Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Здесь повсюду освященная земля. Или вы не видите, что там похоронены соборные каноники!
— Мне уже не раз приходилось сидеть на кладбищах и варить пищу на могилах, — спокойно ответил Гребер. — Но скажите, куда же нам податься? Есть тут где-нибудь столовая или полевая кухня?
— Столовая? — причетник пожевал это слово, как гнилой плод. — Здесь?
— А что, неплохая идея!
— Может быть, для такого язычника, как вы. К счастью, есть еще люди, которые смотрят на это иначе. Закусочная на земле христовой! Какое кощунство!
— Никакого кощунства. Христос насытил несколькими хлебами и рыбой тысячи человек, вам бы не мешало это знать. Но он наверняка не был такой чванливой вороной, как вы. А теперь убирайтесь. Сейчас война, или, может быть, это для вас новость?
— Я доложу господину пастору Бидендику о ваших кощунственных речах!
— Валяйте! Он вас вышвырнет в два счета, проныра этакий.
Причетник, преисполненный достоинства и гнева, удалился в своих войлочных туфлях. Гребер открыл пачку кофе из биндингова наследства и понюхал. Настоящий кофе! Гребер заварил его. Запах тотчас распространился по саду и возымел немедленное действие. Над могилой соборных каноников показалась растрепанная голова, человек принюхался, потом чихнул, встал и подошел.
— Как насчет кофейку?
— Проваливай, — ответил Гребер. — Это дом божий, здесь не подают, здесь только берут.
Вернулась Элизабет. Она шла легко и непринужденно, будто гуляла.
— Откуда у тебя кофе? — спросила она.
— Взял у Биндинга. Надо пить быстрей, а то вся эта публика на нас навалится.
Солнце играло на изображениях мук христовых. Перед статуей «Бичевания» распустился кустик фиалок. Гребер достал из ранца хлеб и масло. Нарезал хлеб карманным ножом и намазал маслом.
— Масло настоящее, — сказала Элизабет. — Тоже от Биндинга?
— Все оттуда. Странно — он делал мне только добро, а я его терпеть не мог.
— Может, он потому и делал тебе добро. Говорят, это бывает.
Элизабет уселась рядом с Гребером на его ранце.
— Когда мне было лет семь, я мечтала жить так, как сейчас.
— А я мечтал стать пекарем.
Она засмеялась.
— Зато ты стал интендантом. И отличным. Который час?
— Я в минуту соберу пожитки и провожу тебя на фабрику.
— Нет, давай лучше посидим на солнышке, пока можно. Укладывать да сдавать вещи займет слишком много времени, придется стоять в очереди. Галерея уже полна народу. Сделай это потом, когда я уйду.
— Хорошо. Как ты думаешь, здесь можно курить?
— Нет. Но ведь тебе же все равно.
— Конечно. Давай делать что захочется, пока нас не выгонят. Ждать долго не придется. Попробую найти сегодня местечко, где не надо будет спать одетыми. К пастору Бидендику мы не пойдем ни за что, правда?
— Нет, уж лучше опять к Польману.
Солнце поднялось выше. Оно осветило портик, и тени колонн упали на стены галереи. Люди ходили там, словно за решеткой из света и тени. Плакали дети. Одноногий, спавший в углу сада, пристегнул свой протез и опустил на него штанину. Гребер припрятал хлеб, масло и кофе.
— Без десяти восемь, — сказал он. — Тебе пора. Я зайду за тобой на фабрику, Элизабет. Если что-нибудь случится, у нас два места встречи. Прежде всего — сад фрау Витте. А если не там, тогда здесь.
— Хорошо, — Элизабет встала. — Последний раз я ухожу на целый день.
— Зато вечером будем сидеть долго-долго… Вот и наверстаем упущенный день.
Она поцеловала его и быстро ушла. За спиной Гребера кто-то засмеялся. Он с досадой обернулся. Между колоннами стояла молодая женщина. Она поставила на цоколь мальчугана, который обеими руками вцепился ей в волосы, и смеялась вместе с ним. Гребера и Элизабет она даже и не заметила. Он собрал свои вещи, потом пошел ополоснуть котелок. Одноногий последовал за ним. Его протез стучал и скрипел.
— Эй, приятель!
Гребер остановился.
— Это не вы варили кофе?
— Да. Мы его выпили.
