Похитители - Фолкнер Уильям Катберт (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
– Премного вам обязана, – ответила мисс Реба. – Но сколько бы ни гостила ваша жена в Монтигле, когда-нибудь она воротится, и тогда придется вам держать ответ.
– Ерунда, – сказал полковник Линском. – Я пока хозяин у себя в доме.
– Надеюсь, им и останетесь, – сказала мисс Реба. – Ах, да, – обратилась она к Минни. – Покажи им. – Она – Минни – улыбнулась, но не нам, она улыбнулась мне. Это было прекрасно: ровная, прочная, беспорочная, безупречная фарфоровая дуга, в центре которой, сжатый, можно сказать, страстно стиснутый с двух сторон, сиял вновь обретенный золотой зуб, казавшийся больше трех простых белых вместе взятых. Затем она опять сомкнула губы, спокойная, безмятежная, опять неприкосновенная, опять неуязвимая настолько, насколько хрупкая вязь костей и плоти, подвластная любой случайности, может притязать, предъявлять права на Неуязвимость.
– Вот и все, – сказала мисс Реба. Отец Маквилли завел мотор и сел в машину; она тронулась. Дед и полковник Линском повернулись и пошли к дому, я тоже двинулся за ними, но за спиной у меня прогудел рожок, негромко, всего один раз, и я обернулся. Машина остановилась. Сэм стоял возле нее и махал мне рукой.
– Иди сюда, – сказал он. – Мисс Реба зовет на минутку. – Он не спускал с меня глаз, пока я подходил, – Почему ни ты, ни Нед не предупредили меня, что лошадь и в самом деле придет первая? – спросил он.
– Я думал, вы и так знали, – сказал я. – Я думал, мы потому сюда и приехали.
– Конечно, конечно, – сказал он. – Нед мне говорил. Ты говорил. Все говорили. Но почему никто не заставил меня поверить? Само собой, я не внакладе. Но мне бы хватку мисс Ребы, я бы, может, товарный вагон окупил. Держи, – сказал он. Это была плотная пачка денег, банкнот. – Это Недовы. Передай ему: когда в другой раз откопает лошадь, которая не хочет выигрывать скачки, пусть не тратит время на разъезды, а прямо даст мне телеграмму. Мисс Реба облокотилась на раму, суровая и красивая. Эверби сидела рядом с ней, не шевелясь, но такая большая, что невозможно было не поглядеть на нее. Мисс Реба сказала:
– Я тоже не думала не гадала, что под конец угожу здесь в тюрьму. Правда, я, наверно, и наоборот не думала – что не угожу. В общем, Сэм и за меня поставил. Я дала пятьдесят за мистера Бинфорда и пять за Минни. Сэм выиграл три к двум. Я, то есть мы хотим пополам с тобой выигрыш поделить. Сейчас-то у меня столько наличных при себе нет, еще эта сегодняшняя поездка свалилась на голову…
– Мне не надо, – сказал я.
– Так и знала, что ты это скажешь, – сказала она. – Потому и дала Сэму еще пять, чтобы он и за тебя поставил. Тебе причитается семь с половиной долларов. Держи, – она протянула руку.
– Мне не надо, – повторил я.
– Что я вам говорил? – сказал Сэм.
– Из-за того, что деньги игровые? – спросила она. – Ты и это обещал? – Я не обещал. Быть может, азартные игры пока не приходили маме в голову. Но мне этого никому и обещать не надо было. Только я не знал, как объяснить мисс Ребе, я и сам толком не знал – почему: разве что я это делал не ради денег, деньги были самое маловажное, а просто раз мы в это влезли, я обязан был продолжать, обязан завершить начатое, я и Нед, даже если бы остальные отступились; словно только заставив Громобоя скакать и прискакать первым, могли мы оправдать (не избежать последствий, а только оправдать) себя хотя бы в какой-то мере. Не надеясь придать благовидность началу, то есть тому, что Бун и я умышленно и добровольно начали четыре дня назад в Джефферсоне, но и не увиливая, не уклоняясь, завершить то, что сами затеяли. Но я не знал, как объяснить. Поэтому я сказал:
– Не обещал. Но мне не надо.
– Брось ты, – сказал Сэм. – Бери и дай нам уехать. Нам нужно поспеть на поезд. Отдай Неду или тому старикану, который ночью с тобой нянчился. Уж они найдут, куда их пристроить. – Так что я взял деньги, две пачки – толстую и тоненькую. А Эверби так и не шевельнулась ни разу, сидела неподвижно, положив руки на колени, большая, чересчур большая для разных мелочей. – Ну хоть по голове ее погладь, – сказал Сэм. – Нед ведь не учил тебя бить лежачего?
