К востоку от Эдема - Стейнбек Джон Эрнст (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Кейт слушала, не отрывая от Фей ровного и пристального взгляда.
— Кейт! — воскликнула та. — У нас же праздник! А ты сидишь как на поминках. Не грусти!
Кейт встала, отодвинула в сторонку стол, села на пол. Прилегла щекою на колени к Фей и стала водить тонкими пальцами по золотой нити, плетущей сложный узор из листьев на подоле кружевного платья. И Фей гладила ей лицо, волосы, странные ушки, лоб, доходя осторожно пальцами до самой кромки шрама.
— Никогда еще, мне кажется, я не была так счастлива, — произнесла Кейт.
— Доченька моя. И я, глядя на тебя, тоже счастлива. Как никогда. Теперь я уже не одинока. Теперь мне ничего не страшно.
Кейт ноготками нежно теребила золотую нить. Долго сидели они так в тепле близости; наконец Фей шевельнулась.
— Кейт, — сказала она, — мы совсем забыли. Надо праздновать. Мы забыли про вино. Налей, доченька. Надо же отметить.
— Зачем нам вино, мама, — поежилась Кейт.
— Но почему ж. Вино хорошее. Я люблю немного выпить. Ополоснуть душу от дряни. Разве ты не любишь шампанское, Кейт?
— Да я вообще мало пью. Мне плохо от вина.
— Вздор. Налей, милая.
Кейт встала, налила шампанское в фужеры.
— А теперь пей до дна, — сказала Фей. — Я слежу. Я, старуха, не желаю пить одна, без тебя.
— Ты не старуха, мама.
— Без разговоров — пей. Пока не допьешь, я пить не стану.
И лишь когда фужер Кейт опустел. Фей залпом выпила свой.
— Хорошо-то как, — сказала Фей. — Налей еще. И не отставай, дочурка, опрокидывай. Два-три бокала — и горести уйдут.
Все нутро в Кейт кричало: «Не пей!» Она помнила, чем уже кончилось однажды, и ей было страшно.
— Ну-ка, до дна, доченька — вот так. Хорошо ведь? Наливай, наливай!
И после второго бокала Кейт сразу же преобразилась. Страх улетучился, все стало трын-трава. Вот этого она и опасалась, но теперь уже было поздно. Вино смыло все так тщательно устроенные ею защитные прикрытия, обманы и уловки — все стало нипочем. Прощай притворство и самоконтроль. В голосе зазвучал холод, рот обратился в узкую щелку. Сощурились и широко расставленные глаза и стали впиваться в Фей колюче-насмешливо.
— А теперь пей ты, мама, а я буду смотреть, — сказала она. — Будь м-милочкой. Спорим, два подряд не выпьешь.
— Не спорь, Кейт. Проспоришь. Я могу выпить шесть подряд.
— Ну-ка, поглядим.
— А если выпью, то и ты выпьешь?
— Конечно.
Состязанье началось, и на столе образовалась лужица пролитого вина, а в бутылке стало быстро убавляться.
— Когда я девушкой была… — сказала Фей, хохотнув. — Но рассказать, ты и не поверишь.
— А я такое могу рассказать, что никто не поверит, сказала Кейт.
— Ты? Глупенькая. Ты еще дитя.
— Такого дитяти ты в жизни не видала, — засмеялась Кейт. — Хорошо дитя — ага, дитя! — захохотала она тонко и визгливо.
Этот звук сквозь винные пары пробился к мозгу Фей. Она с трудом сосредоточила взгляд на Кейт.
— Какой странный у тебя вид, — сказала Фей. — Это от лампы, наверно. Ты словно бы совсем другая.
— Да, я другая.
— Зови же меня мамой, милая.
— Мама — милая.
— Кейт, мы так славно будем жить.
— Еще бы. Ты даже и не знаешь. Не представляешь.
— Я всегда хотела поехать в Европу. Поплывем туда на корабле, нашьем там платьев — красивых, парижских.
— Может, и поедем, но не сейчас.
— А почему, Кейт? У меня много денег.
— Нам надо куда больше наработать.
— Давай сейчас поедем, — принялась упрашивать Фей. — Продадим заведение. Дело идет бойко — мы тысяч десять за него получим.
— Нет,
— То есть как нет? Это мой дом. Хочу и продам.
— А забыла, что я твоя дочка?
— Мне твой тон не нравится. Что с тобой, Кейт? Еще вино есть?
— Есть немного. Гляди, вон оно в бутылке. Дуй из горла. Вот так, мама, проливай на грудку. Под корсет, мамаша, на жирный животик.
— Кейт, что за грубости! — ахнула Фей. — Нам же так славно было. Зачем ты все портишь!
