От мира сего - Крелин Юлий Зусманович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Одно кафе закрыто.
— Пойдем в другое?
— Естественно.
И всего-то прошли две недели. Раньше тоже были недели, но то другие были недели. Все началось в хорошую погоду. Только в хорошую погоду может появиться настоящая любовь. Был вечер, было темно. И хоть казалось, что холодно (ей — не мне), было все же тепло. Мне и сейчас тепло, от тепла того вечера.
А потом был еще вечер, а потом еще. А потом вечеров стало не хватать.
Хотелось встречаться, встречаться, видеть, видеть, всегда, когда есть окно. А сегодня днем — окно. А в окне свет.
Второе кафе тоже было закрыто.
— Куда ж деться от этого дождя? — это осторожный я.
— А пускай себе идет. Он себе идет, и мы себе пойдем.
— А ты не промокла? Долго ждала?
— Да недолго. А если и промокла — все равно тепло.
А во второй наш вечер было еще теплее. Мы пили вермут, ели сыр и говорили… Обо всем говорили. И кажется, что все выяснили и обо всем договорились. Все про проблемы речи вели. А надо бы про себя. Но мы про проблемы — и все равно договорились.
Мы вышли к парку, то бишь просто к лесу, который в городе. По краю леса шла тропинка, которая сворачивала потом и исчезала за какой-то лужей — прудом среди деревьев.
— Давай купим бутылку вина и пойдем в лес. Будем идти себе и пить. Неужели кафе лучше?! — это она сказала.
А я о чем думал?! Гениальные мысли всегда бродили вокруг меня, но никогда я на них не натыкался.
Дождь, по-моему, не падал — только висел. И очень странно, что мы становились все более и более мокрыми. Трава от дождя, наверное, становилась зеленее и зеленее.
По-прежнему было светло.
Пили мы из горлышка. Она сделала глоток. Неумело. С бутылкой в руках перепрыгнула через грязь. Я сзади. Смотрю на оставленный ею след. Неожиданный рисунок подошв ее кед. Неожиданный? Мне просто не к чему было смотреть раньше на такие отпечатки, такие следы, чужие неинтересные следы.
Мы обошли лужу-пруд. Пустую бутылку она кинула в самую середину воды. Вода была зеленая, заросшая. Бутылка была тоже зеленая. Естественно, что мы стали глубокомысленно наблюдать круги. А в центре кругов около полуминуты выделялись пузырьки газа со дна.
Мы шли и опять говорили про все. Про весь мир.
— Как я тебя люблю!
— А я!
— И ты?
— Ох, просто сил нет!
— Господи, какое счастье!
Да, за счастье надо платить. Только бы не забывать о собственной греховности. За все всегда приходится платить. Но за счастье — любая цена не цена. Впрочем?.. А там будь что будет. Я хочу счастья и помню, что возмездия никогда не избежать.
А кто из нас что говорил… Разве можно?
А ведь нам уже немало лет. А мы всё проблемы решаем.
Расставаться не хотелось.
А работа?
Мы стали у дерева и всё решали проблемы.
Подошла пьяная женщина. И стала говорить что-то, а что — я не помню точно. Она говорила, кажется, что жизнь вещь тяжелая и главное в жизни — не мешать другим, а себе надо доставлять удовольствие. Она говорила хорошо — помню. А мы хотели побыть одни — это тоже помню, — но она не мешала, она была добрая.
Она говорила долго. О чем?
Я видел тебя. Я смотрел только на тебя.
Небо серое. Все серое. И светло.
А мне уж надо было идти…
Было светло, тепло…
Какая работа…
Впереди еще долгая работа. Лишь вечером я увижу ее. После работы.)
И опять они тихо лежат. Жарко.
— Люсенька, я так хочу, чтобы у нас были дети.
— Ты-то что! А я этого захотела впервые. Твои дети у меня. Я только этим и живу. Я так рада, что ты это первый сказал. А хочешь двойню?
— Хочу. А ты?
— И я.
— А ты хочешь одинаковых, похожих или разных, одного пола или мальчика и девочку?
— Я хочу и мальчика и девочку. А ты что хочешь?
— Я тоже. Но знаешь, сейчас, сию минуту, я больше всего…
— Милый. Как я тебя люблю…
А потом опять:
— А ты знаешь, мне кажется, что я уже беременна. — Он засмеялся:
— Может быть. Господи, а хорошо бы.
