Солдатская награда - Фолкнер Уильям Катберт (книги полностью бесплатно txt) 📗
– Маргарет?
Она сразу положила свою ловкую, сильную руку на его рукав.
– Не надо, Джо. Пожалуйста!
Он рывком сунул руки в карманы и отвернулся. Они молча пошли рядом.
4
Весна легким ветерком обдувала бахромку волос, когда ректор, закинув голову, протопал по террасе, как старый военный конь, думавший, что всем войнам уже пришел конец и вдруг услыхавший звук трубы. Птицы на ветру параболой носились над лужайкой, от дерева к дереву, и одно деревцо на углу, перед домом, взметало кверху белогрудые листья, замирая в страстном порыве; ректор в восторге остановился перед ним. Знакомая фигура мрачно шла по дорожке от кухонной двери.
– С добрым утром, мистер Джонс, – прогремел ректор, и воробьи шарахнулись с дикого винограда. Невыносимый экстаз охватил деревцо от этого баса, листья трепеща рванулись к небу пленным серебряным потоком.
Джонс ответил: «Доброе утро», потирая руку с медлительной, тяжеловесной злобой. Он поднялся по ступенькам, и ректор обдал его волной восторженной благожелательности:
– Пришли поздравить нас с добрыми вестями, а? Отлично, мой милый, отлично! Да, все наконец улажено. Входите же, входите!
Эмми воинственно влетела на веранду.
– Дядя Джо, – сказала она, косясь на Джонса сердитым горячим глазом.
Джонс, прижав к себе ушибленную руку, свирепо уставился на нее. «Ты мне за это ответишь, черт тебя дери!»
– А? Что такое, Эмми?
– Мистер Сондерс у телефона: просит узнать, примете ли вы его сегодня утром? – («Что, получили? Так вам и надо, отучитесь приставать ко мне!»)
– Да, да, мистер Сондерс должен зайти, обсудить все планы насчет свадьбы, мистер Джонс.
– Понимаю, сэр. – («Я тебе еще покажу!»)
– Что ему передать? – («Попробуйте, если сможете! Ничего-то у вас не выходит, жирный вы червяк!»)
– Непременно передай, что я и сам хотел зайти к нему. Да, да, непременно. Да, мистер Джонс, нынче утром нас всех надо поздравить.
– Понимаю, сэр. – («Ах ты, потаскушка!»)
– Так и передай ему, Эмми.
– Хорошо. – («Сказано было, что я с вами сделаю? Сказано вам было: не приставайте? Вот и получили!»)
– Да, Эмми, мистер Джонс с нами завтракает. Надо же отпраздновать, мистер Джонс, не так ли?
– Без сомнения! Сегодня у нас у всех праздник! – («Оттого я и бешусь! Предупреждала меня, а я не обратил внимания. Прищемить мне руку дверью! Провались ты к чертям!»)
– Ладно. Пусть остается завтракать. – («Сам провались ко всем чертям!») Эмми стрельнула в него напоследок сердитым горячим взглядом и хлопнула на прощание дверью.
Ректор расхаживал, тяжело топая, счастливый, как ребенок.
– Ах, мистер Джонс, быть молодым, как он, и что бы твоя жизнь во всем зависела от колебаний, от сомнений таких прелестных ветрениц. Да, женщины, женщины! Как очаровательно – никогда не знать, чего вам хочется! Это мы, мужчины, всегда уверены в своих желаниях. А это скучно, скучно, мистер Джонс. Может быть, за это мы их и любим, хотя с трудом выносим. Как вы полагаете?
Джонс мрачно помолчал, поглаживая ушибленную руку, потом сказал:
– Право, не знаю. Но мне кажется, что вашему сыну необычайно повезло с женщинами.
– Да? – спросил ректор с интересом. – В чем именно?
– Ну, ведь вы сами мне говорили, что он был когда-то связан с Эмми?
Теперь он уже не помнит Эмми. – («Черт бы ее подрал: прищемить мне руку дверью!») – И будет связан с другой, хотя ему и смотреть на нее не придется. Чего же еще желать человеку?
Ректор посмотрел на него пристально и доброжелательно.
– В вас сохранились многие ребяческие черты, мистер Джонс.
– О чем вы говорите? – воинственно спросил Джонс, готовый защищаться.
К воротам подъехала машина и, высадив мистера Сондерса, покатила дальше.
– Особенно одна черта: без надобности мелко грубить по поводу совершенно незначительных вещей. Ага, – сказал он, обернувшись, – а вот и мистер Сондерс. Извините, я пойду. Ступайте в сад – там, наверно, и миссис Пауэрс, и мистер Гиллиген, – бросил он через плечо, идя навстречу гостю.
