Куросиво - Рока Токутоми (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
– Как, вы уже возвращаетесь? А я принесла вам хаори… – удивилась горничная.
– Я еще выйду. Мне нужно кое-что взять…
Конечно, горничная не могла догадаться, отчего у графини так горят щеки и почему она идет так поспешно.
Вернувшись в свою комнату и плотно затворив фусума, графиня достала из шкатулки пачку фотографических карточек и долго, неотрывно смотрела на них. На одной карточке была снята ее мать незадолго до смерти. В ту пору ей было всего сорок пять лет, но она казалась гораздо старше. На лице ее лежала печать умиротворения: ведь после долгих, трудных лет вдовьей жизни она наконец-то благополучно выдала дочь замуж, но в ее счастливой улыбке чувствовалось что-то страдальческое, какой-то надрыв – это выражение грусти всегда вызывало слезы у графини. Девяти лет потерявшая отца, физически и духовно воспитанная одной лишь матерью, ежеминутно видевшая, ощущавшая на себе ее неусыпные заботы и труд, графиня при слове «родители» всегда представляла себе только мать… На другой фотографии была изображена Митико, снятая прошлой весной, в будничном платье, но не с обычным своим недетски-серьезным выражением лица, а с веселой улыбкой – совсем еще ребенок, и такая прелестная!
Графиня взяла эту карточку в руки и всматривалась в нее долго-долго. Потом она достала из шкатулки письмо Митико, написанное большими иероглифами, и тоже долго глядела на него, не читая. Густые брови, ясные глазки… Румянец оживления, выступавший, когда она о чем-нибудь рассказывала… Строго сжатые губки, когда ей случалось рассердиться… А когда смеется – так мило виднеются ее белые зубки… Четкая, ясная речь, звонкий голосок… Чем больше вспоминала графиня, тем острее сжимала ее сердце пронзительная любовь к дочери.
С матерью она не может увидеться иначе, чем после смерти, но ее собственное родное дитя находится всего на расстоянии двух дней пути!
– Поеду! Будь что будет – поеду!
Разве может она удовольствоваться этим холодным, безмолвным снимком? Разве сможет она утолить жажду своего сердца, пока не посадит на колени исхудавшую после болезни девочку, пока жаром своих губ не вернет краску на ее побледневшие щечки!
– Поеду! Будь что будет – поеду и повидаюсь с ней!
Как она, должно быть, скучает! Волнение охватило графиню – чего она ждала, кого боялась, что до сих пор не решалась на это? Да, она жена графу, но ведь для Митико она – мать! Нет разрешения мужа? И что из этого? Кто может запретить ей видеть родное дитя!
– Поеду! Завтра же выезжаю!
Графиня вызвала людей и приказала удивленному слуге и озадаченной горничной немедленно собираться в дорогу.
3
Слуга был поражен этим распоряжением. Он не верил своим ушам – так непохоже было это на госпожу, всегда такую сдержанную, робкую. Выехать так неожиданно, без разрешения из Токио… Он боится гнева господина… Вина падет прежде всего на него, старика… Ведь его специально приставили к госпоже… Во всяком случае, спокойнее будет, если они дождутся вестей из Токио… – он возражал резко, как никогда. Но и графиня была не в таком настроении, чтобы выслушивать возражения.
– Разве только один граф твой господин? Если ты не желаешь выполнять мои приказания, хотя я так подробно и обстоятельно все тебе объяснила, – я уволю тебя. Сию же минуту готовься в дорогу! А не хочешь уезжать из Нумадзу – изволь, оставайся сторожить виллу. Я поеду одна вместе с Кин… – она говорила очень спокойно, тихо, с бесстрастным липом, но глаза ее, исполненные решимости, горели огнем, которому трудно было противиться, и слуге осталось только со вздохом склонить голову в знак покорности.
Но, казалось, само небо противится возвращению графини. Короткое вёдро днем было всего-навсего затишьем перед бурей. Когда слуга с виллы Китагава пришел к рикше заказать на завтра коляски, тот с сомнением покачал головой. «Быть непогоде!» – сказал он, указывая на небо, по которому, перегоняя друг друга, неслись бесформенные, рваные тучи. Под вечер необычный для этого времени года холод, такой сильный, что хотелось надеть зимнюю одежду, сменился странным удушливо-влажным зноем; внезапно наступившая зловещая тишина нарушалась только ревом моря, долетавшим через ровные промежутки времени. Наконец, после девяти часов вечера грянула буря, возвестив о себе дружным грохотом всех сорока ставен, закрывавших окна с южной стороны дома.
