Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– У меня хватит шерсти еще на один, – подтвердила Рут. – Но только шерсть темная. Вы любите темный цвет, Штайнер?
– Еще бы! Мы же живем в темноте. – Штайнер закурил сигарету. – Ладно, я подумаю… Вы заложили свои пальто или продали?
– Сперва заложили, потом продали.
– Так я и предполагал. Обычное явление. Вы уже были когда-нибудь в кафе «Морис»?
– Нет, только в «Эльзасе».
– Чудесно! Тогда пойдемте в «Морис». Там есть некто Дикман. Он знает обо всем. И о пальто – тоже. И о все» мирной выставке, которая состоится в этом году.
– О всемирной выставке?
– Да, мальчик, – ответил Штайнер. – Ведь на выставке должна найтись работа. И документы там не будут спрашивать так строго.
– Откровенно говоря, когда ты приехал в Париж, Штайнер? Ведь ты уже обо всем прекрасно информирован.
– Четыре дня тому назад. А до этого был в Штрассбурге. Должен был закончить там кое-какие дела. А вас нашел через Классмана. Встретился с ним в префектуре. У меня есть паспорт, ребятки. И через несколько дней я перееду в отель «Интернасьональ». Мне нравится это название.
Кафе «Морис» было похоже на кафе «Шперлер» в Вене и кафе «Грейф» в Швейцарии. Это была типичная биржа эмигрантов. Штайнер заказал кофе для Рут и Керна, а потом подошел к одному пожилому человеку. Некоторое время они разговаривали друг с другом. Потом человек внимательно посмотрел на Рут и Керна и ушел.
– Это Дикман, – объяснил Штайнер. – Он знает обо всем. Всемирная выставка действительно будет. Керн. Сейчас уже строятся заграничные павильоны. Строительство оплачивают иностранные правительства. Частично они привозят своих рабочих, но для самых простых работ – земляных и так далее – они нанимают людей здесь. Вот тут-то для нас и откроются большие возможности. Так как деньги выплачиваются иностранным комитетом, французы мало беспокоятся о том, кто там работает. Завтра утром мы отправимся туда. Там уже работает кое-кто из эмигрантов. Мы дешевле французов, и в этом наше преимущество.
Вернулся Дикман. На руке он нес два пальто.
– Думаю, что они подойдут.
– Примерь-ка! – сказал Штайнер Керну. – Сперва ты, а потом Рут. Сопротивление бесполезно.
Пальто оказались впору. На женском пальто был даже маленький потертый меховой воротничок. Дикман слабо улыбнулся.
– Выбрал на глаз, – сказал он.
– Это лучшее, что ты можешь предложить из своего хлама, Генрих? – спросил Штайнер.
Дикман взглянул на него немного обиженно.
– Пальто хорошие. Конечно, не новые. Вот это, с меховым воротником, раньше носила графиня. Разумеется, из эмигрантов, – добавил он, заметив взгляд Штайнера. – Воротник енотовый, не то что там какой-нибудь кролик, Йозеф!
– Хорошо. Мы их возьмем. Завтра я еще зайду, и мы поговорим.
– Не обязательно. Ты можешь взять их и так… У нас же свои счеты.
– Чепуха!
– Нет, не чепуха. Возьми их и забудь об этом. Тогда я здорово сел в лужу, черт возьми!
– Ну, а как вообще идут дела? – спросил Штайнер.
Дикман пожал плечами.
– На себя и детей хватает. Но противно жить в постоянных конвульсиях.
Штайнер рассмеялся.
– Только не становись сентиментальным, Генрих! Я – шулер, бродяга, я занимаюсь подделкой документов, за мной числится нанесение увечий, сопротивление государственной власти и еще всякая всячина – и тем не менее совесть моя чиста.
Дикман кивнул.
– Мой меньшой заболел. Грипп. Высокая температура. Но высокая температура для детей не опасна, правда?
Он с надеждой посмотрел на Штайнера. Тот кивнул головой.
– Малыши быстро встают на ноги, Генрих. Можешь не опасаться.
– Сегодня я пойду домой немного раньше.
Штайнер заказал себе порцию коньяку.
– А тебе взять, мальчик? – спросил он у Керна.
– Послушай, Штайнер… – начал Керн.
Тот сразу же замахал рукой.
– Не говори ничего. Это – рождественские подарки, и они мне ничего не стоят. Вы же сами видели… Порцию коньяку, Рут? Будете?
