Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Анатолий окончательно сбился, замолчал и покраснел под пытливым взглядом депутата.
Кленов дружески улыбнулся:
— Вы приехали из колонии? На прошлой неделе ко мне на прием явился один, похожий на вас, Анатолий… простите, как по отчеству?
— Владимирович. Да вы просто — Анатолий.
— Он так же молод и тоже вернулся из трудовой колонии. Вы Анатолий, а тот Антон… Так вот, Антон Шелгунов тоже волновался и просил меня воздействовать на кадровика нефтяной организации. Шелгунов работает слесарем на московском заводе, но надумал ехать в Башкирию на нефтепромысел. Людей туда вербуют, а его брать не хотят из-за прошлой судимости. Я спрашиваю — зачем вам уезжать? И жилплощадь в Москве у вас есть, и работа интересная. Он разволновался. Вначале сослался на какую-то далекую родню в Башкирии, а потом махнул рукой и начал такое городить… Странное, очень странное он произвел впечатление. Такой тарабарщины я еще не слыхивал.
— Что же он сказал такого?
— И не поймешь! «Мне, говорит, надо рвать когти, а то Ленька за то, что я не хочу возвращаться к нему, завтра грозит собрать своих и устроить правилку. А я урковать больше не хочу».
Анатолий вскочил со стула и весь подался вперед.
— Вы сказали «возвращаться к Леньке»? А он не назвал прозвища этого Леньки?
Кленов удивленно посмотрел на Анатолия, прижал кулак к губам и задумался.
— Не помню… Ленька… Ленька… кличка какая-то… — Ленька Чума? — Анатолий взволновался.
— Вот именно, Чума. Вы его знаете?
— Еще бы! Старый вор. Рецидивист. Главарь банды.
Последняя сволочь! Страшный человек. Ни перед каким зверством не остановится. Как фашист. Бандиты и те его боятся, а воры и подавно. Авторитетный.
— Почему же Шелгунов мне этого не объяснил? Он так нервничал… Я попросил его объяснить понятнее. Он смутился, пробормотал: «Яснее не скажешь». А тут ко мне вошел сотрудник. Шелгунов замолчал, обещал зайти — и нет его. Не знаю, что и думать. Парень только недавно поступил в вечернюю школу, не проработал и полугода на заводе, а уже появилась охота к перемене мест. Видимо, трудовая колония все же не привила ему вкус к регулярному труду, к профессии. А у вас есть любимая профессия? Вы работаете?
— Любимая профессия есть… Автодело, — думая о чем-то своем, медленно ответил Анатолий, снова усаживаясь. — Нет, Дмитрий Алексеевич! У Антона причина серьезная. Чума заставляет его вернуться в шайку, а характера у парня мало. Потому и вздумал сбежать в другой город. Не переехать, а сбежать.
Анатолий говорил резко. Сейчас он вовсе не был похож на того смущенного молодого человека, который от волнения еле ворочал языком.
— Вы словно сердитесь, Анатолий. Но я-то в чем виноват?
— Извините! Не могу спокойно о таком…— Вдруг глаза молодого человека озорно прищурились. — Если бы «по фене ботали», поняли бы трагедию Шелгунова, — Не понимаю. Как вы сказали?
Анатолий усмехнулся.
— Я сказал по-воровски. Говорите ли вы на воровском жаргоне? Шелгунов разволновался и с вами говорил на воровском жаргоне.
— А вы… вы ботаете?
— Есть такой грех! — Анатолий невесело усмехнулся. — Надо бы Шелгунову все вам объяснить, а он сбежал. Растяпа!
— Да, характера в нем не чувствовалось. Значит, этот Чума действительно опасный человек?
— Бандит. Глава шайки. А вы знаете, что такое шайка?
— Шайка? — удивленно переспросил Кленов. — Ну, это компания единомышленников, объединившаяся для того, чтобы совершить ограбление, обворовать.
— Да, это «компания»! — с горечью отозвался Анатолий. — Но какая! Это трудно, даже невозможно представить тому, кто не встречался с такого рода негодяями. — Он задумался, собирая в мыслях все, что знал о ворах. — Чтобы украсть у рабочего зарплату, у старика пенсию, у женщины пособие на детей, чтобы красть регулярно, жить воровством и грабежом — надо совсем не иметь совести. Значит, надо так оболванить и испортить подростка, попавшего в сети воровской шайки, чтобы он забыл, что такое совесть, понимаете? Если шайка затянет к себе кого, то уж постарается вытравить из него все человеческие чувства. Чума учит так: настоящий вор должен отречься от семьи и жить только для себя и для шайки. Если вору прикажут привести сестру на потеху другим — приведет, предаст сестру. Все остальные люди — враги! Урка должен жить отнятым у других, паразитом. Он должен презирать труд, как величайшее унижение, как позор. «Вор, — говорил Чума, — не должен учиться. Учеба — зло, газеты и книги — ерунда». Чума — «законник», коновод бандитов и блюститель воровских законов. Он их поддерживает террором: не выполнишь — жестокое избиение, даже смерть. И уж если попадет в колонию ученик Чумы, то он и там будет восстанавливать колонистов против воспитателей и устрашать, чтобы воспитанники держались воровских законов жизни.
