Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Равик выпил. Вино было легким и холодным.
– В Швейцарии я однажды оказался совсем близко от немецкой границы, – сказал он. – Прямо рукой подать, неподалеку от Базеля. Одна сторона шоссе швейцарская, другая – немецкая. Я стоял на швейцарской стороне и ел вишни. А косточки сплевывал в Германию.
– И от этого ты почувствовал себя ближе к родине?
– Нет. Никогда я не был так далек от нее.
Морозов усмехнулся.
– Понимаю. Как тебе жилось?
– Как всегда. Но все стало гораздо труднее. Охрана границы усилена. Меня поймали один раз в Швейцарии, другой раз во Франции.
– Почему ты не давал знать о себе?
– Не знаю, что удалось разнюхать полиции. На них иной раз находит. Зачем подвергать опасности других? Ведь все наши алиби в конце концов не так уж безупречны. Лучше придерживаться старого солдатского правила: залечь и не шевелиться. А ты ждал писем?
– Я-то не ждал.
Равик посмотрел на него.
– Письма, – сказал он. – Что письма? Какая от них польза?
– Никакой.
Равик достал из кармана пачку сигарет.
– Странно, как все меняется в твое отсутствие.
– Не выдумывай, – возразил Морозов.
– Я вовсе не выдумываю.
– Всегда хорошо там, где нас нет. Вернешься на старое место, и все тебе кажется другим. А потом принимает прежний вид.
– Иной раз да, а иной раз и нет.
– Ты выражаешься довольно туманно. Но хорошо, что ты так просто ко всему этому относишься. Сыграем в шахматы? Профессор, мой единственный достойный противник, умер. Леви уехал в Бразилию – ему там обещали место кельнера. Сегодняшняя жизнь несется чертовски быстро. Ни к чему не следует привыкать.
– Верно, не следует.
Морозов внимательно посмотрел на Равика.
– Ты меня, кажется, не так понял.
– И ты меня тоже. Не уйти ли нам из этой пальмовой могилы? Я не был здесь три месяца, но тут по-прежнему воняет кухней, пылью и страхом. Когда тебе надо быть в «Шехерезаде»?
– Сегодня я вообще туда не пойду. У меня свободный вечер.
– Вот и хорошо. – Равик едва заметно улыбнулся. – Вечер светской изысканности, вечер старой России и больших бокалов.
– Пойдешь со мной?
– Нет. Надо отдохнуть. Несколько ночей подРЯД почти не спал. Во всяком случае неспокойно. Давай уйдем отсюда и посидим где-нибудь еще часок. Давно этого со мной не было.
– Как, снова «вуврэ»? – спросил Морозов.
Они сидели за столиком перед кафе «Колизей». – Что с тобой, старина? Ведь вечер только начинается. Самое время пить водку.
– Ты прав. И все-таки выпьем «вуврэ». Меня это вполне устроит.
– Что с тобой? Возьми хотя бы коньяку.
Равик отрицательно покачал головой.
– По случаю приезда полагается в первый же вечер напиться до чертиков,
– заявил Морозов. – Кому нужен этот героизм – трезво смотреть в лицо печальным теням прошлого?
– Я вовсе не смотрю им в лицо, Борис. Я просто потихоньку радуюсь жизни.
Равик видел, что Морозов не верит ему, но убеждать не хотелось. Он сидел за столиком у края тротуара, пил вино и спокойно глядел на вечернюю толпу. Пока он находился вне Парижа, все представлялось ясным и отчетливым. Теперь же все затуманилось, стало блеклым и вместе с тем красочным, все куда-то скользило, вызывая приятное головокружение, как у человека, который слишком быстро спустился с гор в долину и слышит все звуки, как сквозь вату.
– Ты куда-нибудь заходил до того, как пришел в отель? – спросил Морозов.
– Нет.
– Вебер несколько раз справлялся о тебе.
– Я позвоню ему.
– Что-то ты мне не нравишься. Расскажи, что с тобой было.
– Ничего особенного. Граница около Женевы охраняется очень строго. Пытался перейти сначала там, потом около Базеля. Оказалось не легче. В конце концов все же удалось. Простудился – ночь под открытым небом, снег, дождь. Но иначе было нельзя. Схватил воспаление легких. В Бель-форе один врач устроил меня в больницу. Втайне от персонала. Потом я десять дней жил у него дома. Надо будет выслать ему деньги.
