Зима тревоги нашей - Стейнбек Джон Эрнст (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
– Вам пришлось ждать, простите, – сказал я. – Сам не знаю, отчего это меня так скрутило.
– Сейчас поветрие, такой вирус ходит, – сказал он. – То же самое было с моей женой на прошлой неделе.
– Ну, этот вирус, наверно, с дубинкой. Я еле добежал. Чем могу служить?
Вид у него сразу стал смущенный, извиняющийся, чуть ли не пристыженный.
– Странное дело, на что иной раз способен человек, – начал он.
Я преодолел в себе желание сказать «Всякое бывает», и слава богу, что не сказал, потому что следующие его слова были:
– На нашей работе чего только не бывает.
Я зашел за прилавок и ногой закрыл крышку кожаной коробки от шляпы и облокотился на прилавок.
Как странно! Пять минут назад я смотрел на себя глазами других людей. Так было надо. Мне было важно знать, что? они видят. И пока этот человек шел по тротуару, он казался мне огромной, мрачной, беспросветной судьбой, врагом, людоедом. Но сейчас, когда затея моя была запрятана в дальний угол и уже не существовала как часть меня самого, я увидел в этом человеке нечто иное – уже не связанное со мной ни к добру, ни к худу. Он был, пожалуй, моих лет, но какого-то особого склада, особой выучки, может быть, даже особых убеждений. Впалые щеки, волосы подстрижены ежиком, сорочка из белой рогожки, уголки воротничка на пуговицах, галстук – по выбору жены, и она, конечно, поправила узел и подтянула концы, перед тем как супруг ее вышел из дому. Костюм у него был темно-серый, ударяющий в черноту, ногти без маникюра, но аккуратно подстриженные, на левой руке золотое обручальное кольцо, в петлице узенькая ленточка – намек на орден, который он не носит. Рот и темно-голубые глаза приучены выражать твердость, и тем более странно, что твердости в них сейчас ни на йоту. Будто в нем проткнули дыру. Это был совсем не тот человек, который несколько месяцев назад выкладывал передо мной свои вопросы, словно квадратные стальные брусья на равном расстоянии один под другим.
– Вы здесь уже были, – сказал я. – Вы откуда?
– Из министерства юстиции.
– Правосудие творите?
Он улыбнулся.
– Да, по крайней мере льщу себя такой надеждой. Но сегодня я здесь неофициально… и даже не уверен, что в отделе одобрили бы эту мою поездку. Но у меня сегодня свободный день.
– Чем могу служить?
– Дело довольно сложное. Просто не придумаю, с чего начать. Уж очень непривычно. Знаете, Хоули, я служу двенадцать лет и первый раз встречаюсь с чем-либо подобным.
– Если вы скажете, в чем все-таки дело, может, я помогу вам.
Он опять улыбнулся.
– И слов не подберу. Я три часа просидел за рулем, а мне ведь обратно в Нью-Йорк ехать, да еще вечером, когда на шоссе бог знает что творится.
– Да, это не шутки.
– Вот именно.
– Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Уолдер?
– Ричард Уолдер.
– Мистер Уолдер, меня, того и гляди, начнут осаждать покупатели. Не понимаю, почему до сих пор их нет. Огромный спрос на сосиски и горчицу. Так что выкладывайте поскорее. Мне что-нибудь грозит, какие-нибудь неприятности?
– На моей работе с какими только типами не встречаешься. Бандиты, лгуны, жулики, хапуги, глупые, умные. Иной раз терпение вот-вот лопнет, пока найдешь верный тон. Понятно?
– Ничего не понятно. Слушайте, Уолдер, что вы мнетесь? Я не такой уж дурак. У меня был разговор с Бейкером в банке. Вы стараетесь изловить моего хозяина, Марулло?
– Уже изловили, – тихо сказал он.
– За что?
– Нелегальный въезд. Мое дело маленькое. Мне дают досье, и я выполняю все, что от меня требуется. А судят, решают его участь другие.
– Его вышлют?
– Да.
– А он собирается протестовать? Может, я могу помочь?
– Нет. Протестовать он не хочет. Признал себя виновным. Уедет, и дело с концом.
– Подумать только!
Вошли покупатели, сразу человек семь-восемь.
– Я вас предупреждал! – крикнул я и стал помогать им выбрать, что нужно или что им казалось нужным. К счастью, сосисок и булочек у меня были запасены горы.
