Каталина - Моэм Уильям Сомерсет (читаемые книги читать .TXT) 📗
Приезд сыновей совпал с еще одной датой — золотой свадьбой дона Хуана и доньи Виоланты. Братья договорились встретиться в двадцати милях от города, чтобы вместе въехать в Кастель Родригес. Торжественная встреча, подготовленная жителями, стала тем бальзамом, что излечил сердечную рану дона Хуана, нанесенную ему бесчестием Мартина. Разумеется, он не мог принять сыновей и их свиту в своем полуразрушенном доме, поэтому епископу подготовили келью в доминиканском монастыре, а управляющий имением герцога Кастель Родригеса согласился отвести Мануэлю несколько комнат во дворце, поскольку хозяин в это время находился в Мадриде.
И вот настал великий день. Городская знать верхом на лошадях, городские власти и священнослужители на мулах выехали навстречу братьям. Следом, в карете, ехали дон Хуан, донья Виоланта и Мартин с семьей. Наконец, на узкой пыльной дороге показались желанные гости. Фра Бласко, в простой рясе доминиканского монаха, ехал бок о бок с Мануэлем, гордо восседавшим на породистом жеребце, в золоченой сверкающей на солнце броне. Чуть сзади следовали два монаха-доминиканца, секретари епископа, его слуги и, в великолепных ливреях, слуги полководца. Выслушав приветственные речи, епископ справился об отце и матери. Они робко подошли к сыну. Донья Виоланта уже опускалась на колени, чтобы поцеловать руку епископа, но тот, к всеобщему восхищению, подхватил ее и, прижав к груди, расцеловал в обе щеки. Он поцеловал отца и, когда родители отошли к Мануэлю, спросил о Мартине.
— El panadero, — крикнул кто-то. — Пекарь. Мартин с женой и детьми приблизился к старшим братьям. Бласко встретил его теплотой и сердечностью, Мануэль — довольно холодно. Консуэло и дети упали на колени и поцеловали руку епископа. Тот поздравил Мартина с таким многочисленным и здоровым потомством. В своих письмах дон Хуан и донья Виоланта писали о женитьбе Мартина и его детях, не решаясь, однако, упомянуть о том, что тот стал торговцем. Они понимали, что правда выплывет наружу, но всем сердцем желали, чтобы это произошло как можно позже. После довольно долгого спора, кому ехать справа, а кому слева от виновников торжества, кавалькада двинулась к городу. Как только епископ и капитан въехали в ворота, зазвонили колокола, трубачи поднесли трубы к губам, барабанщики ударили в барабаны. Улицы была заполнены толпами людей, и на всем протяжении пути к кафедральному собору их сопровождали восторженные крики и аплодисменты.
За службой в соборе последовал банкет в ратуше, и радушные хозяева заметили, что, несмотря на праздник, епископ не ел мяса и не пил вина. Затем он выразил желание побыть в кругу семьи, и Мартин сходил за матерью, которая вместе с Консуэло и детьми ушла в дом пекаря. Когда они вернулись, Бласко беседовал с отцом, но едва они вошли в комнату, распахнулась дверь и появился Мануэль с почерневшим от ярости лицом.
— Брат, — обратился он к епископу, — тебе известно, что Мартин, сын дворянина, стал кондитером? Дон Хуан и донья Виоланта побледнели.
— Не кондитером, — ответил Бласко, — а пекарем.
— Ты хочешь сказать, что знал об этом?
— Да. Хотя мои священные обязанности не позволяли заботиться о родителях, как мне того хотелось, я следил за ними издалека и постоянно поминал их в молитвах. А приор нашего ордена в этом городе информировал меня о их жизни.
— Но как ты позволил ему опозорить нашу семью?
— Наш брат Мартин добропорядочен и благочестив. Его уважают в городе, и он щедр к беднякам. Он обеспечил нашим родителям спокойную старость. В создавшейся ситуации он не мог поступить иначе.
— Я — солдат, брат, и ставлю честь превыше всего. Он перечеркнул все мои планы.
— Я в этом очень сомневаюсь.
— Откуда у тебя такая уверенность? — вспыхнул Мануэль. — Ты даже не знаешь, что я хотел предпринять.
Тень улыбки на мгновение пробежала по лицу епископа.
