Черный бор: Повести, статьи - Валуев Пётр Александрович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
В Белорецке Печерин два раза заходил к Сербиным, но безуспешно. Ему сказали, что Анна Федоровна нездорова и никого не принимают. У своего поверенного, Шведова, он встретился с Болотиным, который напомнил ему о свидании в Черном Боре.
— Мой визит вам был для меня неудачен, — сказал Болотин, — но, признаюсь, я не жалею о неудаче. Впрочем, я и не за себя потерпел неудачу. Хорошо вы делаете, Борис Алексеевич, что не поддаетесь покупщикам, которые метят на ваш лес. Знаю, что вы от нас уезжаете; но вы можете когда-нибудь вернуться, а ваши добрые сосны между тем могут спокойно покачивать своими вершинами. Таких помещиков, как вы, жаль лишаться, хотя бы они и не всегда были налицо.
— Я бывал до сих пор часто без вины виноват, — отвечал Печерин, — а здесь, кажется, я без всякой заслуги пользуюсь сочувствием.
— Так говорят только те, за кем есть заслуга, — продолжал Болотин. — Вы можете не бояться пожаров…
— Кстати, и дом каменный, — заметил Шведов.
— Хотя б и не был каменным, — сказал Болотин. — Поверьте, Борис Алексеевич, мы со Шведовым люди местные и во многом действуем заодно, хотя и сидим в разных управах. Мы знаем, какие за кем шансы. Ни Пичугину, ни даже моему пресловутому приятелю Сербину я бы этого не сказал.
— Неужели в Васильевском, вы думаете, был поджог? — спросил Печерин.
— Доказательств, конечно, нет, — отвечал Болотин, — но сам Сербин в этом не сомневается.
— Легок, однако, на помине наш Степан Петрович, — сказал сидевший у окна Шведов. — Он только что прошел мимо нас, и опять с Подгорельским.
— С Подгорельским? — повторил Болотин, заглянув в окно. — Нечего сказать, молодец Прасковья Семеновна!
Печерин вопросительно посмотрел на своих собеседников.
— Вы, быть может, желаете знать, почему я величаю Прасковью Семеновну молодцом? — сказал Болотин. — Дело в том, что Сербин, собственно, не имел бы повода быть любезным с этим молодым человеком; но Прасковья Семеновна сумела так устроить дело, что он с ним даже любезен. Пока я сам еще не могу постичь, как это ей удалось, но позже узнаю.
Печерин должен был уехать в тот день с вечерним поездом. Его тревожила и огорчала мысль, что до отъезда он не свиделся с Верой. Выходя от Шведова, он не совсем сознательно повернул в ту сторону, где жили Сербины. Наискось, против их дома, была церковь, и Печерин заметил, что оттуда выходит Вера с горничной ее матери. Печерин успел также заметить быстрые перемены в ее лице. Она вдруг побледнела, потом вспыхнула и снова сделалась бледной; на одно мгновение, как бы в нерешимости, она остановилась, но потом пошла прямо к нему навстречу.
— Вера Степановна, — сказал Печерин, — я вижу, в добрый час привелось мне встретить вас. Не мои дела, конечно, меня сюда привели. Я думал, не увижу ли я вас. Мне тяжело уехать под впечатлением последних слов, которые я от вас слышал. Вы не должны были сами верить своим словам.
— Я не сказала бы их, если бы не верила, — тихо ответила Вера и, наклонив голову, сделала движение вперед.
— Но, по крайней мере, вы теперь не верите!
Вера медлила ответом. Печерин повторил вопрос.
Она взглянула ему прямо в глаза и отвечала:
— И теперь не могу не верить.
— Вера Степановна, — продолжал Печерин взволнованным голосом, — не огорчайте меня напрасно. Я уезжаю, потому что должен уехать. Но когда я вернусь, скажете ли вы мне, что перестали верить?..
Вера остановилась, протянула руку Печерину и нерешительно проговорила:
— Когда вы вернетесь… быть может, скажу… Вам тогда уже не будет жаль…
Она еще раз наклонила голову в знак прощанья и направилась к дому.
Под впечатлением минуты человек склонен не давать себе ясного отчета в значении своих слов; Печерин смотрел вслед Вере и размышлял только о том, что она ему сказала, но не подозревал, что в его собственных словах заключалось связавшее его обещание.