Уолдер спросил через головы:
– Сколько стоят пикули?
– Цена на ярлыке.
– Тридцать девять центов, мэм, – сказал он. И пошел взвешивать, завертывать, – упаковывать, подсчитывать. Его рука потянулась мимо меня к кассе, выбила чек. Когда он отошел, я взял кулек из стопки, выдвинул ящик прилавка, прихватил кульком старый револьвер, отнес его в уборную и опустил в банку со смазочным маслом, давно его дожидавшуюся.
– Вы молодцом, справляетесь, – сказал я, вернувшись.
– Работал помощником продавца сразу после школы.
– Оно и видно.
– А разве у вас нет подручного?
– Хочу сына взять, пусть помогает.
Покупатели всегда налетают стайками, а не поодиночке. В промежутках продавец переводит дух в ожидании следующего прилета. И еще одно: если люди работают вместе, острые углы между ними стираются. В армии выяснилось, что, когда белые и черные сражаются рядом против общего врага, они перестают враждовать друг с другом. Мой подсознательный страх перед полицией рассеялся окончательно, как только Уолдер взвесил фунт помидоров и, выписав на пакете столбик цифр, подсчитал сумму.
Наша первая стайка улетела.
– Ну, говорите скорей, что вам от меня нужно, – сказал я.
– Я обещал Марулло съездить сюда. Он хочет передать вам лавку.
– Вы с ума сошли. Простите, мэм. Это я своему приятелю.
– Да? Ну понятно. Так вот, нас пятеро. Трое ребят. Сколько мне взять сосисок?
– Ребятам по пять штук, вашему мужу – три, вам две. Итого двадцать.
– Вам кажется, что они способны съесть по пять сосисок?
– Не мне, а им так кажется. Вы на пикник?
– Угу.
– Тогда возьмите пять лишних, потому что несколько штук обязательно упадут в костер.
– Где у вас затычки для раковин?
– Там сзади, где нашатырь и стиральные порошки.
Так у нас все и шло вперебивку, да иначе и быть не могло. Если отредактировать наш разговор, вычеркнув покупателей, то он был примерно такой:
– Я до сих пор не могу прийти в себя. Делаешь свое дело и большей частью с кем сталкиваешься? С разной сволочью. А если привык возиться с жульем, лгунами и равными прохвостами, то порядочный человек тебя просто наповал уложит.
– Вы говорите, порядочный? Ну, знаете, нашли благотворителя! Мой хозяин такой кремешек, только держись.
– Да, знаю. Мы сами в этом виноваты. Он мне много чего порассказал, и я ему верю. Он выучил, что написано на постаменте статуи Свободы, еще до приезда сюда. Вызубрил наизусть Декларацию независимости. В билле о правах каждое слово горело для него огнем. А потом вдруг – не пускают. Но он все-таки пробрался. Помог ему один добрый человек. Ободрал его как липку и высадил, не доезжая до берега, – добирайся в прибой сам, как хочешь. Он не сразу уразумел, что такое Америка, но потом разобрался, постиг что к чему. «Сколачивай деньгу. О себе думай в первую очередь». Постиг, все постиг. Он малый неглупый. О себе в первую очередь и думал.
Все это было пересыпано репликами покупателей, так что связного рассказа не получилось, а так, одни обрывки.
– Вот почему он не очень и огорчился, когда на него донесли.
– Донесли?
– Ну конечно. Долго ли? Звонок по телефону, только и всего.
– А кто же это?
– Поди узнай. Наш отдел – это точный механизм. Нажали кнопку, а дальше уж само собой заработало, как стиральная машина.
– Почему же он не скрылся?
– Устал, так устал, что сил больше нет. И опротивело ему все. Деньги у него есть. Решил вернуться в Сицилию.
– И все-таки я не понимаю, что вы там сказали про лавку?
– Он вроде меня. Я умею обращаться с разным жульем. Такая у меня работа. А порядочный человек портит мне всю механику, и я заношусь невесть куда. Вот так и с ним. Один только человек не пробовал его обсчитывать, надувать, не воровал, не канючил. Марулло пытался научить его, дурня, как надо блюсти свои интересы в нашей свободной стране, но этому простофиле уроки впрок не пошли. Он долго вас побаивался. Все старался понять, в чем ваш рэкет, и наконец понял в чем – в честности.
