Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Премьеру назначили в Атлантик-Сити. И здесь настроение у Билла вдруг окончательно испортилось, это заметили все. Он был сух с помрежем и язвителен с актерами. А все потому, говорили в труппе, что Айрин Риккер приехала из Нью-Йорка одним поездом не с ним, а с Фрэнком Ллуэлином. Вечером во время генеральной репетиции он сидел рядом с автором в полутемном зале, и вид у него был довольно зловещий; но репетиция шла, а он хранил молчание, и только в конце второго акта, когда Ллуэлин остался на сцене вдвоем с Айрин Риккер, вдруг крикнул:
- Еще раз этот кусок! И прошу без глупостей!
Ллуэлин подошел к рампе.
- Что значит "без глупостей"? Так написано в роли.
- Сами знаете. Никакой отсебятины.
- Не понимаю.
Билл вскочил с кресла.
- Никаких перешептываний! Понятно?
- Мы и не перешептывались. Я только спросил...
- Неважно. Повторяем!
Ллуэлин в сердцах повернулся и уже готов был начать сцену, когда Билл вполне внятно произнес:
- Даже пешке надо все-таки делать, что велят.
Ллуэлин обернулся, как будто его дернули.
- Я не намерен терпеть такое обращение, мистер Мак-Чесни.
- Почему? Думаете, вы не пешка? Напрасно. Спектакль ставлю я, а вы обязаны делать, что я приказываю. - Он пошел вперед по проходу. - Если вы и этого не можете, как вас тогда называть?
- Мне не нравится ваш тон!
- Да? Ну и что же с того?
Ллуэлин спрыгнул в оркестровую яму.
- Я не потерплю! - заорал он.
- Да вы что, с ума оба сошли? - крикнула со сцены Айрин Риккер. Но Ллуэлин размахнулся и одним коротким мощным ударом отбросил Билла в партер. Билл перелетел через ряды кресел, вышиб сиденье и застрял вниз головой. Началась паника. Кто-то держал Ллуэлина, автор без кровинки в лице вытаскивал Билла, помреж со сцены орал: "Я убью его, шеф! Расквашу ему жирную морду!" Ллуэлин тяжело дышал, Айрин Риккер трепетала.
- По местам! - еще в объятиях автора, распорядился Билл, прижимая к лицу платок. - Всем вернуться на свои места. Еще раз последний кусок, и никаких разговоров! Ллуэлин, на сцену!
Никто не успел опомниться, а уже все было готово к возобновлению репетиции. Айрин Риккер тянула Ллуэлина за рукав и что-то торопливо говорила. В зале по ошибке дали свет и тут же опять приглушили. Когда был выход Эмми, она успела заметить, что Билл сидит в зале и лицо его залеплено целой маской окровавленных платков. Она была страшно зла на Ллуэлина. И ведь из-за него все могло расстроиться и пришлось бы возвращаться в Нью-Йорк. Хорошо, что Билл спас спектакль, хотя сам же его чуть не погубил. По своей воле Ллуэлин не бросит сейчас работу, это повредило бы его карьере. Второй акт доиграли и сразу, без перерыва, приступили к третьему. А когда кончили, Билл уже уехал.
На следующий вечер, во время премьеры, он сидел на стуле в кулисах на виду у всех, кто проходил на сцену или со сцены. Лицо у него распухло, под глазом разлился синяк, но видно, было, что ему не до того, и обошлось без язвительных замечаний. Один раз после антракта он вышел в зал, потом вернулся, и тотчас же распространился слух, что от двух нью-йоркских агентств поступили выгодные предложения. Он опять добился успеха - они все добились успеха.
Сердце Эмми захлестнула волна признательности к этому человеку, которому они все стольким были обязаны. Она подошла и поблагодарила его.
- Да, я умею сделать верный выбор, рыжик, - сумрачно ответил он.
- Спасибо вам, что выбрали меня.
И неожиданно для себя самой Эмми опрометчиво добавила:
- Ой, как у вас разбито лицо! Я... по-моему, с вашей стороны было так благородно, что вы не дали вчера всей нашей работе пойти насмарку.
Минуту он испытующе разглядывал ее, потом на его распухшем лице появилось подобие иронической улыбки.
- Вы мною восхищаетесь, детка?
- Да.
- И вчера восхищались, когда я полетел вверх тормашками?
- Зато как быстро вы навели порядок.
- Вот это преданность! В таком дурацком положении и то нашла чем восхищаться.
- Все равно, - восторженно вздохнула она. - Вы держались просто замечательно.