– Не хочет, – сказала мисс Реба. – Поглядите на него. Эх вы, мужчины. И ведь этому всего одиннадцать. Ну какая, к черту, разница – одним больше, одним меньше? Да она с воскресенья только и доказывала, что покончила с этим. Напилил бы ты в жизни столько бревен, сколько она, какая, к черту, была бы разница – одним бревном больше, одним меньше, если уже и договор расторгнут, п вывеска снята? – Так что я обошел машину и встал с другой стороны. Но она по-прежнему сидела не двигаясь, чересчур большая для разных мелочей, такая большая, что всякие незначительные, пустяковые отметины выглядели на ной так же, как птичий помет на рекламном щите или па турецком барабане; она сидела – и все, чересчур большая, чтобы даже съежиться, пристыженная, потому чю (Нед был прав) губа у нее немного распухла, но главное – под глазом был фонарь; даже обыкновенный синяк на ней не мог казаться обыкновенным, он был больше, заметнее, чем на других людях, резче бросался в глаза.
– Это ничего, – сказал я.
– Я думала, так надо, – сказала она. – А другого способа не знала.
– Видали? – сказала мисс Реба. – До чего просто! Больше и говорить ничего не надо, мы и так тебе поверим. Нет среди вас, мужчин, такого, пусть самого паршивого, самого захудалого, чтобы женщина, в случае он моложе семидесяти, не убедила себя, будто другого способа не было.
– Вы иначе не могли, – сказал я. – Зато мы вовремя к скачкам получили Громобоя. Теперь это уже неважно. Поезжайте, а то опоздаете на поезд.
– Золотые слова, – сказала мисс Реба. – А ей еще ужин готовить. Ты ведь не слыхал, это для тебя новость. Она не едет в Мемфис. Она не только от блудного ремесла открестилась, она от самого блуда открестилась, если, конечно, правду говорят, что в таких местах, как Паршем, никакого блуда в помине нет, а есть только натуральные мужские вожделения и потребности. Она устроилась в Паршеме у ихнего констебля, будет стирать, и стряпать, и поднимать с кровати его жену, и укладывать в кровать, и мыть. Tак что она и от того отреклась, чтобы половину заработка и половину себя самой первой попавшейся жестяной бляхе отдавать – теперь, если потребуется, выставит вперед кофейник или грязную сковородку, и дело с концом. Поехали, – сказала она Сэму. – Даже тебе не под силу заставить поезд дожидаться нас.
Они уехали. Я повернулся и пошел назад, к дому Он был большой, с колоннами, и портиками, и английским парком, и конюшнями (где-то там стоял Громобой), и каретниками, и постройками, где прежде жили рабы – словом, бывшее (и ныне существующее) имение Паршемов, то, что осталось от поместья, от человека, семейства, давшего свое имя городу, местности и даже людям, к примеру, – дядюшке Паршему Худу. Солнце уже скрылось, скоро вслед за ним уйдет и день. И вдруг я впервые осознал, что все кончено, позади – все четыре дня суеты, и возни, и вранья, и уверток, и треволнений; позади все, кроме расплаты. Дед, и полковник Линском, и мистер Вантош уже сидели где-то в доме, пили перед ужином грог; до того, как зазвонит колокольчик к ужину, оставалось, вероятно, не меньше получаса, так что я свернул и прошел розарием к заднему крыльцу. И в самом деле – на ступеньках сидел Нед.
– Держи, – сказал я, протягивая толстую пачку. – Сэм сказал, это твои. – Он ваял пачку. – Пересчитывать разве не будешь? – спросил я.
– Так он наверняка их пересчитал, – ответил Нед. Я достал из кармана тоненькую пачку. Нед взглянул на нее. – Он тебе и эту дал?
– Мисс Реба дала. Она за меня поставила.
– Это игровые деньги, – сказал Нед. – Ты еще мал, игровые деньги не про тебя. А хоть бы и стар был – игровые деньги не про кого, а про тебя и подавно. – И ему я тоже не мог сказать, объяснить. Но тут же понял, что ему, Неду, и объяснять не надо. И в ту же минуту он это доказал. – Мы же не из-за денег это делали, – сказал он.
– А ты свои тоже отдашь?
– Нет, – сказал он. – Для меня уже поздно. Но для тебя еще нет. Вот я и хочу дать тебе случай спастись, потому и отбираю случайные деньги.