— Дай сюда! — Кейт вырвала у нее из рук бутылку. Запрокинув голову, выпила до дна, уронила бутылку на пол. Лицо у Кейт теперь хищное, глаза поблескивают. Маленький рот приоткрыт, и видны острые зубки, длинные хищные клычки.
— Мама, милая мама, — с тихим смешком сказала Кейт. — Я покажу тебе, как надо вести бордель. Мы прижмем это вахлачье, что приходит к нам сюда опорожняться за доллар. Мы им дадим удовольствие, мама милая.
— Кейт, ты пьяна, — сказала Фей резко. — Не понимаю, что ты мелешь.
— Не понимаешь, мама милая? Хочешь, чтобы растолковала?
— Я хочу, чтоб ты была славная. Такая, как раньше.
— Теперь поздно. Я не хотела пить вино. Но ты меня заставила, жирная ты гусеница. Я же твоя дорогая дочурка — ты забыла? А я помню, как ты удивилась, что у меня постоянные клиенты. И думаешь, я так и брошу их? Думаешь, они несчастный доллар платят мне мелкими монетками? Нет, они десять долларов платят, и цена все растет. А к другой пойти они уже не могут. Никакая другая их теперь не удовлетворит.
Фей заплакала по-детски.
— Не говори так, Кейт. Ты не такая. Ты совсем не такая.
— Милая мама, жирненькая мама, стяни-ка подштанники с любого моего постоянного клиента. Погляди на синяки от каблучков в паху — полюбуйся. И на царапинки-порезы, что кровоточат себе тихонько. У меня в футляре такой миленький набор бритв — острых-преострых.
Фей было привстала со своего кресла, но Кейт толчком усадила ее снова.
— И знаешь, милая мама, весь дом этим займется. Двадцать долларов будет цена, и подонки эти будут ванну у нас после принимать. Мы шелковыми белыми платочками будем им кровь утирать, мама милая, кровь от узластых плеточек.
Фей хрипло закричала в своем кресле. Кейт быстро зажала ей рот жесткой рукой.
— Не шуми. Будь милочкой. Мажь дочкину руку соплями, но не шуми.
Отняла руку — крик не возобновился; вытерла пальцы о подол платья Фей.
— Уходи из моего дома, — прошептала Фей. — Уходи. У меня хороший дом, без гадостей. Уходи.
— Не могу, мама. Не могу покинуть тебя, бедненькую. — В голосе Кейт ощутился ледок. — Тошно мне от тебя. Тошно.
Взяв фужер со стола, она пошла к комоду, достала настойку опия, налила полфужера.
— Вот, мама, пей. Тебе станет легче.
— Не хочу.
— Будь милочкой. Выпей. — И она ласково влила настойку в рот Фей. — Ну, еще глоток — только один.
Невнятно побормотав, Фей обмякла в кресле и уснула, густо захрапела.
А на Кейт нашел ужас, заполнил закоулки ее мозга и породил панику. Она вспомнила, чем кончилось в тот раз, с Эдвардсом, и ее затошнило от страха. Она сцепила, сжала руки; паника росла. Кейт зажгла свечу от лампы, сквозь мрак коридора неверной походкой направилась на кухню. Насыпала в стакан сухой горчицы, подлила туда воды и, размешав, выпила. Горло, пищевод, желудок обожгло; она держалась за края раковины. Ее бурно вырвало. От мучительных рвотных потуг колотилось сердце, она ослабла, но все-таки победила вино, рассудок прояснился.
Кейт повторила в памяти весь ход вечера, — как зверек, принюхиваясь к эпизоду за эпизодом. Умыла лицо, вымыла раковину, поставила горчицу на полку. Потом вернулась в спальню Фей.
Светало, Фримонт-Пик чернел на фоне зари. Фей попрежнему храпела в кресле. Кейт вгляделась в нее, раскрыла постель Фей. С трудом, с натугою приподняла, перетащила туда эту безжизненно-вялую тяжесть. Раздела Фей, обмыла ей лицо, убрала платье. Становилось все светлей. Кейт сидела у кровати, глядя на спокойное теперь лицо. Рот у Фей был открыт, она шумно дышала.
Вот Фей дернулась, пробурчала что-то сухими губами и со вздохом захрапела снова.
В глазах у Кейт блеснула мысль. Выдвинув ящик комода, она порылась в домовой аптечке. Настойка опия, «Болеутолитель», микстура Пинкем, укрепляющий раствор железа, мазь Холла, горькая соль, касторка, нашатырный спирт… Взяла бутылочку с нашатырем, подошла к постели, намочила носовой платок и, отклонись подальше, приложила платок ко рту и носу Фей.