Она стояла перед ним, такая юная, свежая, что ему вдруг захотелось после долгого, трудного дня прижаться распухшей щекой к ее щеке.
С этим желанием и с синяком под глазом он назавтра уехал в Нью-Йорк; синяк рассосался, а желание осталось. Потом они перебрались играть в Нью-Йорк, и как только он увидел, что вокруг нее теснятся другие мужчины, привлеченные ее красотой, для него весь этот спектакль стал - она, и этот успех - она, и в театр он теперь приезжал ради нее одной. Спектакль играли весь сезон, а когда закрылись, Билл Мак-Чесни слишком много пил и особенно нуждался в участии близкого человека. Неожиданно в начале июня в Коннектикуте они поженились.
3
Двое сидели в баре лондонского "Савоя" и убивали время. Подходил к концу месяц май.
- И симпатичный он парень? - спросил Хабл.
- Очень, - ответил Бранкузи. - Очень симпатичный, очень красивый, и все его любят.
Помолчав, он добавил:
- Вот хочу вытащить его домой.
- Не понимаю, - сказал Хабл. - Разве здешние театры могут сравниться с нашими? Чего он здесь торчит?
- Он водит дружбу с герцогами и графинями.
- А-а.
- На той неделе я его встретил, с ним были три важные дамы: леди Такая-то, леди Сякая-то и, леди Еще Какая-то.
- Я думал, он женат.
- Уже три года, - сказал Бранкузи. - Есть ребенок, ждут второго.
Он замолчал, потому что в эту минуту вошел Билл Мак-Чесни. На пороге он демонстративно огляделся по сторонам - у него было очень американское лицо и высоко подложенные плечи.
- Алло, Мак. Познакомьтесь, это мой друг, мистер Хабл.
- Привет. - Билл сел и продолжал разглядывать присутствующих. Хабл вскоре ушел. - Что за птица? - спросил Билл.
- Так один, только месяц как приехал и титулом не успел обзавестись. Вы вон тут уже полгода болтаетесь.
Билл ухмыльнулся.
- Считаете, что низкопоклонствую? Зато не лицемерю. Мне это по сердцу, нравится мне, понятно? Хорошо бы, и меня тоже звали, скажем, маркиз Мак-Чесни.
- Попробуйте, может, допьетесь и до маркиза, - сказал Бранкузи.
- Еще чего! Откуда вы взяли, что я пью? Вот, значит, теперь какие разговоры обо мне ходят? Послушайте, назовите мне за всю историю театра хоть одного американского продюсера, который имел бы в Лондоне такой же успех, как я, за неполных восемь месяцев, и я завтра же уезжаю с вами обратно в Америку. Вы только сами скажите...
- Успех имеют ваши старые постановки. А в Нью-Йорке у вас две последние работы провалились.
Билл встал, стиснул зубы.
- А вы кто такой? - мрачно спросил он. - Вы специально из Америки приехали, чтобы так со мной разговаривать?
- Напрасно обижаетесь, Билл. Просто я хочу, чтобы вы вернулись домой. Ради этого я готов что угодно сказать. Выдайте еще три таких сезона, как в двадцать втором и двадцать третьем, и вы обеспечены на всю жизнь.
- Да ну его к черту, этот Нью-Йорк, - хмуро ответил Билл. - Там один день ты король, потом делаешь две промашки, и все начинают болтать, что твоя песенка спета.
Бранкузи покачал головой.
- Не поэтому. Так стали поговаривать, когда вы расплевались с Аронсталем, вашим лучшим другом.
- Тоже мне друг!
- Ну, ближайший сотрудник. И потом...
- Не будем об этом говорить. - Билл посмотрел на часы. - Да, вот что, Эмми, к сожалению, плохо себя чувствует, так что, боюсь, с сегодняшним обедом у нас ничего не выйдет. Обязательно загляните в мою контору перед отъездом.
Пять минут спустя, стоя у табачного ларька, Бранкузи увидел, как Билл снова вошел в вестибюль "Савоя" и спустился в чайную.
"Дипломатом стал, как я погляжу, - подумал о нем Бранкузи. - Раньше, бывало, говорил прямо, что, мол, иду на свидание. Понабрался тут лоску от герцогов и графинь".
Возможно, он слегка обиделся, хотя вообще-то был не из обидчивых. Во всяком случае, он тут же, не сходя с места, заключил, что Мак-Чесни катится по наклонной плоскости, и раз навсегда вычеркнул его из своего сердца, что было вполне на него похоже.