— Тебе бы следовало знать, брат, что любые подробности наших личных дел становятся известны слугам. Мы провели вместе два дня. В общем, до меня дошли слухи, что ты приехал сюда не только из-за тоски по дому, но и для того, чтобы найти жену благородной крови. И будь уверен, несмотря на занятие нашего брата, титул, пожалованный тебе его величеством, и деньги, заработанные на королевской службе, позволят тебе без труда достичь поставленной цели.
Мартин, ничуть не смущаясь, выслушал эту перепалку и добродушно улыбнулся.
— Не забывай, Мануэль, — добавил он, — что Доминго Перес проследил наш род до короля Кастилии и короля Англии. Любая семья сочтет за честь отдать за тебя свою дочь. Доминго говорил мне, что один из английских королей любил печь торты. И нет ничего удивительного в том, что его потомок выпекает хлеб, тем более что, по общему мнению, это лучший хлеб в городе.
— Кто такой Доминго Перес? — надулся Мануэль.
На этот очень непростой вопрос Мартин нашел лучший ответ:
— Человек большой учености и поэт.
— Я его помню, — кивнул епископ. — Мы вместе учились в семинарии.
Мануэль нетерпеливо дернул головой и повернулся к отцу:
— Почему ты позволил ему обесчестить нас?
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы отговорить его, — оправдывался дон Хуан.
Мануэль гневно взглянул на младшего брата:
— Как ты посмел ослушаться отца? Его слова должны быть для тебя законом. Назови мне хоть одну причину, только одну, почему ты, презрев приличия, унизил себя, став пекарем?
— Голод, — коротко ответил Мартин.
Мир, казалось, обрушился, словно кирпичная стена. Дон Мануэль чуть не задохнулся от ярости. На губах епископа задрожала слабая улыбка. Даже святым не чужды человеческие слабости, и за два дня, проведенные вместе, он пришел к заключению, что не любит своего брата. За это он винил только себя, но всего его христианского сострадания не хватило на то, чтобы перебороть ощущение того, что дон Мануэль высокомерный, жестокий и грубый человек.
Неловкое молчание прервал приход двух дворян, возвестивших о начале боя быков. Епископа и дона Мануэля усадили в ложе для почетных гостей. Муниципалитет не пожалел денег, чтобы купить лучших быков, и коррида удалась на славу. Потом епископ и монахи-секретари удалились в монастырь, Мануэль — во дворец герцога, а горожане еще долго не расходились по домам, и, заполнив таверны, оживленно обсуждали подробности этого волнующего дня, но в конце концов Доминго Перес добрался до дома сестры.
8
После ужина Доминго, как обычно, поднялся к себе. Минут через десять Мария последовала за ним. Еще снизу она слышала громкий голос брата, читающего вслух какую-то пьесу. Постучав и не получив ответа, она открыла дверь и вошла. Всюду, на полу, столе, незастеленной кровати, шкафу для одежды лежали книги. Доминго, в сорочке и штанах, продолжал декламировать, не обращая внимания на ее приход. Мария тяжело вздохнула, устав бороться с беспорядком в комнате брата.
— Доминго, я хочу поговорить с тобой.
— Не перебивай, женщина. Вслушайся в великолепные строки, написанные величайшим гением нашего времени.
Мария топнула ногой:
— Положи книгу, Доминго. У меня важное дело.
— Уходи! Что может быть важнее плодов божественного вдохновения, осенившего несравненного Лопе де Вега.
— Я не уйду, пока ты не выслушаешь меня. Доминго раздраженно швырнул книгу на кровать.
— Говори, что тебе надо, да побыстрее, и уходи.
Мария сообщила ему рассказ Каталины о том, что к ней явилась пресвятая дева и обещала, что епископ, сын дона Хуана де Валеро, излечит ее.
— Это был сон, моя бедная Мария, — вздохнул Доминго, когда та закончила пересказывать историю Каталины.
— Именно это я ей и сказала. Но Каталина утверждает, что она не спала, и я не могу убедить ее в обратном.
Доминго обеспокоился:
— Давай спустимся вниз. Я хочу услышать все от нее самой.
Второй раз Каталина рассказала о чудесной встрече. У Доминго не осталось сомнений, что она верит в каждое сказанное ей слово.
— Почему ты так уверена, что не спала, дитя?
