Двадцатые годы - Овалов Лев Сергеевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Во время выступления Соснякова появляется Быстров, все ждут от него речи, и он ее произносит, но, увы, не обычную громокипящую речь, а какое-то школьное поучение: надо учиться, прислушиваться к старшим товарищам, помогать Советской власти, выявлять продовольственные излишки, пополнять ряды армии…
Все верно, но не такой речи ждал от него Слава, — не Робеспьер в Конвенте, а добрый дед на завалинке!
В самом зале охотников выступать не находится — и непривычно и боязно, кто постарше посмеиваются, помладше робеют.
Быстров посоветовал объявить перерыв:
— Дайте обтерпеться, покормите, на сытый желудок люди смелее…
Дядя Гриша в дверях кухни каждому участнику конференции выдает кусок гуся и ломоть хлеба.
Не обошлось без накладочки, на лужайке запели:
Парни из Коровенки прихватили самогонки и даже угостили Саплина.
Сосняков кинулся к Быстрову. Но не успел тот выйти на крыльцо, ребят как ветром сдуло.
Моисеев зарегистрировал свыше трехсот делегатов, и большая часть из них вступила в комсомол, подходили в перерыве к Моисееву, брали листок бумаги и тут же писали заявление.
Волкомол собрался в библиотеке. Всех, подавших заявления, решено принять в комсомол, поэтому после перерыва объявили, что конференция молодежи окончилась и начинается комсомольская конференция, на которой, впрочем, разрешается присутствовать и беспартийным товарищам.
Волостной комитет выбрали так же, как и президиум, по списку, полученному Моисеевым от Быстрова. «Кто за список?» «Кто против?» — после чего Кира Филипповна стала играть танцы, а Виктор Владимирович гримировать артистов.
49
Мельница являлась как бы вершиной астаховского благополучия, мельница превращала Астаховых из сельских хозяев в промышленников, и, хотя она бездействует, хотя она сейчас лишь памятник минувшему благоденствию, до сих пор она венец всех надежд.
Быстров вознамерился пустить мельницу сразу после установления в Успенском Советской власти. Если будет пущена, Успенское превратится в притягательный центр не только для крестьян ближних деревень, но и соседних волостей, и насколько исполком заинтересован в ее работе, настолько Павел Федорович заинтересован в ее бездействии.
Для пуска требовалась нефть, в губернии нефти мало, но Степан Кузьмич соображал так: как только мельница станет действующим предприятием, начнут снабжать горючим. Лиха беда — начало!
Волисполком принял решение пустить мельницу; нефти нет, но должна быть, какое-то количество нефти было завезено, не вылили же ее на землю, собственники не расстаются со своим добром, нефть где-то спрятана, ее надо найти…
Создали комиссию в составе неподкупного и решительного Еремеева, умного и осторожного Данилочкина и законника и хитреца Никитина. Эти должны найти нефть, не могли они не перехитрить Астахова.
Дмитрий Фомич и сказал Славушке о комиссии:
— Поди предупреди своего, кем он тебе доводится?
Не хотелось Славушке вмешиваться в эти дела, он нейтральная сторона, хлеб-то он ест все-таки астаховский, и хоть Павел Федорович особенно не балует своих родственников, но и не отказывает в самом необходимом.
Но когда пришел домой, там все уже знали о решении, Веры Васильевны оно мало касалось, зато Павел Федорович с женой метались по двору, будь их власть, они встретили бы комиссию баррикадами.
Только что же это за комиссия?! Митька Еремеев, Никитин Дмитрий Фомич и Данилочкин. Военком Митька, секретарь исполкома и представитель земотдела. Все такие обычные и хорошо знакомые…
Они постояли в галерейке, посовещались. Павел Федорович вышел к ним из сеней. Пергаментное его лицо стало еще пергаментней, голову обтягивал пергамент особой выделки, терракотовый и блестящий.
— Почтение, кого не видал…
— Вот что, гражданин Астахов, — сурово произнес Митька, напуская на себя строгость. — Волисполком постановил пустить вашу мельницу…
— Мельница-то моя?
— Была, да сплыла. Реквизирована еще в позапрошлом году.
