Предания нашей улицы - Махфуз Нагиб (книга бесплатный формат txt) 📗

— Взгляни на эту женщину. Она родилась в этом доме, как родилась в нем и ее мать, но не стесняется шпионить за нами!

Касем вопросительно посмотрел на рабыню, а Сакина своим зычным голосом воскликнула:

— Я не шпионка, господин мой! Госпожа не хочет выслушать меня!

В глазах Камар был написан страх, который она тщетно пыталась скрыть.

— Она, — указала Камар на Сакину, — говорит ужасные вещи и при этом еще улыбается. Она говорит, что к следующему празднику Касем, мол, станет господином всей улицы, как в свое время Габаль стал господином в квартале Хамдан. Вот и спроси ее, что она имела в виду?

Касем, нахмурившись, спросил:

— Так что ты хотела этим сказать, Сакина?

— То, что сказала, — ответила рабыня со свойственной ей смелостью. — Я ведь не такая служанка, как все прочие, которые работают сегодня в одном доме, а завтра — в другом. Этот дом мне родной, и нехорошо скрывать от меня тайну.

Касем взглядом попросил жену забрать дочь, и Камар взяла девочку из рук мужа. Он велел Сакине сесть, и рабыня уселась у его ног.

— Разве справедливо, — спросила она, — что чужие знают о твоей тайне, а меня держат в неведении?!

— Какую тайну ты имеешь в виду?

— Твой разговор с Киндилем у скалы Хинд! — смело заявила Сакина.

Камар ахнула, но Касем жестом показал, чтобы Сакина продолжала.

— Как раньше это было с Габалем и Рифаа, — сказала она. — Ты не ниже их. Ты был господином уже тогда, когда пас овец. А я была посредницей между тобой и госпожой, разве ты не помнишь? Я должна была узнать обо всем раньше остальных. Как можно верить чужим и не верить своей служанке? Да простит вас Аллах! Но я молюсь, чтобы ты победил, победил управляющего и футувв! И все жители нашей улицы молятся о том же. Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:

— Не следовало тебе шпионить за нами. Это великий грех!

Но Сакина горячо и искренне возразила:

— Я и не думала шпионить, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А то, что ты, госпожа, не веришь мне, надрывает мне душу! Я не предательница. И разве я могу предать тебя? Кому и зачем мне предавать тебя? Да простит тебя Аллах, госпожа!

Касем внимательно слушал Сакину и, когда она закончила, спокойно сказал:

— Ты честная женщина, Сакина. Я не сомневаюсь в твоей преданности.

Сакина взглянула на него испытующе, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, и пробормотала:

— Да пошлет тебе Аллах здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!

Касем тихо проговорил:

— Я умею различать людей. И измена не поселится в моем доме, как это было в доме брата моего Рифаа. Камар, эта женщина такая же честная, как ты сама, и не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.

Камар, немного успокоившись, ворчливо сказала:

— Но ведь она подслушивала!

Она не подслушивала, — улыбнулся Касем, — просто Господу было угодно донести наши голоса до ее слуха так же, как он донес до слуха Рифаа голос деда. Господь оказал тебе милость, Сакина!

Сакина схватила его руку и принялась ее целовать. — Жизнь моя принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь своих и наших врагов и станешь господином всей улицы!

— Но я не хочу быть господином, Сакина! Рабыня воздела руки в молитве:

— О Боже, исполни его желания!

— Аминь!

Глядя на нее с улыбкой, Касем сказал:

— Ты будешь моим посланцем, если мне понадобится посланец. И таким образом будешь участвовать в нашем деле.

Лицо Сакины сияло, глаза горели восторгом, а Касем продолжал:

— Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!

От удивления Сакина чуть не проглотила язык, а Касем заключил:

— Владелец имения сказал мне, что имение принадлежит всем его потомкам, а ты, Сакина, ему внучка, так же как Камар.

Сакина благодарно поклонилась Касему.

