Американская трагедия - Драйзер Теодор (электронные книги бесплатно TXT) 📗
А в это время Гилберт Грифитс (отец его находился по делам в Нью-Йорке, о чем Гилберт не потрудился сообщить Клайду) решил рассказать матери и сестрам, что он видел Клайда и что это если не скучнейшая, то уж, конечно, и не самая интересная личность на свете. В тот день, когда приехал Клайд, Гилберт вернулся домой в половине шестого и, встретившись с Майрой, произнес небрежно:
— Ну, наш чикагский родственник сегодня объявился.
— Вот как? — сказала Майра. — Какой же он?
Так как, по словам отца, Клайд был воспитан и неглуп, она заинтересовалась им; впрочем, зная Ликург, условия работы и жизненные возможности рабочих на таких предприятиях, как фабрика ее отца, она недоумевала, почему Клайд сюда приехал.
— Не вижу в нем ничего особенного, — ответил Гилберт. — Довольно развит и недурен собой, но сам признает, что у него нет никакой подготовки для работы на большом предприятии. Ничем не отличается от любого парнишки, который служит в гостинице. По-моему, он считает, что главное в жизни — это одежда. На нем был светло-коричневый костюм, коричневый галстук и шляпа под цвет, и коричневые башмаки. Галстук слишком яркий, и рубашка в ярко-розовую полоску — такие носили года четыре назад. И притом костюм плохого покроя. Я не хочу теперь ничего говорить, раз он уже здесь, к тому же неизвестно, удержится ли он. Но если удержится и если он собирается изображать здесь нашего близкого родственника, так ему придется сбавить тон, или я посоветую папаше сказать ему пару слов. А вообще, я думаю, из него может получиться толк в качестве начальника цеха… пожалуй, попозже можно будет даже торгового агента из него сделать. И все-таки не понимаю, чего ради он сюда приехал. Наверно, папаша не растолковал ему, как мало здесь шансов выдвинуться. Для этого надо быть настоящим чародеем по меньшей мере.
Гилберт стоял спиной к большому камину.
— Да, но ты слышал, что мама говорила на днях про его отца? Как видно, ему всегда очень не везло. Наверно, папа решил все равно помочь этому Клайду, пригодится он на фабрике или нет. Папа считает, что наш дед был несправедлив к отцу Клайда, — так мне мама сказала.
Майра замолчала, а Гилберт, который тоже слышал от матери такой намек, предпочел не придавать ему значения.
— Ну, меня это мало трогает. Если отец захочет оставить этого молодца на фабрике, не глядя, годится он на что-нибудь или нет, — его дело. Но ведь он сам всегда говорит, что в каждом цехе нужны только умелые люди и что мертвый груз надо выкидывать за борт.
Позже, увидевшись с матерью и Беллой, Гилберт и им в таком же духе преподнес новость о приезде Клайда и свои соображения на этот счет. Миссис Грифитс вздохнула: в таком городке, как Ликург, при таком положении в обществе, какое занимает семья Грифитс, всякий, кто состоит с ними в родстве и носит их имя, должен быть крайне осмотрительным и иметь соответствующие манеры, склонности и взгляды. Пожалуй, муж поступил не совсем благоразумно, выписав сюда молодого человека, который никак не отвечает этим требованиям.
Но Белла, выслушав такую характеристику Клайда, не поверила брату. Она не знала Клайда, зато знала Гилберта, и ей было известно, что он очень легко может найти в человеке всевозможные недостатки, которых у того никогда и не было. И, выслушав за обедом еще какие-то его замечания по адресу Клайда, она сказала:
— Ну, знаешь, если папа захочет, так он все равно оставит его на фабрике или еще как-нибудь его устроит…
От этих слов Гилберта передернуло, как от пощечины; он очень ревниво оберегал свой авторитет на отцовской фабрике, всячески старался укрепить и расширить его, и младшая сестра хорошо это знала.
А Клайд, явившись на следующее утро на фабрику, заметил, что его имя и внешность — его сходство с Гилбертом Грифитсом — были своеобразным преимуществом, которое он еще не мог по-настоящему оценить. Когда он подошел к фабрике, сторож у входа N1 посмотрел на него в изумлении.
