Сон в начале тумана - Рытхэу Юрий Сергеевич (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— Нет, просто освободи место, — сухо сказал Джон.
— Что тут у вас такое? — спросил Тнарат, вползая в палатку. — Лезет к нам Ильмоч и орет на меня: перебирайся к Сону! Не могу больше с ним в одной палатке спать! Пахнет от него нехорошо!
— Ну, если он так и сказал, то это еще ничего, — загадочно ответил Джон и крепко закрыл глаза, намереваясь сразу же заснуть. Но это удалось ему не сразу. Поведение Ильмоча, его слова приоткрыли перед Джоном то, что он раньше не замечал. Отношения между людьми здесь далеко не простые… Поворочавшись, он окликнул Тнарата.
— Не спишь?
— Разве заснешь, когда ты так скрипишь снегом? — сердито отозвался Тнарат.
— Скажи мне, что такое с Орво? Я думал, что он переменился от болезни, но чувствую, что тут что-то не то.
— Слабеет старик, — ответил Тнарат, — болеет. Не повезло, конечно, что у него нет своих сыновей, но тут уж ничего не поделаешь. Он уже стоит на пороге старости, заглянул вперед и не видит там ничего доброго, побаивается и тревожится. Вот и стал теперь нелюдимый и раздражительный. Старые друзья от него отходят, новых не видно. А одинокому на нашем ветру холодно, — заключил Тнарат и, помолчав, добавил: — А человек-то он очень хороший, много добра сделал людям, от многих дурных дел удержал.
Переночевали в Уэлене, в большом, оживленном селении. Собирались на следующее утро пуститься в Кэнискун, но выяснилось, что в Уэлен явился сам Карпентер чуть ли не с половиной жителей маленького Кэнискуна.
Он искренне радовался, услышав о приезде Джона, тиская и шлепая гостя по разным частям тела.
— В Кэнискун поедем потом! — заявил он Джону. — Побудем здесь дня два. Здесь собрались лучшие певцы и танцоры побережья от Энурмина до залива Креста. Большое празднество! Настоящий кристмесс! Не пожалеете, если посмотрите! — шумел и уговаривал Джона Карпентер, хотя тот и не возражал и даже радовался случаю услышать и увидеть знаменитые чукотские и эскимосские танцы и песни, о которых он так много слышал в Энмыне.
Несмотря на возражения, Карпентер переселил Джона к себе. Торговец занимал отдельный полог в яранге состоятельного уэленского чукчи Гэмалькота, которому приходился другом и дальним родственником.
Яранга была основательная и построена если не на века, то, во всяком случае, на многие десятилетия. Она имела обширный чоттагин, разделенный на три части: на собственно чоттагин, где грелись собаки и по стенам стояли бочки с жиром и квашеной зеленью, с очагом, выложенным большими плоскими камнями. Второй чоттагин примыкал к пологам. Там ели, обрабатывали шкуры и кожи, толкли в каменных ступах мороженый тюлений жир. А третий чоттагин носил явные следы общения хозяина с мистером Карпентером. На стенах висели огнестрельные ружья, снаряжение для зимней охоты и даже медное китобойное гарпунное ружьецо, скорее похожее на крохотную пушечку. Полог Карпентера был поставлен прямо в этой «гостиной», и хозяин яранги, прежде чем войти в эту часть чоттагина, вежливо постукивал по небольшой двери-калиточке.
Гэмалькот оказался мужчиной высокого роста с яркой проседью. Он носил усы и чисто брил бороду. Во всей его фигуре, в выражении его лица чувствовались уверенность в себе и сила. Он неплохо говорил по-английски и, по словам Карпентера, неоднократно бывал в Штатах, добираясь до самого Сан-Франциско.
Гэмалькот был вежлив — ни разу не позволил себе неожиданно войти в жилище Карпентера или вмешаться в разговор. Но за всем этим чувствовалась такая сила, что Джон не без внутреннего злорадства заметил, как Карпентер иной раз бросал на своего хозяина отнюдь не высокомерные взгляды.
В первый же вечер Карпентер завел разговор, которого Джон более всего опасался.