– Да.
– Новые пальто! В перспективе – работа! – Керн выпил коньяк. – Жизнь снова нам улыбается!
– Не обманывайся! – усмехнулся Штайнер. – Позднее, когда ты вдосталь наработаешься, это время – время вынужденного безделья – будет казаться тебе самым чудесным временем в твоей жизни. И ты будешь рассказывать своим внукам удивительные истории, внукам, сидящим у дедушкиных ног. И история эти будут начинаться так: «давным-давно, когда дедушка жил в Париже…»
Мимо них прошел Дикман. Он устало махнул им на прощание рукой и направился к выходу.
– Занимал когда-то пост бургомистра, был социал-демократом. – Штайнер посмотрел ему вслед. – Имеет пятерых детей, а жена умерла. Чудесный нищий. С достоинством. И обо всем знает… Правда, немного сентиментален, как это часто бывает у социал-демократов. Поэтому и политики они плохие.
Кафе стало заполняться посетителями. Появились люди, ночующие в кафе, чтобы занять угловые места на ночь. Штайнер выпил коньяк.
– Здешний хозяин великолепен – пускает всех спать, кто подыщет себе место. Бесплатно. Или буквально за гроши. Если бы в Париже не было таких вот ночлежек, многим пришлось бы очень тяжело.
Он поднялся.
– Ну, пойдемте, ребятки!
Они вышли из кафе. На улице было холодно и ветрено. Рут подняла енотовый воротник своего пальто и крепко прижала его руками. Потом с улыбкой посмотрела на Штайнера. Тот кивнул.
– Тепло, малютка Рут? В мире ведь все зависит от капельки тепла.
Он поманил старую цветочницу, которая брела мимо. Та сразу поспешила им навстречу мелкими шажками.
– Фиалки, – прокаркала она. – Свежие фиалки с Ривьеры.
– Какой город! Фиалки посреди улицы, в декабре! – Штайнер купил букетик и протянул его Рут.
– Бесполезное фиолетовое счастье! Но душу согревает. – Он подмигнул Керну, – Еще один жизненный урок, как сказал бы Марилл.
9
Они сидели в столовой всемирной выставки. В этот день им выдали жалованье. Керн разложил тонкие бумажные деньги вокруг своей тарелки.
– Двести семьдесят франков! – мечтательно произнес он. – И заработаны всего за неделю. Третий раз я уже получаю жалованье! Прямо сказка какая-то!
Мгновение Марилл с улыбкой смотрел на него. Потом поднял рюмку и повернулся к Штайнеру.
– Давайте выпьем по глотку дряни за эти бумажки, дорогой Губер! Удивительно, какая власть у них над человеком. Наши предки в древние века испытывали страх от грома и молнии, боялись тигров и землетрясений; средневековые отцы – вооруженных воинов, эпидемии и господа бога, а мы испытываем дрожь от печатной бумаги – будь то деньги или паспорт. Неандертальцев убивали дубинками, римлян – мечом, средневекового человека
– чумой, а с нами можно расправиться с помощью жалкого клочка бумаги.
– Но эти клочки бумаги могут также возвратить человека к жизни, – добавил Керн и посмотрел на банкноты французского банка, лежавшие вокруг его тарелки.
Марилл покосился на Штайнера.
– Что ты скажешь об этом ребенке? Растет, правда?
– Еще бы! Прямо расцветает под суровыми ветрами чужбины. Теперь уже в состоянии убить одним языком.
– Я знал его еще ребенком, – заметил Марилл. – Нежным и нуждающимся в утешении. Это было всего несколько месяцев назад.
Штайнер рассмеялся.
– Он живет в неустойчивом столетии, когда легко погибают, но и быстро растут.
Марилл выпил глоток легкого красного вина.
– Неустойчивое столетие! Людвиг Керн – молодой вандал времен Второго Великого переселения народов!
– Сравнение неудачное, – заявил Керн. – Я – молодой полуеврей времен второго выхода из Египта!
Марилл осуждающе взглянул на Штайнера.
– Твой ученик, Губер, – сказал он.
– Нет, афоризмам он научился от тебя, Марилл! Впрочем, надежный недельный заработок всегда делает человека остроумным. Да здравствует возвращение блудных сынов к жалованью! – Штайнер повернулся к Керну. – Спрячь деньги в карман, мальчик. Иначе они улетят. Деньги не любят света.
