Сын Америки - Райт Ричард (книги бесплатно читать без txt) 📗
Он услышал шорох совсем близко; он оглянулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть голову и плечи белого человека, показавшиеся за выступом соседней крыши справа. Потом человек поднялся во весь рост, четко вырисовываясь на фоне суетливых лучей. Биггер увидел, как тоненький столбик света побежал по снегу от карманного фонаря. Он поднял револьвер, навел его на белого человека и замер, выжидая: если свет упадет на него, он выстрелит. Что будет потом? Этого он не знал. Но желтый кружок до него не дошел. Он увидел, как исчезли сначала ноги белого человека, потом туловище и наконец голова: ушел.
Он перевел дух; по крайней мере с этой стороны уже нечего было опасаться. Теперь он ждал, когда скрип деревянной лестницы скажет ему, что кто-то подбирается к люку. Шум внизу нарастал с каждой секундой, но нельзя было разобрать, приближаются шаги или удаляются. Он ждал с револьвером наготове. Над ним простирался холодный темно-синий овал неба, накрывая город, точно железная ладонь, затянутая в шелк. Ветер, резкий, ледяной, дул не переставая. Биггеру казалось, что он уже замерз, что можно отламывать от него куски, как откалываются куски от ледяной глыбы. Чтобы убедиться, что револьвер у него в руке, ему пришлось посмотреть, так как рука ничего уже не чувствовала.
Он вдруг окаменел от ужаса. Топот ног раздался прямо под ним. Они вошли на четвертый этаж. Бежать налево, на соседнюю крышу? Но ее еще не обыскивали; если он побежит туда, он может прямо натолкнуться на полисмена, вылезающего через слуховое окно. Он оглянулся, не подбираются ли к нему сзади; но никого не было видно. Шаги слышались все ближе. Он приник ухом к обледенелому железу и вслушался. Да, они уже ходят по площадке; вот шаги слышны прямо под ним, у самого хода на крышу. Он снова оглянулся на соседнюю крышу: ему хотелось перебежать и спрятаться там, но он боялся. Кажется, уже лезут сюда. Он прислушался, но голосов было так много, что нельзя было разобрать слова. Только бы не захватили врасплох. Что бы ни случилось, он должен смотреть в лицо тем, кто придет убивать его. Наконец голоса настолько приблизились, что на фоне зловещего воя сирены он явственно расслышал слова:
– Фу, черт, устал!
– А я продрог.
– Только попусту время теряем.
– Эй, Джерри! Твоя очередь лезть на крышу.
– Да, сейчас полезу.
– Этот черномазый уже, верно, в Нью-Йорке.
– Так-то оно так. Но посмотреть надо.
– Слушай, ты там внизу заметил девчонку?
– Это которая одеться не успела?
– Вот, вот.
– Как же! Конфетка, можно сказать.
– Черт их знает, этих негров; и на что им путаться с белыми женщинами, когда у них свои такие бабы есть…
– Да, уж если б она меня оставила у себя, я, пожалуй, бросил бы эту дурацкую погоню.
– Ну ладно. Я полез. Подержи-ка лестницу. Она что-то шатается.
– Держу.
– Живей, ребята! Начальник идет.
Биггер оцепенел. Потом оцепенение прошло. Он ухватился за трубу, которая торчала тут же, у самой дверцы люка. Ждать лежа или лучше встать? Он встал, цепляясь за трубу, стараясь слиться с ней. Сжимая револьвер, он ждал. Идут? Он оглянулся на соседнюю крышу: там все еще никого не было видно. Но если побежать туда, можно натолкнуться на кого-нибудь. Он услышал шаги на чердаке. Да, идут. Он ждал, когда откроется дверца люка. Он крепко сжал револьвер в руке и тут же подумал, что, может быть, он сжимает его слишком крепко и выстрел грянет раньше, чем он захочет этого. Замерзшие пальцы не чувствовали силы нажима. Потом, точно метеор, прорезающий темное ночное небо, сверкнула у него страшная мысль: а вдруг пальцы окоченели настолько, что он не сможет спустить курок? Он поспешно ощупал правую руку левой, но и это ему ничего не дало. Он почувствовал только прикосновение омертвевшей от холода кожи. Нужно было терпеливо ждать, что будет. Нужно было надеяться. Нужно было довериться самому себе; больше ничего.