— Я еще не имею точных сведений, — приглушив голос, заговорил Карпентер, — но ходят слухи, что наконец-то на Чукотке найдено золото. Здесь были опытные аляскинские проспекторы. Они дают весьма обнадеживающие прогнозы. И если это правда, то представляете себе, что здесь будет! А мы, Джон, с вами первые! Сейчас русскому правительству не до Севера. Идет война, в которой, насколько мне известно, они терпят поражение. Жена русского царя является родственницей немецкому императору — какая уж тут победа русского оружия! Скорее всего эти северные края отойдут либо к Америке, либо к Канаде. В конце концов, здесь большой разницы нет. Что вы скажете на это, дорогой мой друг Джон?
В голосе Карпентера неожиданно послышались интонации Ильмоча.
— А почему бы вам, мистер Карпентер, не задать этот вопрос Гэмалькоту или же Ильмочу? Ведь им решать, ведь это их земля.
— Ну бросьте, дорогой Джон, мы же не дети и не делегаты благотворительного съезда!
— Мистер Карпентер, я еще раз вам заявляю, что я добровольно и навсегда решил остаться жить среди этого народа. Я буду не только жить с ними, но и всеми своими силами буду защищать от посягательства чужих людей их землю со всеми ее богатствами как на поверхности, так и в ее недрах.
— Никто и не собирается посягать ни на их землю, ни на их образ жизни, — терпеливо заметил Карпентер. — Ради бога, пусть пасут оленей, бьют моржей, ловят песцов. Никто не собирается вмешиваться в их внутреннюю жизнь. Но ведь надо быть круглыми дураками, чтобы золото, вы слышите меня, Джон Макленнан, золото досталось какому-то третьему лицу. Уж если говорить прямо, то именно мы, пионеры Севера, те, кто выдержал его жестокий климат и сумел подружиться с этим народом и войти в доверие, имеем некоторые права на вознаграждение.
— Мистер Карпентер, мы с вами говорим на разных языках, — попытался прекратить этот поток слов Джон, но торговец только отмахнулся и продолжал:
— Я знаю ваши намерения и за свою жизнь повстречал немало странных людей. Но все эти странные люди становились совершенно обыкновенными, когда видели золото. Хотите, я вам покажу его?
И с этими словами Карпентер вытащил из-за пазухи движением точь-в-точь таким, каким чукчи извлекают кисет с табаком, мешочек, напоминающий кожаный кисет. Оглядевшись по сторонам, Карпентер высыпал на ладонь небольшую кучку желтого песку, который Ильмоч называл засохшими испражнениями грудного младенца. Торговец поднес руку к огню и торжествующе спросил Джона:
— Ну и как?
Джон и сам удивился. Созерцание золотого песка не вызвало в нем никаких особых чувств. Лишь вспомнилось, как в далекое время, снаряжаясь в путешествие, он втайне мечтал вернуться в родной дом в Порт-Хоупе состоятельным человеком, и среди многих обдумываемых способов обогащения на важном месте стоял именно этот, который предлагал Карпентер, — найти золото и намыть его где-нибудь в тундровом ручье.
— Я знаю, откуда вы взяли это золото, — неожиданно для себя сказал Джон. — Это золото с ручьев, впадающих в озеро Иони.
Карпентер отпрянул от Джона, словно от огня.
— Откуда вы знаете? Человек клялся, что, кроме него, никто не знает о богатствах озера Иони, — испуганно произнес он.
— В конце концов все тайное становится явным, — наставительно сказал Джон. — Я пока ничего не буду говорить, но если вздумаете организовать большой прииск или что-нибудь в этом роде, пеняйте на себя. Чукчи вас вышвырнут со своей земли.
— Так, так, — с удивлением пробормотал Карпентер, пряча мешочек с золотом.
Уэлен в эти ясные морозные дни был оживлен, и на улице толпилось множество прохожих. Местные собаки не знали, на кого и лаять. На приморье, возле больших торосов, не успевших прошедшим летом пройти в Тихий океан, приезжие устроили стоянку собачьих упряжек, привязав своих псов к вмороженным в лед палкам.
В каждой яранге пылали костры, варилась еда, выпивалось невероятное число чашек чаю. Карпентер не мог упустить такого случая, и в собачьей части яранги Гэмалькота открыл небольшую лавочку. Он бойко распродавал кирпичный чай, сахар, патоку. Охотники покупали патроны, порох, дробь. Дважды пришлось посылать нарты за товаром в Кэнискун.
Торговец больше не напоминал Джону о золотом песке, был подчеркнуто вежлив и внимателен.