Со дня отъезда Печерина прошло около двух месяцев. Белорецк тонул во мгле темного и сырого октябрьского дня, и на улицах в ранний утренний час не заметно было почти никакого движения, когда Болотин зашел к Шведову и сказал, что желал бы с ним переговорить и посоветоваться по частному вопросу, который его заботил.
— Что случилось, Антон Иванович? — спросил Шведов. — Я уже давно замечаю — вы что-то скучны, беспокойны и даже говоря о делах, явно думаете о чем-то другом, что до дел не касается.
— Нет, вы ошибаетесь; меня-то, к сожалению, и касается то, о чем я думаю, — отвечал Болотин, — хотя и не материально, на первый раз, а, так сказать, с нравственной стороны. Все — благодаря Сербину. Вы знаете, что я до некоторой степени в руках у него. Обязательства родят обязанности. Если бы я не был связан, то давно бы с этим человеком не имел дела. Он — из тех, кто с течением времени переходят от худого к худшему. Потому связь становится более и более неприятной.
— Опять какие-нибудь хлопоты из-за Прасковьи Семеновны?
— Есть и то, но есть и хуже. С тех пор как я имел неосторожность ему доказать, что их отношения всем известны, он гораздо менее совестится и стал менее осмотрителен в своих поступках; а с тех пор, как она сумела его уверить, что виделась и переписывалась с Подгорельским только потому, что он пригодный жених для Веры Степановны, положение дочери в доме и отношения к отцу стали просто неприятны. Вы себе вообразить не можете, как его обхождение с ней изменилось. Бедная Анна Федоровна долго не проживет. Что тогда будет с дочерью?
— Как — что́ будет? Неужели вы думаете, что если бы — чего не дай Бог — Анны Федоровны не стало, Сербин мог бы жениться на этой проходимке?
— Я в этом убежден. Вы знаете поговорку относительно седины и ребра. Когда свихнется человек с упорным характером, и человек притом бывалый, то он быстро катится под гору. Удержа нет. Сербин спешит теперь перед залогом Васильевского, потому что имение куплено за счет и на имя жены, а ею завещано дочери. Для чего, вы думаете, спешить ему? Не возмутительно ли, что он предвидит смерть жены и принимает свои меры? Он торгует Симановские хутора для Прасковьи Семеновны. И все это на моих глазах и при моем участии! — потому что я не могу ни отказаться от делового участия, ни даже сказать ему, что я насквозь вижу его побуждения.
— Да, это вас должно тяготить.
— Но главного, Иван Матвеевич, я еще не сказал вам, — продолжал Болотин. — Вчера за мной присылала Анна Федоровна. Я давно не видел ее и ужаснулся перемене ее лица. Вы не угадаете, почему и для чего она меня призывала. Она знает, что я поневоле пособник ее мужа по его делам, знает, что эта неволя продолжается, и, несмотря на то, доверчиво обратилась ко мне с просьбой, на случай ее смерти, быть ее душеприказчиком и опорой для Веры Степановны!
Шведов несколько призадумался, потом сказал:
— Что ж! Это значит, что она вас знает лучше, чем Степан Петрович.
— Она мне и сказала, что хорошо меня знает. Она напомнила мне два случая, когда она была свидетельницей неприятных сцен между ее мужем и мной, и я оба раза был прав, потому что, несмотря на раздражительные и заносчивые приемы Сербина, я постоянно защищал против него правое дело. Она сказала, что лично меня уважает, имеет доверие ко мне и потом прибавила, что чувствует — дни ее сочтены; она не имеет здесь ни родных, ни близких друзей, не желает упоминать об обстоятельствах, которые мне известны и тревожат ее за будущность дочери; она умрет спокойнее, если я пообещаю исполнить ее просьбу. На меня так подействовали и болезненный вид этой бедной женщины, и выражение ее лица, и волнение в голосе, и слезы, выступившие на ее глазах против ее воли, наконец, и самая неожиданность ее обращения ко мне, что я, на первых порах, сам взволновался и не мог отчетливо проговорить ни одного слова. Но она, вероятно, меня поняла, потому что ласково протянула мне руку и, повторив просьбу, прибавила, что знает мое положение, знает, что требует от меня риска, быть может, и жертвы, но, тем не менее, просит меня.
