Кингсблад, потомок королей - Льюис Синклер (книги онлайн полные .txt) 📗
— Фил! — вскричал он с волнением, которое удивило обоих.
— Здравствуйте, капитан… здравствуйте, Нийл! — нерешительно поправился человек в грязном комбинезоне.
Когда были пройдены неизбежные подступы к разговору, Нийл поинтересовался:
— Ну, а как ваши дела с училищем? Думаете, удастся вернуться?
— Кажется, у меня не хватит выдержки начать сначала всю эту головокружительную карьеру — через учебную аудиторию к положению офицера и джентльмена, а затем к ведру и тряпке. Сегрегация заедает. Когда я стал искать работу, оказалось, что мое офицерское звание только портит дело. Белые механики воспринимают это как личное оскорбление.
И вот я вступил на торный путь негров. Дай бог вам никогда не знать этого пути: из города в город — из Омахи в Даллас, из Сиэтла в Питсбург, приедешь в одно место — негров на работу не берут, но будто бы берут в соседнем; мчишься туда в товарном вагоне — оказывается, ничего подобного. В конце концов я стосковался по Гарнет, по родному городу. Ведь я родился здесь, люблю эти холмы, эти речки. Вот я и вернулся; сколочу несколько долларов, и можно отправляться снова — или в училище, или в погоню за работой.
Когда я прихожу в механическую мастерскую, я всегда прошу: испытайте меня, дайте выточить любую деталь на револьверном станке. И всегда слышу в ответ одно: как же, станем мы портить дорогой механизм в угоду черномазому мойщику автомобилей.
Он укоризненно посмотрел на Нийла, но Нийл в ответ произнес совсем просто:
— Фил, я тоже негр и тоже потому лишился работы. — И сейчас же всякая неловкость исчезла, и, тщательно вытерев руку о чистую тряпку. Фил протянул ее другу — такому же, как он, капитану, такому же, как он, безработному бедняку.
После конца рабочего дня, успев получить еще один отказ, Нийл вернулся в гараж, и они вместе с Филом пошли выпить кофе в Кафе Автомобилистов, владелец которого давно перестал разбираться, кто из его перепачканных маслом посетителей «белый», а кто «цветной».
Фил рассказывал:
— Вы, верно, знаете моего отца, старого Клота Уиндека, он служит лифтером в Национальном Банке «Блю Окс». Бедный старик все никак не переварит мой упадок и крушение. Он любит говорить, что это я от него унаследовал вкус к полетам — ведь он водит лифт на высоту двенадцати этажей.
И продолжал:
— Однажды в моих странствованиях выдалась у меня счастливая неделя. Это было в Денвере, я получил место шофера такси и с понедельника выехал на работу; машина — красавица, новенькая, темно-вишневая, я старался, как мог. Заставлял себя вовремя говорить «да, сэр», «да, мэм» и получать чаевые так же спокойно, как прежде получал офицерское жалованье. Все шло прекрасно, ни аварий, ни стычек, даже полисмен не придрался ни разу, но во вторник один белый красавец устроил в гараже скандал — с какой стати ему дали цветного шофера-неуча; и в среду я был уволен. В четверг мне удалось устроиться водителем грузовика. Четыре белых шофера подстерегли меня, избили и подожгли мою машину, — и знаете, я решил, что хозяину об этом сообщать не стоит, сел в товарный поезд и укатил в Шайенну. «Америка, я люблю твой обычай дружбы, твоих сильных людей, камерадос, друг за друга стоящих в труде!» — Уолт Уитмен.
Нийл подумал вслух:
— Когда-нибудь и мне придется столкнуться так с белыми. Фил, если уж очень становится невмоготу, вам никогда не приходит мысль о пулеметах?
— Иногда приходит, но я сейчас же гоню ее. Да, белым людям и не измерить всей силы терпения цветных во всем мире. Тягаться с нами в этом может только господь бог.
Ни с Джадом Браулером, ни с щеголем Элиотом Хансеном у него никогда не выходило такой непринужденной и страстной, такой возвышенной и кощунственной беседы. Но в машине по дороге домой он думал о том, что у Вестл всегда найдут радушный прием и Джад и Элиот, но только не Фил Уиндек, не измазанный мойщик машин, не человек, которому кричат: «Эй, малый!»