— Вы, верно, мистер Клайд Грифитс? — спросил он. — Вы будете работать у мистера Кемерера? Так, так, знаю. Вон тот человек выдаст вам табель. — И он указал на грузного угрюмого старика, которого, как позже узнал Клайд, звали «старик Джефф». Он стоял у контрольных часов в глубине того же помещения, выдавал табели и после отметки получал их обратно между семью тридцатью и семью сорока.
Когда Клайд подошел к нему со словами:
— Меня зовут Клайд Грифитс, я буду работать внизу, у мистера Кемерера,
— старик удивился, потом сказал:
— Да, конечно, слушаю, сэр. Значит, вы и есть мистер Грифитс. Мистер Кемерер вчера говорил мне про вас. Ваш номер будет семьдесят первый. Я даю вам старый номер мистера Дювени.
А когда Клайд спустился по лестнице, ведущей в декатировочный цех, старый табельщик повернулся к сторожу, который тем временем подошел поближе, и воскликнул:
— Ну до чего же этот малый похож на мистера Гилберта! Вылитый портрет! Он что же, брат или родственник?
— Ничего не знаю, — ответил сторож. — Никогда его раньше не видел. А только он наверняка им родня, сразу видно. Я сперва подумал, что это мистер Гилберт. Я уж собирался снять фуражку, да разглядел, что это не он.
Войдя в декатировочную, Клайд увидел Кемерера, такого же почтительного и уклончивого, как и накануне, потому что Кемерер, так же как и Уигэм, все еще не мог определить настоящее положение Клайда на фабрике. Правда, как Кемерер знал от Уигэма, Гилберт ни словом не дал понять, что Клайда нужно поставить в какие-то особые, более легкие или более тяжелые условия. Напротив, мистер Гилберт сказал: «Он должен работать так же, как все служащие. Никаких исключений». И, однако, знакомя Клайда с Уигэмом, он сказал также: «Это мой двоюродный брат, он хочет изучить наше дело», — и это, наверно, означает, что Клайд не останется здесь надолго, а будет переходить из одного цеха в другой, пока не изучит всего производства. Поэтому, когда Клайд ушел, Уигэм шепнул Кемереру и нескольким другим служащим, что хозяин, видно, покровительствует Клайду, — и соответственно они решили держать ухо востро, пока не выяснится, каково же его положение на фабрике.
А Клайд, заметив их почтительность, воспрянул духом и невольно подумал, что, как бы там ни относился к нему двоюродный брат Гилберт, это хороший знак и, пожалуй, предвещает какие-нибудь милости со стороны дяди. И потому, когда Кемерер стал объяснять, что работа у него будет не слишком тяжелая и ему не придется пока работать чересчур много, Клайд выслушал его с несколько снисходительным видом. А Кемерер поэтому стал еще почтительнее.
— Теперь повесьте шляпу и пальто вот сюда, в один из шкафчиков, — продолжал он мягко и даже подобострастно. — Потом возьмите вон там тележку, поднимитесь в первый этаж и привезите несколько штук ткани. Вам покажут, где их взять.
Для Клайда наступили интересные, но нелегкие дни. По временам непривычная рабочая среда и его собственное положение здесь вызывали в нем растерянность и тревогу. Людей, окружавших его на фабрике, он вряд ли когда-нибудь выбрал бы себе в товарищи. Все они по своему развитию были значительно ниже мальчиков-рассыльных, возчиков или клерков; он видел, что они неповоротливы, грубы и неотесаны. Одевались они как рабочие самого низшего разряда, — так обычно одеваются люди, для которых собственная внешность — последнее дело: все их мысли были о работе и тяжелых материальных условиях жизни. Кроме того, не зная, кто такой Клайд и ка-к может отразиться его появление здесь на их собственном положении, рабочие относились к нему недоверчиво и подозрительно.
Правда, недели через две, когда стало известно, что Клайд — племянник председателя правления и двоюродный брат секретаря и, значит, вряд ли останется надолго на низших ролях, рабочие стали относиться к нему лучше; но теперь они смотрели на него снизу вверх и стали подозрительными и завистливыми на другой лад. В конце концов, Клайд не был и не мог в этих условиях быть для них своим. Пусть он улыбается, пусть он вполне вежлив, а все-таки он всегда будет связан с теми, кто стоит выше их, — по крайней мере, так они думали. Он был в их глазах частью высшего класса — класса богатых, а каждый бедняк знает, что это значит. Бедняки должны держаться друг Друга.