Дверца начала подниматься; сперва приоткрылась чуть-чуть, потом пошире. Он следил, раскрыв рот, вглядываясь сквозь слезы, от резкого ветра застлавшие ему глаза. Дверца стала стоймя, на миг заслонив происходящее за ней, потом мягко откинулась на снег. Из узкого четырехугольника люка, четко вырисовываясь на фоне желтого света, показалась непокрытая голова – затылок белого человека. Голова повернулась, и Биггер увидел кусок белой щеки. Медленно, точно киноактер в кадре крупного плана, полисмен вылез из люка и стал спиной к Биггеру, с фонарем в руке. И сразу в Биггере утвердилась мысль. Ударить. Ударить! Прямо по голове. Он не знал, выход это или нет, и не задумывался над этим. Он знал одно: нужно ударить этого человека, прежде чем он нашарит его кружком желтого света и закричит, призывая других. Казалось, за ту долю секунды, что он смотрел на затылок полисмена, прошел целый час, час, полный колебаний, и боли, и тоски, и страха, полный предельного напряжения жизни, сошедшейся на кончике иглы. Он поднял левую руку, взялся за револьвер, лежавший в правой, перевернул его пальцами левой, снова перехватил в правую, дулом к себе; все – одним движением, быстрым и бесшумным, не переводя дыхания и не спуская с цели немигающих глаз. Ударить! Он высоко поднял револьвер, держа его за ствол. Да. Ударить! Его губы сложили это слово, когда он обрушил удар, и оно прозвучало хрипом, в котором слились проклятие, молитва и стон.
Удар короткой дрожью отдался во всей руке, до плеча. Рука повисла в воздухе на том уровне, где металл револьвера встретил черепную кость, – повисла замерзшая, неподвижная, словно готовясь снова взлететь и опуститься вниз. Почти в самую минуту удара полисмен издал какой-то звук, похожий на глухой кашель; фонарь упал в снег, хлестнув воздух тонкой полоской света. Полисмен повалился лицом в снег, в сторону от Биггера, беззвучно, как человек, которого внезапно одолел глубокий сон. Биггер все еще слышал стук металла о черепную кость; он остался у него в ушах, слабый, но отчетливый: так яркая точка долго пляшет перед глазами, когда вдруг погаснет свет и все кругом погрузится в темноту. Он не сдвинулся с места; правая рука его все еще была протянута вперед; он опустил ее, глядя на упавшего полисмена, и стук металла о кость замер у него в ушах, точно приглушенный шепот.
Он вдруг заметил, что сирены не слышно; потом она завыла снова, и в этих минутах перерыва таилась для него неведомая опасность, как будто он был часовым, заснувшим на посту в виду неприятеля. Он оглянулся и в головокружительном мелькании лучей увидел, как на крыше слева поднялась дверца люка. Он припал к трубе и замер в ожидании. Только бы его не заметили оттуда! Показалась голова, белый человек вылез из люка и остановился на снегу.
Он вздрогнул; кто-то пробирался по чердаку под ним. Вот оно! Чей-то голос, с оттенком тревоги, позвал из люка рядом:
– Джерри!
Голос был ясно слышен, несмотря на сирену и звонки пожарных автомобилей.
– Джерри!
На этот раз голос прозвучал громче. Это был второй полисмен. Биггер снова посмотрел налево; человек все еще стоял у люка, водя фонарем по сторонам. Хоть бы он скорей ушел! Здесь, на этом месте, нельзя было оставаться ни секунды. Если второй полисмен вылезет и увидит своего товарища распростертым на снегу, он закричит, прежде чем Биггер успеет ударить его. Он еще теснее прижался к трубе и, затаив дыхание, следил за человеком на крыше слева. Тот повернулся, подошел к люку и стал спускаться. Биггер ждал, когда захлопнется дверца; вот она захлопнулась. Теперь путь свободен! Он перевел дух.
– Дже-е-ерри!
Не выпуская револьвера, Биггер пополз по крыше. Он добрался до невысокого кирпичного парапета в том месте, где выступ одной крыши подходил вплотную к выступу другой. Он остановился и посмотрел назад. В люке все еще никого не было видно. Успеет он перелезть раньше, чем второй полисмен высунет голову из люка? Надо было рискнуть. Лежа, он ухватился за парапет руками, забросил одну ногу, подтянулся и с минуту полежал неподвижно; потом перевалился на ту сторону. Он упал лицом в снег; грудь его тяжело поднималась. Он подполз к ближайшей трубе и снова остановился; труба была такая холодная, что ему вдруг пришло в голову: хорошо бы вмерзнуть в обледенелый кирпич – и чтобы конец всему. Голос раздался снова, на этот раз громкий и настойчивый:
