Нетерпение сердца - Цвейг Стефан (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Наступило молчание, потом я услышал какой-то странный звук. Кондор так сильно сжал пальцы, что суставы хрустнули.
— Так вот в чем было дело, — сердито проворчал он. — И я, болван, просмотрел все это! Вечная история — за болезнью уже не видишь самого больного. Возишься с обследованиями, приглядываешься к симптомам и не замечаешь главного — того, что происходит в человеке. Правда, кое-какие подозрения у меня возникли с самого начала; помните, как я тогда сразу после осмотра спросил старика, не лечит ли ее еще кто нибудь, — меня насторожило это внезапное и пылкое желание выздороветь немедленно, сию же минуту. Я тогда правильно предположил, что тут не обошлось без постороннего вмешательства. Но я, глупец, думал только о каком-нибудь знахаре или гипнотизере; мне казалось, что ей задурили голову. И только самое простое, самое естественное не пришло мне на ум. Ведь влюбленность присуща девушкам в переходном возрасте. Досадно только, что это случилось именно теперь, да еще в такой сильной форме. О господи, бедная девочка!
Он поднялся. Я слушал его короткие шаги, туда-обратно и снова туда-обратно. Потом он вздохнул:
— Ужасно, и надо же было этому случиться именно теперь, когда мы затеяли историю с поездкой. Теперь, когда она внушила себе, что должна выздороветь для вас, а не для самой себя. Тут уж и господь бог ничем не поможет. Что будет, когда наступит отрезвление? Какой ужас! Теперь, когда она надеется на все и требует всего, ее уже не удовлетворит легкое улучшение, незначительный прогресс! Господи, какую тяжкую ответственность мы на себя взяли!
Во мне вдруг проснулся дух сопротивления. Меня раздражало это «мы». Ведь я же пришел сюда, чтобы стать свободным. И я решительно перебил его:
— Полностью разделяю ваше мнение. Последствия могут быть очень опасными. Нужно вовремя пресечь этот безумный бред. Вы должны энергично взяться за дело. Вы должны сказать ей…
— Что сказать?
— Ну… что эта влюбленность — простое ребячество, бессмыслица. Вы должны отговорить ее.
— Отговорить? От чего? Отговорить женщину от ее страсти? Сказать ей, что она не должна чувствовать того, что чувствует? Не должна любить, когда любит? Это было бы самое ошибочное из всего, что можно сделать, и вдобавок самое глупое. Вы слышали когда-нибудь, чтобы логика могла осилить страсть, чтобы можно было сказать: «Лихорадка, не лихорадь» или «Огонь, не гори»? Вот уж действительно прекрасная, поистине гуманная мысль! Больной, парализованной крикнуть в лицо: «Ради бога, не воображай, что ты тоже имеешь право любить! Это дерзость с твоей стороны — выдать свое чувство да еще ждать ответа; твое дело молчать, потому что ты калека! Марш в угол! Не смей надеяться ни на что, откажись от всего! Откажись от самой себя!» Я вижу, вы хотите, чтобы я именно так разговаривал с бедняжкой. Не будете ли вы столь любезны представить себе, какое великолепное воздействие это окажет на нее?
— Но именно вы должны…
— Почему я? Ведь вы безоговорочно взяли всю ответственность на себя? Почему это вдруг именно я?
— Но ведь не могу же я сам признаться ей в том, что…
— И не должны! Не имеете никакого права! Хорошенькое дело, сначала свести человека с ума, а потом потребовать от него рассудительности! Только этого-еще недоставало! Само собой разумеется, вы ни в коем случае ни словом, ни жестом не должны навести бедную девочку на подозрение, что ее чувство тягостно для вас, — ведь это все равно что ударить человека обухом по голове!
— Но… — голос отказывается мне служить, — ведь кому-то придется в конце концов объяснить ей…
— Что объяснить? Будьте добры выражаться точнее!
— Я хочу сказать… что… что это совершенно безнадежно, совершенно абсурдно… и чтобы она потом не… когда я…
Я запнулся. Кондор тоже молчал. Он явно ждал чего-то. Потом, неожиданно шагнул к двери, повернул выключатель. Ярко вспыхнула люстра, ее резкий, беспощадный свет невольно заставил меня зажмуриться. В одно мгновение в комнате стало светло, как днем.
— Так, — резко сказал Кондор. — Так, господин лейтенант! Я вижу, вам нельзя предоставлять таких удобств. В темноте слишком легко спрятаться, а в некоторых случаях лучше смотреть человеку прямо в глаза. Итак, покончим с этой уклончивой болтовней, здесь что-то неладно. Я не поверю, что вы пришли только для того, чтобы показать мне это письмо. Тут что-то другое. Я чувствую, что вы намерены сделать какой-то вполне определенный шаг. Или вы будете говорить честно, или я должен буду поблагодарить вас за визит.
Стекла его пенсне ослепительно сверкнули; я боялся их зеркального блеска и опустил глаза.
— Не очень-то благородно ваше молчание, господин лейтенант. Вряд ли оно свидетельствует о чистой совести. Но я уже приблизительно догадываюсь, в чем дело. Прошу без уверток: может быть, после этого письма… или после того, другого, вы решили покончить с вашей так называемой дружбой?
Он ждал. Я не поднимал глаз. В его голосе зазвучали требовательные нотки экзаменатора.
— Вы знаете, что будет, если вы сейчас удерете? Сейчас, после того, как вскружили девушке голову своим прекраснодушным состраданием?
Я молчал.
— Ну, в таком случае я позволю себе высказать свою личную оценку вашего образа действий: если вы удерете, это будет трусостью… Ах, что там, бросьте замашки военного! Оставим в стороне господина офицера и кодекс чести! В конце концов, дело серьезнее, чем все эти штучки. Дело в живом, юном, достойном человеке, и к тому же человеке, за которого я в ответе, — при таких обстоятельствах у меня нет охоты быть с вами особенно вежливым. А чтобы вы не обманывались насчет того, какое пятно ложится на вашу совесть, я скажу вам прямо: ваше бегство в столь критический момент было бы — прошу не пропускать мои слова мимо ушей! — подлым преступлением по отношению к невинному человеку, и, я боюсь, даже больше того — оно было-бы убийством.
Низенький толстяк напирал на меня, сжав кулаки, точно боксер. Возможно, при других обстоятельствах он в своей суконной домашней куртке и шлепанцах производил бы комическое впечатление. Но искренний гнев, с которым он вновь обрушился на меня, придавал ему что-то величественное.
— Да, да убийством! И вы сами это знаете! Или вы думаете, что такое впечатлительное, такое гордое создание сможет перенести подобный удар? Ведь она впервые открыла свое сердце мужчине, а этот джентльмен вместо ответа бежит от нее прочь, как черт от ладана! Немного воображения, дорогой! Или вы не читали ее письма, или ваше сердце действительно очерствело? Даже нормальная, здоровая женщина не перенесла бы такого оскорбления! Ее такой удар вывел бы из равновесия на долгие годы! А это девушка, живущая одной лишь несбыточной надеждой на выздоровление, которой вы ее одурманили, это обманутый, введенный в заблуждение человек! Неужели вы думаете, что для нее все пройдет незаметно? Если этот удар не убьет ее, она покончит с собой. Да, она сделает это: отчаявшемуся человеку не вынести такого унижения. Я убежден, что ваша жестокость убьет ее, и вы, господин лейтенант, знаете это не хуже меня. И именно потому, что вы это знаете, ваше бегство будет не только слабостью, не только трусостью, но и убийством, подлым, намеренным убийством!
Я невольно отшатнулся. В ту самую секунду, когда он произнес «убийство», я, словно при вспышке молнии, увидел руки Эдит, судорожно вцепившиеся в перила террасы. Мысленно я опять схватил ее за плечи и удержал в последнее мгновение. Да, я знал, Кондор не преувеличивает: именно так она и сделает — бросится с террасы; я видел глубоко внизу каменные плиты, видел все так ясно, будто это происходит сейчас, будто это уже произошло, и воздух свистит у меня в ушах, точно я сам лечу вниз с пятого этажа.
А Кондор продолжал наступать на меня.
— Ну? Попробуйте отрицать! Проявите же наконец хоть каплю вашего профессионального мужества!
— Но господин доктор… что ж мне делать?.. Ведь не могу же я насиловать себя… не могу говорить то, чего не хочу говорить… притворяться, будто разделяю ее безумие?.. — И вдруг меня прорвало: — Нет, я этого не вынесу, не могу вынести! Я не могу, не хочу и не могу!
