Московская сага. Книга Вторая. Война и тюрьма - Аксенов Василий Павлович (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
– С таким умением ему место в «Уолдорф-Астории», – проскрипел неисправимый антисоветчик. – Мажордомом в бальном зале, не находите?
Француз в ужасе отшатнулся.
На эстраде в это время феерически гулял по клавишам советский еврей Саша Цфасман. Рядом с ним свистел, заливался виртуозный кларнетист. Пьеса в ритме джиттербага называлась «Концерт для Бенни» и посвящалась американскому еврею Бенни Гудману.
– Геббельс тут бы сдох на месте! – предположил полковник Тэлавер.
В паузе вокруг запыхавшейся Вероники собралось блестящее разноплеменное общество, один был даже в чалме, генерал из жемчужины Британской империи, Индии. Вот уж, насамделе, звездный час! Воображала ли она когда-нибудь в бараке, особенно однажды, когда три курвы таскали ее за волосы – я ей сикель выжру, суке! Спас Шевчук. Ногами расшвырял вцепившихся оторв. Повел в медчасть. На обратном пути трахнул в снегу за кипятилкой. Воображала ли она тогда, что будет вот так сыпать направо и налево английскими фразами, и даже свой школьный французский припомнит, а все вокруг, настоящие джентльмены, будут ловить эти фразы и восхищенно им внимать? Беспокоило немного присутствие на периферии молодого советского генерала с загадочно знакомой, кавказской внешностью. Он, кажется, мало понимал по-английски, но зато был весьма чуток к русскому. А впрочем, пошли бы они подальше, все эти «чуткие»: все изменилось, война все старое переломала, Россия теперь двинется к демократии! Вот как странно может переломаться народное горькое выражение «кому война, а кому мать родна!».
– Скажите, джентльмены, – по-светски обратилась Вероника к присутствующим, – это правда, что в Германии запретили перманентную завивку?
Присутствующие переглянулись и засмеялись.
– Откуда вы это взяли, Вероника? – спросил Тэлавер.
Вероника пожала плечами:
– Мне муж сказал. Он где-то вычитал.
– Значит, маршал Градов интересуется не только танками? – ловко тут вставил какой-то англичанин.
Тэлавер положил ему руку на плечо:
– Между прочим, друзья, вопрос вполне серьезный. Я недавно был в Стокгольме и читал нацистские газеты. Вот как обстоит дело. После поражения под Куpском и высадки наших войск в Сицилии в Германии, как известно, была объявлена «тотальная война». В рамках этой кампании по всему рейху на самом деле – Вероника права – были запрещены приборы для завивки. Все для фронта, так сказать, все для победы, экономия электричества! Тут, однако, вмешались некоторые романтические обстоятельства. Киноактриса Ева Браун, по слухам, близкий друг фюрера, обратилась к нему с просьбой не лишать арийских женщин их излюбленных машин, из-под которых они выходят еще большими патриотками. Фюрер как романтический мужчина – вспомните эти снимки в пальто с поднятым воротником, – конечно, не устоял перед этой просьбой. Перманенты были возвращены с одной оговоркой: категорически запрещалась починка завивочных машин!
– Какая грустная история, – неожиданно сказал индус.
– А как в России делают перманент? – спросил Жан-Поль у Вероники.
– Вопрос не ко мне, мон шер, – бойко ответила она. – Мои сами вьются. Волны Амура. Не знаю, почему они не вьются у порядочных людей?
Я погибаю, подумал Тэлавер, я просто погибаю в ее присутствии.
– Ну что ж, – вздохнула она. – Пора возвращаться в расположение Резервного фронта.
Тэлавер повел ее обратно к маршальской части стола.
– Вы мне дадите, Вероника, хотя бы один, хотя бы самый маленький шанс вас снова увидеть? – тихо и серьезно спросил он.
Она посмотрела на него уже без светского лукавства и тоже понизила голос:
– Я живу на улице Горького наискосок от Центрального телеграфа, но... но в гости вас, как вы, надеюсь, понимаете, не приглашаю.
Ему захотелось тут же нырнуть в словари, чтобы отыскать там слово «наискосок».
После окончания банкета уже на лестнице маршала Градова с супругой догнал стройный генерал-майор кавказской наружности.
– Никита Борисович! Вероника Александровна! Я весь вечер верчусь перед вами, надеюсь, что узнаете, а вы не узнаете!
