из него кошель и клади туда грошики. Ты всю жизнь смеялся над нами, потому что ты был прямой, – теперь пришел наш черед. Спасибо тебе, святой Ремакль!

Уленшпигель, не говоря ни слова, с поникшей головой, следовал за каноником и наконец очутился в тесном помещении, где, накрытая большой мраморной плитой, стояла мраморная гробница. Между гробницей и стеной был оставлен узенький проход. Богомольцы шли там гуськом и молча терлись спинами о плиту. Так они надеялись получить исцеление. Те, что терлись горбом, не пускали тех, кто еще не потерся, и из-за этого начинались драки, впрочем бесшумные, ибо из уважения к святому месту горбуны тузили друг друга исподтишка.

Каноник велел Уленшпигелю влезть на плиту, дабы все богомольцы могли его видеть.

– Сам я не влезу, – сказал Уленшпигель.

Каноник подсадил Уленшпигеля, стал около него и велел опуститься на колени. Уленшпигель опустился и, понурив голову, застыл в этом положении.

Каноник, собравшись с духом, велегласно возопил:

– Чада и братья во Христе! У ног моих вы видите величайшего из всех нечестивцев, пакостников и богохульников, каких когда-либо поражал гнев святого Ремакля.

– Confiteor! [179]  – бия себя в грудь, проговорил Уленшпигель.

– Прежде он был прям, словно древко алебарды, и хвастал этим. А теперь посмотрите, как его скрючила и согнула кара небесная.

– Confiteor! Сними с меня горб! – молил Уленшпигель.

– Да, – продолжал каноник, – да, великий подвижник, святой Ремакль, ты, после твоей славной кончины совершивший тридцать девять чудес, сними с этих плеч давящее их бремя, дабы мы могли возносить тебе хвалу во веки веков – in saecula saeculorum! И мир всем благонамеренным горбунам!

И тут горбуны заголосили хором:

– Да, да, мир всем благонамеренным горбунам! Не надо больше горбов, довольно уродств, будет с нас унижений! Освободи нас от горбов, святой Ремакль!

Каноник приказал Уленшпигелю сойти с гробницы и потереться горбом о плиту. Уленшпигель, исполняя его веление, все приговаривал:

– Меа culpa, confiteor, сними с меня горб!

Так он терся на совесть, у всех на виду.

А горбуны орали:

– Гляньте-ка, горб оседает! – Гляньте-ка, подается! – Справа идет на убыль! – Нет, он вдавится в грудь. Горбы не исчезают, они выходят из внутренностей и туда же уходят. – Нет, они опять попадают в желудок и восемьдесят дней подряд питают его. – Это дар святого избавленным от горбов. – Куда же деваются старые горбы?

Вдруг все горбуны дико закричали, ибо Уленшпигель что было мочи уперся в плиту, и горб его лопнул. Кровь проступила на куртке и потекла на пол. Уленшпигель выпрямился и, вытянув руки, воскликнул:

– Я исцелился!

А горбуны завопили:

– Святой Ремакль его благословил! К нему он милостив, к нам суров. – Сними с нас горбы, угодник Божий! – Жертвую тебе теленка! – А я – семь баранов! – А я – все, что настреляю за целый год! – А я – шесть окороков! – А я отдаю церкви мой домишко! – Сними с нас горбы, святой Ремакль!

Все они смотрели на Уленшпигеля со смешанным чувством зависти и почтения. Один из них решил пощупать, что у него там под курткой, но каноник сказал:

– Там рана, которую нельзя выставлять напоказ.

– Я буду за вас молиться, – сказал Уленшпигель.

– Помолись, богомолец! – все вдруг заговорили горбуны. – Помолись, выпрямленный! Мы над тобой насмехались. Прости нас – мы не ведали, что творили. Христос прощал на кресте, прости и ты нас!

– Прощаю, – милостиво изрек Уленшпигель.

– Ну так возьми патар! – Прими от меня флорин! – Позвольте, ваша прямизна, вручить вам реал! – Позвольте предложить вам крузат! – Дайте я вам насыплю каролю!

– Не показывайте каролю! – шепнул им Уленшпигель. – Пусть ваша левая рука не знает, что делает правая.

Сказал он так из-за каноника, который издали пожирал глазами деньги горбунов, но не мог разглядеть, где золото, а где серебро.

– Благодарим тебя, святость свою нам явивший! – говорили Уленшпигелю горбуны.

А Уленшпигель, величественный, как настоящий чудотворец, принимал от них даяния.

И только скупцы молча терлись горбами о плиту.

Вечером Уленшпигель попировал и повеселился в таверне.

Перед самым сном Уленшпигель, сообразив, что каноник не преминет явиться если не за всей добычей, то по крайней мере за ее частью, подсчитал доход и обнаружил больше золота, нежели серебра, – целых триста каролю! Обратив внимание на горшок с засохшим лавровым кустиком, он взял его за макушку и вытащил с корнями и с землей, положил золото на самое дно, а куст сунул обратно в горшок. Полуфлорины, патары и мелочь он разложил на столе.

Каноник явился в таверну и проследовал к Уленшпигелю.

– Чему я, убогий, обязан столь высоким посещением, отче? – спросил Уленшпигель.

– Я пекусь о твоем благе, сын мой, – отвечал тот.

– Ой, ой, ой! – простонал Уленшпигель. – Уж не о том ли благе, что лежит на столе?

– О том, – подтвердил каноник, простер длань, сгреб все деньги, какие были на столе, и ссыпал в мешок, который он для этой цели захватил с собой.

Уленшпигель все еще притворялся плачущим, и каноник пожаловал ему флорин.

А потом спросил, как тот подстроил чудо.

Уленшпигель показал ему позвоночник камбалы и свиной пузырь.

Каноник отобрал их у Уленшпигеля, а тот все плакался и умолял дать ему еще хоть сколько-нибудь – до Дамме, мол, отсюда далеко, и он, бедный странник, наверняка помрет с голоду.

Но каноник молча удалился.

Оставшись один, Уленшпигель поглядел на лавровый куст и, довольный, уснул. Встал он на зорьке, взял свою выручку и, явившись в стан Молчаливого, отдал ему все деньги, рассказал, откуда они у него, и прибавил, что это самый законный вид контрибуции.

Принц дал ему десять флоринов.

А позвоночник камбалы был положен в хрустальный ларец, ларец же подвесили к распятию в главном приделе бульонского собора.

И все в городе были уверены, что в ларце хранится горб исцеленного богохульника.

11

Прежде чем переправиться через Маас, Молчаливый ложными маневрами в окрестностях Льежа сбивал с толку герцога.

Уленшпигель добросовестно исполнял свои солдатские обязанности, научился метко стрелять из аркебузы, ко всему прислушивался и приглядывался.

В расположение войск принца Оранского прибыли фламандские и брабантские дворяне; они быстро сдружились со знатью, с высшими чинами, составлявшими свиту Молчаливого.

Вскоре в лагере образовались две враждующие партии. Одни говорили: «Принц – предатель»; другие говорили, что это клевета и что они им заткнут их лживую глотку. Недоверие росло, точно жирное пятно. Дело доходило до того, что человек шесть, восемь, двенадцать бились врукопашную, а иногда брались и за оружие, вплоть до аркебуз.

Однажды на шум явился сам принц и прошел между двух огней. Пуля сбила у него шпагу. Он приказал немедленно прекратить стычку, а сам нарочно обошел весь лагерь и всем показался, чтобы никто не мог сказать: «Конец Молчаливому – конец войне».