С улицы донеслись звуки мизмара. [25] Кто-то крикнул: «Лахита! Будь славен тысячу раз!» Касем обернулся к окну и увидел футувв, которые ехали по улице на конях, украшенных бумажными цветами. Люди встречали их приветственными возгласами и преподносили им подарки. Футуввы направлялись в пустыню, чтобы, как всегда по праздникам, устроить соревнования, скачки и борьбу на палках. Как только они скрылись, на улице появился пьяный Аграма, который шел, шатаясь из стороны в сторону. Касем улыбнулся, завидев юношу, который в клубе у них считался одним из самых преданных и надежных. Он следил за ним глазами, а Аграма стал посреди квартала бродяг и крикнул: «Вот какой я удалец!» Насмешливый голос из окна дома в квартале Рифаа отозвался:

— Эй, ты, краса бродяг!

Аграма поднял осоловелые глаза к окну, из которого раздался голос, и с пьяным бахвальством заорал:

— Пришел наш черед, цыгане!

Вокруг него стали собираться мальчишки, пьяные и накурившиеся гашиша жители улицы, поднялся шум и гам, загудели в трубы, забили в барабаны, зазвенели песни. Вдруг кто-то крикнул:

— Вы слышали, что он сказал? Пришел черед бродяг! Или вы не желаете слушать?

Едва держась на ногах, Аграма вопил:

— У всех один дед, и имение — для всех! Долой футувв! Толпа скрыла его от глаз Касема. Касем встал, надел абу и поспешно вышел из комнаты с возгласом:

— Да будет проклято пьянство!

76

Сидя у скалы Хинд в окружении самых близких ему членов клуба, Касем обводил лица юношей недовольным взглядом и укоризненно говорил:

— Не смейте появляться на людях в пьяном виде!

За спинами Касема и его друзей, в отдалении, величественно возвышалась гора Мукаттам, окутанная вечерними сумерками. В пустыне было безлюдно. Лишь одинокий пастух стоял, опираясь на свою палку, к югу от скалы Хинд. Аграма, виновато молчавший до сих пор, сокрушенно сказал:

— Лучше бы я умер!

— Такие поступки непростительны! — отозвался Касем. — Но сейчас важно узнать, как подействовали твои слова на наших врагов?

— Его слышали многие, это ясно, — проговорил Садек. А Хасан, нахмурившись, подтвердил:

— Я сам узнал об этом в кофейне Габаль, куда пригласил меня приятель из рода Габаль. Там один человек рассказывал об Аграме. Он, правда, рассказывал со смехом, но, думаю, рассказ его может заронить сомнение в души некоторых жителей улицы. Если об этом начнут говорить, то разговор может дойти до какого-нибудь футуввы.

— Не преувеличивай, Хасан, — вздыхая, сказал Аграма.

— Лучше быть излишне осторожным, чем легкомысленным, — заметил Садек, — иначе нас застанут врасплох.

Мы поклялись, что не испугаемся смерти! — возразил Аграма.

— Мы также поклялись хранить тайну! — ответил ему Садек.

— Если мы погибнем, то и наши надежды погибнут вместе с нами, — вмешался Касем. — Нам нужно все предусмотреть.

— Нужно предусмотреть худшее, что может случиться, — заметил Хасан.

— То есть схватку, — невесело промолвил Касем. Мужчины переглянулись в темноте. Высоко над ними в ночном небе загорались звезды. Порывы ветра еще несли в себе остатки дневного жара. Слово взял Хамруш:

— Мы будем драться не на жизнь, а на смерть!

— А на улице все останется без перемен! — недовольно возразил Касем.

— Они быстро нас одолеют, — признал Садек.

— К счастью, ты родственник Савариса, — обратился к Касему Абу Фисада, — а жена твоя в родстве с женой управляющего. Кроме того, Лахита в юности был одним из друзей твоего отца.

— Это не помешает ему расправиться с нами.

— Ты хотел когда-то обратиться за советом к адвокату, — вспомнил Садек.

— Но нам было сказано, что никакой адвокат не решится бросить вызов футуввам и управляющему.

Аграма, которому очень хотелось загладить свою вину, подсказал:

— В Бейт аль-Кади есть один адвокат, известный своей смелостью.