Вилла была построена прочно – денег на строительство не жалели – и, вероятно, могла противостоять натиску любого ветра, но буря выла с такой силой, что около полуночи старый слуга все-таки посоветовал горничной Кин подняться к госпоже и предложить ей на всякий случаи перейти вниз, на первый этаж. Заглянув в спальню, горничная увидела, что графиня неподвижно и прямо сидит у зажженной лампы.
– Как, госпожа, вы еще не ложились?
– Какая сильная буря… Еще не светает?
– Только сейчас пробило полночь…
– Не беспокойся обо мне… Ступай вниз и ложись спать, ведь завтра надо рано вставать.
– Ой, госпожа, значит, вы все-таки хотите завтра ехать?
Графиня рассмеялась.
– Ты боишься грозы?
Горничная, бледная от страха, поспешно спустилась вниз.
Перед рассветом ветер стих и хлынул проливной дождь. Уставшая бодрствовать О-Кин задремала. Сквозь сон ей показалось, что кто-то ее зовет, и, приоткрыв глаза, она увидела стоящую у изголовья мертвенно-бледную графиню. Волосы госпожи были уложены в безупречную прическу, шнурки плаща аккуратно завязаны.
Вчерашняя буря, странное, необычное поведение хозяйки – все это встревожило обитателей виллы Китагэва.
Правда, ветра почти не было, зато дождь хлестал с удвоенной силой. Стоило чуть приоткрыть ставни, и можно было видеть стремительно низвергавшиеся с неба косые струи.
В десяти шагах царила непроглядная мгла. Шум водяных потоков, бивших о ставни, грохот моря, ударявшего в берег, напоминал непрерывные залпы тысяч орудий и треск ружейной пальбы. Чтобы услышать друг друга, нужно было кричать. По словам старого рыбака, явившегося проведать жителей виллы, мост через реку Каногэва снесло. В одной лишь деревне Ганюдо гроза разрушила немало домов, множество лодок унесло в море. Даже здесь, на вилле, то и дело срывались черепицы с крыши, рухнул забор, сильно пострадали деревья в саду. Где уж тут было достать рикшу?.. Хорошо, допустим, госпоже удастся добраться до Мисима, но как она пересечет горы Хаконэ? Нужно переждать хотя бы один день, а установится погода – можно ехать хоть завтра… Слуга истощил все свое красноречие, убеждая графиню. Даже горничная, тоже скучавшая по Токио, и та уговаривала хозяйку подождать с поездкой.
Не в силах противиться, графиня согласилась отложить отъезд. Проворная горничная живо постелила постель, и графиня, едва стоявшая на ногах от усталости, прилегла и вскоре уснула. Но спалось ей беспокойно. Ей приснился зловещий сен.
Снилось ей, будто она стоит на берегу моря, совсем одна. По небу бегут, клубятся черные тучи, чреватые бурей. Море (тут графиня узнает здешний берег) бушует. Далеко в море чернеет утес, на вершине его стоит девочка в белой одежде. Это Митико, бледная как мертвец. Графиню охватывает страх, она зовет Митико, кричит, напрягает все силы – но голоса не слышно. Тогда, стараясь привлечь внимание девочки, она машет ей рукой. О радость! Митико замечает ее, улыбается протягивает руки, зовет к себе… Осторожней! Осторожней! Я сейчас, сейчас иду… На беду, поблизости ни лодки, ни живой души. Графиня готова топать ногами от отчаяния. Внезапно кто-то берет ее за руку и ведет за собой. Это ее мать. Обрадованная графиня следует за ней, прыгает по прибрежным скалам, как по камням садовой дорожки, Митико все машет рукой, все зовет ее. Графине не терпится: «Осторожней, я сейчас, сейчас!..» Но она не может сделать ни шагу. Вдруг она замечает, что ее держит за ногу огромный осьминог. Графиня всматривается и узнает в безобразной голове морского чудовища черты лица графа Китагава, перекошенные издевательским смехом. У графини волосы встают дыбом от страха, она зовет на помощь: «Мама, Митико! Помогите!» Но осьминог все глубже увлекает графиню в темную пучину, чернеющую между скалами. Вода холодна как лед. У нее коченеют руки, коченеют ноги, вот она на мгновенье снова увидела Митико… Тщетны все усилия – она уже погрузилась с головой в воду, она вырывается, бьется, но все напрасно, она погружается все глубже и глубже, кругом уже непроглядная тьма… А-а!..
