Зеленый храм - Базен Эрве (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Накануне вечером Вилоржей хмуро объявил на совете, что операция «Болотище», отложенная по неизвестным для меня причинам на неделю, в конце концов состоялась, — нешумная, но без меры утомившая и обозлившая трех жандармов, которые потерпели неудачу, а проводником был Колен. Подробностей никаких. Но Колен, который не любит, когда кто-нибудь другой, а не он, именем закона бороздит его владения, разоткровенничался.
— Вчетвером! Не считая одного, расположившегося на площадке Гланде, чтобы обеспечивать связь с бригадой через полевой телефон… Вы представить себе не можете! Прочесать округу.
В общем, они отправились утром около девяти часов. Во время путешествия Бомонь не переставал сверяться с картой и каждый раз спрашивал лесовика: «Этот ручеек и есть Малая Верзу? Перешагнем через нее». А Колен уточнял: «Угу, но потом пойдем вдоль нее». Боты продолжали путь. Но — ведь верно? — нога, привычная к асфальту, работает каблуком, а привычная к земле — носком. Идти — это не ехать. Товарищи его не были хорошими ходоками; они вглядывались в темноту, не различая перед собой ровно ничего. Кто плохо шагает, тому быстро надоедает. Лес в низине не так полнится воздухом, как горный, не так живописен, богат приключениями; все одно и то же — стволы, стволы, а над ними ярко-зеленая листва; шагаешь, шагаешь, вдавливая в землю опавшие листья, и дилетант в конце концов склоняется к тому, что в этой черноте одно похоже на другое. Патруль, прибывший в Пьер-Леве, уже порядком притомился, Бомонь же, твердо уверенный в своих геодезических познаниях, решил, что на все про все уйдет не более двадцати минут.
— Часом позже, господин директор, пошли овраги, где молодые деревца уступают место корявым деревьям. Напрасно бригадир тряс свой передатчик и кричал: «Алло! Вы меня слышите? Алло! Я вас не слышу». Это оказалось дольше, чем мы предполагали… Делать нечего. Короче, ровно в полпервого пришли в небольшой ивняк, где и расположились на отдых.
Я слушаю, а сам тихонько иду, иду по Рю-Гранд. Оказывается, Колен осторожно присел на ворох веток, а жандармы, глядя на него, пускали слюни, ибо прямо перед ними маячил толстый сандвич. А сильно вспотевший Бомонь, промокая себя платком, поглядывал на часы, внюхивался в запахи болота, поворачивая разочарованную физиономию к своим людям, более привычным к дежурству на дорогах, где мчатся с недозволенной скоростью и где они уверены, что подцепят клиента. Наконец около двух часов дня бригадир прорычал: «Хватит!» Все-таки для успокоения совести он срезал с орешника ветвь, обстругал ее, чтобы получился зонд, подошел к воде и в нужном месте пошарил в ней, сперва прямо перед собой, потом справа, потом слева, наконец, под кувшинками он нащупал какой-то предмет. Он сказал: «Действительно, тут под водой как будто какой-то столбик».
Мы с Коленом остановились у моей двери; Колен опаздывал, но он забыл о службе и продолжал свой рассказ, ничего не пропуская и красуясь:
— Не очень-то они рвались, эти голубые штаны, посмотреть, что там на Болотище, и прочесать его… Я пожертвовал собой, я прошел по этим колышкам голыми ногами и с далеко не гордым видом. На острове, конечно, ни души. Ничего, кроме нагромождения веток, а сверху почерневшие камни. То есть мы напали на очаг! Так делают скауты или землекопы, подогревающие пищу в котелках. И там, на самом виду, лежало… Угадайте что? Ни за что на свете не угадаете… Конечно, не послание. Предмет? А какой? Как дать понять тому, кто тут пройдет, и только ему одному? «Это обиталище известно, известно, что ты тут делаешь. Беги!»
— Шпики, — уточнил Колен, — рты разинули, когда я им протянул маленькую поваренную книгу под названием: «Сто способов приготовления рыбы».