— Приедем домой и будем работать. Да? А то мы совсем распустились. Только любовь. А я боюсь. Работа и любовь, да? Я боюсь, что, если я перестану заниматься душой, своим делом, ты меня бросишь. Я знаю, что без своих знаний, без работы — я ничто. Во всяком случае, для тебя буду ничто. И ты меня бросишь. А потом будешь искать причину греха во мне, но мне ж от этого будет не легче.
— Не городи, родная. Хотя, когда у человека за душой нет Дела, он никнет.
— А ведь кому что дело.
— Конечно. Кому детей дома воспитывать, кому больных лечить, кому науку двигать. Кому пол подметать. Но чтоб там был кусок души.
— Я ж говорю — бросишь, если не будет дела.
— Не морочь голову. Будем держаться за то, что обрели.Действительно, приедем, будем работать.
— А давай заведем собаку. Ребенка и собаку.
— Не управишься. Я-то сволочь. А ты замучаешься.
— Милый. Родной мой. Как я тебя люблю.
— А зимой поедем на Памир?
— Почему зимой?
— Так лето-то кончилось.
— Ну, тогда поедем. Мы повсюду с тобой поедем.
— Торопиться надо, а то вдруг ребенок будет.
— Был бы ребенок.
— Конечно, разговоры уж слишком абстрактны. Подождем, не будем загадывать.
— Как я буду без тебя?
— А кто тебя заставляет быть без меня?
— Завтра приедем, а послезавтра на работу.
— А неохота. Неохота, потому что расставаться надо на полдня.
— Чегой-то ты зафальшивил, милый.
— Наверное, перерасслабился.
— Давай сосредоточивайся.
А потом они опять лежали молча, и она стала вспоминать «их первые дни», и вспоминала она то же самое, все тот же их прекрасный день, когда они были еще с тем миром, когда они не были еще в обнимку только со своим, только с их миром.
( — Тебя к телефону.
Сегодня суббота. В субботу обычно все отменяется. Собственно, почему обычно? До этого в нашей жизни была только одна суббота. Но опыт нормальных, здравомыслящих людей позволял экстраполировать. Тогда я еще не знала, что нормальный опыт нормальных людей к нам никакого отношения иметь не будет. К сожалению? К счастью?
— Я в двенадцать должен быть опять на работе. Встретиться бы ненадолго, а? Могла бы?
Какая-то стирка недостиранная. Какой-то обед недоваренный. И чья-то квартира (моя!) недоубранная… Конечно. Сейчас…
— Подъехать к дому или как обычно?
— Лучше как всегда.
А всегда — всего раз или два.
На улице дождь. Надеваю брюки, куртку.
На перекрестке стоять холодно. Ветер. Не очень уверенно ругаю себя: «Вот дура-то, на старости лет». А на самом деле распирают чертики. Кажется, распирать должен смех или радость. А чертики должны быть в глазах и зеленые. Впрочем, зеленые — это у алкоголиков. Но меня распирают чертики. Посмотрим, что это означает.
Такси. Господи, да что же это такое!
Мы идем взявшись за руки. Мы не такие! Мы ненормальные! А сами идем вполне традиционно. Как и миллионы таких же ненормальных. Для нас-то, для себя — мы единственные, мы неповторимые. Мы всё сами за себя решаем. И неповторимость свою за себя решаем. И плевать на нормальность остальных. Мы самые нормальные. Мы единственные нормальные. У нас свой мир. Мы в царстве любви, где мы центр. Никому не разрушить наш центр, наше царство. Плевать на все. В омут. В омут. Мы, я готова платить полностью за свой грех. Грех ли? И все-таки грех.
— Выпьем сухого? У меня есть деньги. — Хотя еще на работу, правда не к больным.
— Что ж молчала? Мы б такси не отпускали, а прямо на нем бы поехали.
— Ничего, здесь есть шашлычная. (Шашлычная, конечно, закрыта. Кафе тоже.)
Зато в магазине есть вино — «Столовое».
Берем бутылку и идем в лесок, или, как его, когда он в городе, называют, — парк.
Дождь все сильнее. О чем мы говорили, что вообще было в то утро, я толком не помню. Помню ощущение чего-то, чего, как уже давно казалось, не бывает, а если и бывает, то не в нашей жизни, а в литературе, и даже не в очень хорошей.