– Кто же вы, генерал? – холодно спросил Никита. Вероника мельком глянула на него, сообразив, что маршал крайне удивлен колоссальным нарушением неписаной субординации: какой-то генерал-майоришка напрямую, да еще по имени-отчеству, обращается к нему, человеку из первой дюжины.
– Да я же Нугзар Ламадзе, а моя мама Ламара и ваша мама Мэри – родные сестры!
Никита сразу переменился.
– Кузен! – вскричал он, охватил Нугзара за плечи, потряс. Глянул на погонные значки. – Ты, значит, в танковых войсках?
Нугзар хохотал, счастливый:
– Да нет, Никита, это просто небольшая маскировка, ну, понимаешь, для союзников! Я вообще-то в органах, но... – он добавил гордо: – Но в том же чине.
Никита снова переменился, сощурился презрительно:
– Ага, вот по какому пути ты пошел...
Нугзар замахал руками:
– Нет, нет, Никита, не думай, я не из этих... – понизил голос, сыграл глазами, – не из ежовцев... Просто, ну ты ж понимаешь, так жизнь сложилась...
– Какого же черта, Нугзар, ты в органах гниешь, когда такие события происходят? – строго сказал Никита, как будто он только и делал, что думал о судьбе Нугзара, который «в органах гниет». – Твое место на фронте! Ну, иди хотя бы ко мне, на Резервный! Хоть бы даже и по вашей части, а все-таки на фронте! Захочешь, танки дам, поведешь в атаку! Ну, хочешь ко мне начполитом?
– Позволь, позволь, Никита, да ведь у тебя там, кажется, в комиссарах Стройло Семен?
– А на кой мне хер это говно?! – вскричал Никита. – Кого вы мне посылаете, в действующую армию?! Я такие мешки с говном еще в тридцатом году от себя откидывал!
– А мы тут при чем, Никита-батоно? Это его ПУР к тебе направил, а не мы, – мягко, улыбчиво, почти открыто предлагая не верить его словам, заговорил Нугзар.
– Ладно, ладно, – прервал его Никита. – Знаю я, кто такой Стройло. Я не против органов, а против отдельных «органистов». Тех, что хуево играют!
– Когда это вы стали таким матерщинником, маршал? – улыбнулась Вероника.
Нугзар сиял, доверительно пожимал кузену локоть. Ему явно понравилось политически правильное замечание маршала об органах.
– Подумай над моим предложением, Нугзар, – сказал на прощанье Никита и повел жену дальше, вниз по исторической лестнице. Нугзар сопровождал их до исторических дверей.
– Ну, вы вообще заходите, Нугзар, – сказала Вероника. – Пока на Резервный фронт не уехали, забегайте по дороге из органов. Мы живем...
– Я знаю, – скромно сказал Нугзар.
– Откуда?! – вскричала Вероника с совершенно театральным изумлением.
– Иногда знаешь больше, чем хочешь знать, – развел руками Нугзар.
– Ты слышишь, Никита? Он знает больше, чем хочет знать! – восклицала Вероника. Странное чувство превосходства над этими проклятыми, вездесущими, всю жизнь испоганившими органами кружило ей голову больше, чем выпитое шампанское.
Никита грубовато, уверенно хохотнул, хлопнул кузена по плечу:
– У меня, на Резервном фронте, Нугзар, ты будешь знать ровно столько, сколько захочешь.
Дверь за ними закрылась. Минуту или две Нугзар стоял в оцепенении. Ошеломляющие мысли – о смене хозяина, о переходе под защиту миллионной массы войск – проносились в его голове.
Был третий час ночи, когда Никита и Вероника вышли из Спасских ворот Кремля и пошли по диагонали через Красную площадь. В небе двигались тучи, мелькали звезды, иногда являлась луна, размаскировывая затемненный город. Воздушными путями летели не только бомбардировщики, подступала еще и зима. Пока еще сухой морозной осенью цокали по каменной мостовой бальные туфли, стучали маршальские каблуки.
«Наверное, воображает, как будет здесь на ворошиловском коне принимать парад, – с неожиданной злостью подумала Вероника о муже. – Победитель Никита! Все в порядке, все подчиняются, ничего не боюсь, наступаю! Две ППЖ исправно исполняют свои функции, одна полевая-походная, другая паркетно-парадная! Сейчас вот скажу тебе, Александр Македонский, что подаю на развод!»