Во всяком случае, всем ясно, что у нас не было помрачения рассудка… а мне, если в этом была необходимость, что у моей дочери есть некоторый талант. Колен ушел, потрусил к своему сектору, где ему вменено в обязанность проверять разрешения на охоту, есть ли печать полиции и тем ли заряжены ружья. А я на кухне возле открытого окна заглатываю кофе. Уже раздаются выстрелы, гремит на множество ладов. Но все перекрывают глухие раскаты двенадцатого калибра. Меня выводит из себя какой-то изолированный звук: похоже, что подстрелили птицу. Выстрелы указывают на то, что группа охотников встретила группу уток. Я считаю: за десять минут восемь залпов. Маловато. Всем известно, что число немвродов в этом краю, — самое большое в мире, — не оставляет им никакого шанса на то, чтобы побить глупый рекорд лорда Грея, который за один день уложил девятьсот штук разной дичи; и я, конечно, не буду горевать, если пустые гильзы, в которых настоялся запах пороха и медные донца которых довольно долго блестят на нивах полей, прежде чем их тронет ржавчина, не отметят вехами маршрут этих отстрельщиков, принимающих участие в общей плохо организованной охоте. Мы будем даже ликовать, если акционеры общества, основанного бароном Тордеем с его восемью расположенными рядом фермами, заселенными, — что стало в копеечку, — птицами и рыбами, не будут больше стрелять со стороны дороги в Женесье.
Возможно, мы добьемся успеха. Эхо раздается с разных сторон, и это нас запутывает, но, кажется, ветер уносит его на север, а мы знаем то, что мы знаем… Смешной была та ночь: мы привели доказательства нашего мятежного духа, который все время искореняем у наших учеников, чьей суровой жертвой мы бываем. Конечно, не надо опасаться своего немного мальчишеского вида, выражающего иногда добрые намерения. Однако господин директор отнюдь не вегетарианец, беспечально съедает цыпленка и заказал на сегодня фасоль с бараниной, но защищает природу с истовостью, в коей чувствуется некоторая снисходительность по отношению к дочери и некоторая злость по отношению к роду человеческому. Ибо, дорогой друг, если известно, что охотники убивают ради удовольствия, ради гордости или выгоды (у крестьян наблюдаем то же самое по отношению к обитателям скотного двора), если правда, что они нанесли вред природе, почти полностью уничтожив не одну дюжину видов, если правда то, что они могут претендовать называться покровителями фауны под тем предлогом, что заселяют леса специально выведенной дичью, которую, впрочем, они вскоре перебьют, возмутительно, что самые серьезные из них, прекрасно знающие фауну, хотя и почитают ее, но не могут не приносить в жертву ее представителей (что бесполезно: ведь оленину они не едят)… то мы не многим лучше, хотя мы жалеем диких животных, зато не жалеем домашних, а наши зубы принуждают нас есть мясную пищу и жить за счет протеина трупов, из которых мы делаем жаркое, колбасу, икру или паштет.
Но противоречия очень быстро примиряются. В этом году триста гектаров барона граничат с заповедником. Как бы то ни было, около полуночи, стараясь держаться в отдалении от ферм, от которых идет теплый запах коров, а сторожевые псы тревожатся, заслышав незнакомца, и перекликаются, две тени пробежали по территории общины: две тени, находящиеся под покровительством ночной безлунной тьмы, прочерченной, однако, Млечным Путем и усеянной светящимися точками в достаточном количестве для того, чтобы различить, если вглядеться, ком земли, на который можно наткнуться, или металлический брус, о который можно споткнуться.
— Подожди, — сказал один, — будешь смеяться, когда все кончится.
И тени запускали руку в пеньковые мешки, подвешенные по бокам, два старых мешка из обрывков кожи и дурно пахнущие удобрения, как у садовников, отказавшихся от химикатов. Тени повторяли величественные жесты сеятелей, выбирая лучшие кустарники для удобрения этим С10Н8, подобным нафталину, запах которого так ненавидит дичь и который заставляет ее менять место, искать новые укрытия.
— Зайдем напротив, — прошептал тот же голос около часа ночи.
И две неутомимые тени действительно пошли к заповеднику. Они поменяли мешки, а в мешках поменялось их содержимое. Тени продолжали разбрасывать. На этот раз зерно. Зерно, смоченное в мясном соке, который для фазана то же, что для железа — магнит.