Джонс мстительно и злобно следил, как они пожимают друг другу руки. Они не обратили на него никакого внимания, и он, -рассвирепев, вразвалку прошел мимо них, ища свою трубку. Трубки нигде не было, и он тихо ругался, шаря по всем карманам.
– Я и сам собирался зайти сегодня к вам. – Ректор ласково взял гостя под локоть. – Входите, входите!
Мистер Сондерс покорно дал провести себя через веранду. Бормоча обычные приветствия и ласково подталкивая гостя, ректор провел его под дверным фонарем в полутемный холл, к себе в кабинет, не замечая смущенной сдержанности гостя. Он пододвинул ему кресло и сам сел на свое привычное место у стола.
– О, да ведь вы курите сигары! Помню, помню. Спички у вас под рукой.
Мистер Сондерс медленно перекатывал сигару в пальцах. Наконец решился и закурил.
– Что ж, значит, молодежь без нас все решила, а? – проговорил ректор, сжав в зубах черенок трубки. – Признаюсь, я этого очень хотел и, говоря откровенно, ожидал. Правда, я не стал бы настаивать, зная состояние Дональда. Но раз Сесили сама этого пожелала…
– Да, да, – нехотя согласился мистер Сондерс, но ректор ничего не заметил.
– Насколько я знаю, вы все время были горячим поборником этого брака. Миссис Пауэрс пересказала мне вашу с ней беседу.
– Да, это так.
– И знаете, что я вам скажу? По мне, этот брак будет для него лучше всякого лекарства. Это не моя мысль, – торопливо разъяснил он. – Откровенно говоря, я был настроен скептически, но миссис Пауэрс и Джо, мистер Гиллиген, первыми выдвинули этот вопрос, а хирург из Атланты всех нас убедил. Он уверил нас, что Сесили может сделать для него больше, чем кто-либо другой. Он именно так и выразился, если я правильно помню. А теперь, раз она сама так этого жаждет и раз вы с вашей супругой ее поддерживаете… Знаете, что я вам скажу? – И он сердечно похлопал гостя по плечу. – Был бы я азартным человеком, я бы пошел на какое угодно пари, что через год мальчик станет неузнаваем!
Мистеру Сондерсу трудно было как следует раскурить сигару. Он резко откусил кончик и, окутавшись облаком дыма, выпалил:
– Миссис Сондерс все еще сильно сомневается… – Он разогнал дым и увидел, что крупное лицо ректора посерело, замерло. – Не то чтоб она возражала, сами понимаете… – («И почему она сама не пришла, чертова баба, вместо того, чтоб меня посылать?») Ректор с сожалением причмокнул:
– Это нехорошо, признаюсь, не ожидал.
– О, я уверен, что мы с вами ее убедим, особенно при поддержке Сесили!
– Он забыл свои собственные сомнения, забыл, что вообще не хотел выдавать дочку замуж.
– Да, нехорошо, – безнадежно повторил ректор.
– Конечно, она не откажет в согласии, – сбивчиво врал мистер Сондерс. – Вот только она не убеждена в разумности этого шага, особенно принимая во внимание, что До… что Сесили, да, Сесили так молода, – вдруг нашелся он. – Напротив, я поднял этот вопрос только для того, чтобы мы пришли к полному взаимопониманию. Не считаете ли вы, что нам лучше всего выяснить фактическое положение?
– Да, да. – Ректор никак не мог как следует набить трубку. Он положил ее на стол, отодвинул подальше. Потом встал и тяжело зашагал по протертой дорожке на ковре.
– Да, очень жаль, – сказал мистер Сондерс.
(«Это Дональд, мой сын. Он умер».)
– Постойте, постойте! Все же не надо делать из мыши слона! – сказал наконец ректор без особого убеждения. – Как вы сами сказали, девочка хочет выйти замуж за Дональда, и я убежден, что мать не откажет ей в согласии. Как, по-вашему? Может быть, нам вместе поговорить с ней? Может быть, она не учитывает всех обстоятельств, того, что он… они так любят друг друга. Ведь ваша супруга не видела Дональда после приезда, а вы сами знаете, как распространяются всякие слухи… – («Это Дональд, мой сын. Он умер».) Ректор остановился, огромный, бесформенный в своей небрежной черной одежде, умоляюще глядя на гостя. Мистер Сондерс встал, и ректор взял его под руку – только бы он не убежал.