— Национализирована, — поправил Дмитрий Фомич.
— Какая разница? — возразил Митька. — Все одно.
— Пускайте, — любезно ответил Павел Федорович. — Только ведь там двигатель, в нем разобраться надо.
— А мы механика вызвали, — ответил Митька. — Из Дросковской области, он разберется.
— Ну и действуйте, бог в помощь, — негромко сказал Павел Федорович. — Я-то при чем?
— А при том. На собственном газу его не запустишь! Нефть нужна, гражданин Астахов. Нефть!
— У Нобеля в Баку ее достаточно…
— А вы не издевайтесь, нам нужна ваша нефть.
— А у меня ее нет.
— А ежели есть?
— А ежели нет?
Так они, Павел Федорович и Митька, препирались минуты две или три, и Митька начал выходить из себя, вот-вот запустит какое-нибудь витиеватое и богопротивное ругательство.
— Однако вы тоже войдите в наше положение, — пришел на помощь Митьке Дмитрий Фомич. — С волости требуют муку и будут требовать, да и самим мужичкам требуется, одними ветряками не обойтись, тем более что контроль там почти невозможен…
— А я сочувствую, — сказал Павел Федорович. — Но ведь нефти из себя я не выдавлю?
Петька и Данилочкин переглянулись.
— В таком разе…
Данилочкин подал Павлу Федоровичу бумагу.
Вот оно!
— "Мандат, — прочел Павел Федорович. — Комиссии в составе… поручается полный обыск во всем хозяйстве, как во всех надворных постройках, так и на земельном участке, на предмет выявления сокрытия нефти…" — Павел Федорович вскинул на Митьку глаза: — Вы что, бурить будете или как?
— Чего бурить?
— Да ведь нефть буреньем, если не ошибаюсь, добывают?
Руки Павла Федоровича все-таки задрожали, когда он возвращал бумагу.
— Вы что, гражданин Астахов, кур, что ли, ночью воровали? — не преминул съязвить Митька. — Нам досконально известно, что укрыты две цистерны!
Митька считал, что слово «досконально» имеет примерно тот же смысл, что и сквозь землю, мол, видим все и сквозь доски.
— Ищите, — сказал Павел Федорович. — Вот вам ключи.
Он извлек из кармана и подал Митьке связку ключей от амбаров и сараев.
— Разрешите начать с вашей спальни…
Это уж было нахальство, но Митька вошел в раж, издевательство тоже входило в систему подавления буржуазии.
— В задней комнате моя невестка…
— Невестка нам ни к чему, — оборвал Митька. — Кажите свою спальню…
Вошли в спальню.
— Давайте топор, — распорядился Митька.
— Топор-то зачем?
— Доски отдирать! — Митька указал на пол. — Не хотят по-хорошему, и мы будем по-нехорошему.
— А я так думаю начать с мельницы, — примирительно посоветовал Дмитрий Фомич. — Где ж искать масло, как не в погребе?
Комиссия отправилась на мельницу. Павел Федорович попытался уклониться от участия в обыске, но его попросили сопутствовать. Позвали и Федосея с лопатой.
Обошли все хозяйство, заглянули во все сараи, хотя отлично понимали, что железные бочки с нефтью ни в какой сарай не взволочь, копнули бугры возле мельницы… Тщетно!
Митька встал в позу и простер руку перед собой:
— Гражданин Астахов, вы понимаете, что рабочему классу нечего есть?
Павел Федорович не спорил.
— Помогите же Советской власти пустить мельницу.
— Со всем удовольствием, найдись у вас нефть…
Так и ушла комиссия, не солоно хлебавши, не бурить же в самом деле на астаховском огороде скважину к центру земли.
Павел Федорович сидел на кухне и покуривал.
Там и нашел его Славушка.
Надежда занималась обычным делом — готовила харч для свиней, на этот раз в мятую картошку добавляла пареную крапиву.
— Мне надо с вами поговорить, — сказал Славушка.
— Говори…
Павел Федорович пыхнул козьей ножкой.
— Как вы относитесь к тому, что волисполком собирается пустить мельницу?