Он уплатил последний взнос за свой дом.
— Вот теперь это уже наше, совсем и навсегда! — радовался он, и вместе с Вестл они прошлись веселым танцем по синетерракотовой гостиной, по стеклянной веранде, по маленькой столовой с красным деревом и хрусталем.
— Нет, Нийл, скажи по-честному, даже если б ты не знал, чей это дом, ты все равно сказал бы, что он — прелесть? — восторженно кричала Вестл.
— Конечно, сказал бы!
Не стоило, пожалуй, в эту минуту говорить ей о том, что в банке у него осталось всего 767 долларов 61 цент, что его военная пенсия почти ничего не составляет и что игра в молодого белого джентльмена, притворяющегося безработным негром, быстро теряет свою романтическую прелесть.
Но спустя несколько дней он должен был признаться ей, что у него нет никакой надежды на получение работы.
— Придется тебе помочь мне — хоть чем-нибудь, — сказал он.
Вестл принялась действовать. Она отказала Шерли, но сделала это так мило, что Шерли просила крепко-прекрепко поцеловать от нее Бидди и ушла, полная сочувствия к Вестл, такой же, как и она сама, жертве мошенников с Уолл-стрита.
Вестл стала экономить на еде, отменила почти обязательное хождение в кино, с угрозой отмечала неуменьшавшийся аппетит Принца и решительно заявила Бидди, что никакого пони она не получит.
Потом они продали машину. В Соединенных Штатах это все равно что сказать: «Потом они продали своих четырех дочерей в рабство».
Благодаря послевоенной нехватке машин им удалось получить довольно приличную цену. Но совсем не иметь автомобиля значило умереть в глазах общества — по крайней мере для Процветающего Американского Дельца и Деятельной Молодой Матроны, пытающейся сохранить свой престиж, хотя закадычные подруги и смотрят на нее так, словно только что впервые увидели ее и она им не очень понравилась.
Взамен других даров, которых то и дело требовала Бидди, Вестл купила ей за пятнадцать центов книжку комиксов. Знакомясь с этой увлекательной литературой, занявшей в современной Америке место сказок братьев Гримм, Нийл обнаружил, что на многих рисунках изображены негры в нелепом и пакостном виде.
Но он промолчал, устав от нотаций, только незаметно украл у собственной дочери ее сокровище и бросил в огонь, а потом долго сидел и с тревогой раздумывал о будущем Бидди-негритянки. Где будет она учиться, где сможет работать, кто возьмет ее замуж, когда весь мир узнает про «это»?
Ему казалось, что он слышит упрек Вестл: «Обо всем этом нужно было подумать раньше, а не рубить сплеча».
Ему казалось, что он слышит бормотание Уилбура Федеринга: «С.б.в.ч.в.д.в.з.з.н.?» Да, да, спрашивал он себя, согласился бы он, чтобы Бидди вышла замуж за юношу вроде Уинтропа Брустера?
«Отчего же, если б только Уин польстился на такого неугомонного деспота, как Бидди! Я не знаю юноши умнее и обаятельнее.
Нет, все-таки белый человек неисправим, и он — самая страшная ошибка природы после землетрясений и бубонной чумы; подумать только: я размышляю, достоин ли Уинтроп тех, кто гораздо хуже его, и еще умиляюсь, какой я великодушный, что размышляю об этом!»
Но Вестл он об этих размышлениях не сказал ни слова.
Когда на следующее утро Орло Вэй ехал к себе в оптическую мастерскую в своей комфортабельной, теплой машине и увидел, как этот ниггер Кингсблад, этот нищий, у которого нет ни автомобиля, ни прислуги, бредет на ветру по заснеженной улице, начиная свой день безработного в поисках места, увидел, как он поскользнулся на льду и завертелся, точно живой волчок, и замахал руками, стараясь не упасть, — Орло даже засмеялся от морального удовлетворения.
Зато Вирга, миссис Орло Вэй, смущаясь и нервничая, пришла угостить соседку слоеным пирогом, и Вестл, яростно орудуя щеткой и пылесосом, не знала, растрогаться ей или оскорбиться. Ибо в том слоеном пироге, который представляло собой общество Сильван-парка, миссис Вэй определенно относилась к более низкому слою — до сих пор по крайней мере было так.