– Сейчас ты здоров?
– Относительно.
– Потому и водки не пьешь?
Равик улыбнулся.
– Зачем весь этот разговор? Я немного устал, мне надо снова привыкать ко всему. Это действительно так. Странно, как много думает человек, когда он в пути. И как мало, когда возвращается.
Морозов протестующе поднял руку.
– Равик, – сказал он отеческим тоном. – Ты разговариваешь с твоим отцом Борисом, знатоком человеческого сердца. Не виляй и спрашивай. Пусть все поскорее останется позади.
– Хорошо. Где Жоан?
– Не знаю. Уже несколько недель я ничего не знаю о ней. Даже не видел ее.
– А до того?
– Сначала она еще спрашивала о тебе. Потом перестала.
– В «Шехерезаде» она больше не служит?
– Нет. Вот уже пять недель как не поет у нас. Потом заходила раза два и больше не появлялась.
– Ее нет в Париже?
– Думаю, что нет. По крайней мере, так мне кажется. Иначе я встречал бы ее в «Шехерезаде».
– Тебе известно, что она сейчас делает?
– По-моему, снимается в каком-то фильме. Во всяком случае, так она сказала гардеробщице. В общем, сам понимаешь. Оправдание всегда найдется. Был бы предлог.
– Предлог?
– Вот именно, – угрюмо подтвердил Морозов. – А что же еще, Равик? Ты ждал другого?
– Признаться, ждал.
Морозов замолчал.
– Ждать и знать – разные вещи, – заметил Равик.
– Так рассуждают только жалкие романтики. Выпей чего-нибудь покрепче, брось ты эту водичку. Возьми хотя бы кальвадос…
– Только не кальвадос. Коньяк, если это тебя утешит. А впрочем, можно и кальвадос…
– Ну наконец-то, – сказал Морозов.
Окна. Синие силуэты крыш. Потертый красный диван. Кровать. Равик знал, что придется пройти через все это. Он сидел на диване и курил. Морозов принес чемоданы и сообщил, где его можно будет найти.
Равик скинул старый костюм и принял горячую ванну. Он долго и тщательно мылся: смывал с себя последние три месяца, словно соскребал их с кожи. Потом надел свежее белье, другой костюм, побрился; если бы не поздний час, он бы охотно отправился в турецкие бани. Пока он что-то делал, ему было хорошо. Он бы и теперь занялся еще чем-нибудь: сидя у окна, он чувствовал, как изо всех углов к нему подползает пустота.
Равик налил себе рюмку кальвадоса – среди его вещей нашлась одна бутылка. В ту ночь они так и не допили ее. Но воспоминание не взволновало его. С тех пор прошло много времени. Он лишь отметил про себя, что это старый марочный кальвадос.
Луна медленно поднималась над крышами домов. Грязный двор за окном стал казаться каким-то дворцом из серебра и теней. Немного фантазии – и любая куча мусора превращается в серебряную россыпь. В окно струился аромат цветов. Терпкий запах гвоздик. Равик высунулся из окна и посмотрел вниз. На подоконнике этажом ниже стоял деревянный ящик с цветами. Вероятно, цветы эмигранта Визенхофа, если только он еще не уехал. Как-то Равик сделал ему промывание желудка. В прошлом году под Рождество.
В бутылке не осталось ни капли. Он бросил ее на кровать и встал. Что толку сидеть, бессмысленно глядя на пустую постель? Если тебе нужна женщина
– достань ее и приведи к себе. В Париже это так просто.
Он пошел по узким улицам к площади Этуаль. С Елисейских Полей пахнуло теплой жизнью ночного города. Вдруг он повернул и направился обратно, сначала быстро, потом все больше замедляя шаг, и наконец очутился возле отеля «Милан».
– Как дела? – спросил он у портье.
– А, это вы, мсье! – Портье поднялся. – Давненько к нам не заглядывали.
– Да. Меня не было в Париже.
Портье быстро окинул его взглядом.
– Мадам у нас больше не живет.
– Знаю. Она уже давно уехала от вас.
Немалую часть своей жизни портье провел за конторкой и понимал с полуслова, чего от него хотят.
– Не живет уже четыре недели, – сказал он. – Выехала месяц назад.
Равик достал сигарету.
– Мадам не в Париже? – спросил портье.