— Ясно! — У мужчины были очень большие голубые глаза. — Я насчет заварки. Если вы собираетесь выплеснуть гущу, отдайте лучше мне. Можно заварить еще раз.
— Пожалуйста.
Гребер выскреб гущу. Потом взял чемоданы и отнес туда, где принимали вещи и укладывали их штабелями. Он приготовился к скандалу со святошей-причетником, но теперь там был другой, с красным носом. От него несло церковным вином, и он ничего не сказал.
Привратник сидел у окна своей квартиры в полусгоревшем доме. Увидев Гребера, он кивнул. Гребер подошел.
— Нет ли для нас писем?
— Есть. Вашей жене. Письмо адресовано еще фрейлейн Крузе. Но ведь это все равно, да?
— Конечно.
Гребер взял письмо. Он заметил, что привратник смотрит на него как-то странно. Потом взглянул на письмо и оцепенел. Письмо было из гестапо. Гребер перевернул конверт. Он был заклеен так, словно его вскрывали.
— Когда пришло? — спросил Гребер.
— Вчера вечером.
Гребер уставился на конверт. Он был уверен, что привратник прочел письмо. Поэтому Гребер вскрыл конверт и вынул письмо. Это была повестка с вызовом Элизабет в гестапо на одиннадцать тридцать утра. Он взглянул на свои часы. Было около десяти.
— Все в порядке, — сказал он. — Наконец-то! Давно я ждал этого! — Он сунул конверт в карман. — Есть еще что-нибудь?
— Разве этого мало? — спросил привратник, с любопытством посмотрев на него.
Гребер засмеялся.
— Не знаете ли вы подходящей квартиры для нас?
— Нет. Разве вам еще нужна?
— Мне-то нет. Но моей жене — конечно.
— Ах, вот как, — ответил привратник с сомнением в голосе.
— Да, я хорошо заплачу.
— Вот как? — повторил привратник.
Гребер ушел. Он чувствовал, что привратник смотрит из окна ему вслед. Он остановился и сделал вид, будто с интересом рассматривает остовы крыш. Потом медленно зашагал дальше.
За ближайшим углом он торопливо вытащил письмо. Повестка была печатная и по ней ничего нельзя было угадать. Вместо подписи от руки тоже стоял штамп. Только фамилия Элизабет и дата были вписаны на машинке, у которой буква «А» немного выскакивала.
Гребер разглядывал повестку. Обычная восьмушка серой, дешевой бумаги, но этот клочок вдруг заслонил весь мир, ибо таял в себе неуловимую угрозу. От него пахло смертью.
Неожиданно Гребер очутился перед церковью святой Катарины. Он и сам не знал, как попал сюда.
— Эрнст, — прошептал кто-то за его спиной.
Гребер испуганно обернулся. Это был Йозеф в шинели военного покроя. Не обращая внимания на Гребера, он вошел в церковь. Гребер кинул взгляд вокруг и через минуту вошел вслед за ним. Он увидел Йозефа на пустой скамье, недалеко от ризницы. Тот сделал предостерегающий жест. Гребер дошел до алтаря, посмотрел по сторонам, вернулся и опустился на колени рядом с Йозефом.
— Польман арестован, — прошептал Йозеф.
— Что?
— Да, Польман. Гестаповцы забрали его сегодня утром.
Гребер подумал: а нет ли какой-нибудь связи между арестом Польмана и вызовом Элизабет? Он не отрываясь смотрел на Йозефа.
— Так, значит, и Польман, — проговорил он наконец.
Йозеф быстро взглянул на него.
— А что же еще?
— Моя жена получила вызов в гестапо.
— На когда?
— На сегодня в одиннадцать тридцать.
— Повестка с вами?
— Да. Вот.
Гребер протянул ее Йозефу.
— Как это произошло с Польманом? — спросил он.
— Не знаю. Меня не было. Когда я вернулся, то по камню, который не так лежал, как обычно, понял, что случилось. Когда Польмана уводили, он сдвинул камень в сторону. Это наш условный знак. Через час я видел, как грузили на машину его книги.
— А что-нибудь компрометирующее там было?
— Не думаю. Все, что могло оказаться опасным, зарыто в другом месте. Даже консервы.
Гребер посмотрел на листок в руках Йозефа.
— А я как раз собирался зайти к нему, — сказал он. — Хотел посоветоваться, что делать?
— Затем-то я и пришел. В его квартире наверняка засел агент гестапо.