— Гляжу я на вас, Анатолий, и думаю: не прибавляете ли вы? Не говорит ли в вас обида за пережитое?
— Скорее, убавляю. На собственной шкуре опыт приобрел. Шелгунова, наверное, запугивают, — стараясь не волноваться, продолжал Анатолий. — Требуют, чтобы он вернулся в шайку Чумы. Ему не хочется, но ссориться боится. Вырваться из паутины не всегда просто. Воры не хотят отпускать. Только в исключительных случаях — болезнь, женитьба — разрешают бросить шайку, «завязать». Чтобы вору — рабу главаря банды — освободиться, недостаточно одного желания, надо иметь твердый характер, надо отстоять свое право на свободу.
— Нет, вы все же преувеличиваете! Вот недавно судили малолетних воров. И что же? Они раскаялись и сейчас хорошо учатся, никто им не мстит, не запугивает.
— Так это же мелкота, воришки. Случайные к тому же, не связанные еще с преступным миром. Одно дело, если стянул что-то в магазине или украл сумочку. А другое дело — если участник шайки, связанный круговой порукой, готовый убить человека из-за часов… И нет ничего хуже, когда случайного воришку направляют в трудовую колонию, где могут оказаться выученики такого бандита, как Чума. Уж они все сделают, чтобы растлить неопытного юнца. Уж он там такого наслушается!.. Нельзя случайных воришек посылать в колонию. Им иногда достаточно строгого общественного осуждения, условного приговора. Под поручительство коллектива школы, например. А тех, кто уже в колонии все осознал, кто на всю жизнь урок извлек, тех надо сразу освобождать, а не держать, пока не выйдет срок. Да и присуждать за небольшое преступление надо не так много, как иногда присуждают.
— Значит, вы предлагаете внести поправки в уголовное законодательство?
— Не знаю… Так говорил Иван Игнатьевич, наш воспитатель в колонии, а он человек опытный.
Депутат слушал с интересом. Ободренный его вниманием, Анатолий еще долго рассказывал о колонии и закончил так:
— У честных людей первым считается тот, кто больше приносит пользы людям. А в шайке первым слывет тот, кто больше наделал вреда. Такой гордится своей мрачной славой и хвастает ею, такого боятся, и в этом сила его влияния в преступном мире. Иван Игнатьевич говорил так: «Профессиональный вор-рецидивист и бандит — по духу родной брат фашисту. Он такой же человеконенавистник. Он враг советского общества. Он враг людского счастья. Он также утверждает, что „человек человеку — волк, и поэтому для личного обогащения— а только в этом его счастье! — все средства хороши: и воровство, и ложь, и предательство, и убийство“.
— Итак, вы считаете, что Шелгунову грозит опасность. А почему он не обратился в милицию?
— Чем ему может помочь милиция? Что ой скажет? Мне грозит такой-то? Но это надо доказать. А где свидетели? Он сам за себя должен постоять, друзья должны помочь. Да, видно, друзей не оказалось, а сам он хлипкий.
— Вы все это серьезно о Лене Чуме и шайке? Вы-то сами не боитесь?
— Я в шайке не был, а запутать меня пытались. Поэтому и мне зевать не приходится. Да я не из пугливых, сумею постоять за себя… А вообще, знаете, воришку легко исправить, а вот вора-рецидивиста из шайки, не раз судившегося и отбывавшего наказание, да так и не исправившегося, — чрезвычайно трудно. Надо сделать так, чтобы с перековавшимися, порвавшими с шайкой воры не расправлялись, страшились расправляться. Почему Чуму не расстреляли за убийство? Потому, что смертная казнь за такие страшные преступления отменена. Значит, надо пересмотреть законы и ввести расстрел. Ведь расстреливают же шпионов и диверсантов, а убийца совершает диверсию против самого ценного, против человеческой жизни. А в тюрьме их нельзя помещать вместе со случайными правонарушителями, чтобы они не развращали новичков.
