Праздник, который всегда с тобой - Хемингуэй Эрнест Миллер (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

— Конечно, нет. Я этого и не говорила.

— Наверняка хозяин вашего механика в одиннадцать утра был уже пьян, — сказал я. — Потому-то он и изрекал такие чудесные афоризмы. — Не спорьте со мной, Хемингуэй. Это ни к чему не приведет. Хозяин гаража прав: вы все-потерянное поколение.

Позже, когда я написал свой первый роман, я пытался как-то сопоставить фразу, услышанную мисс Стайн в гараже, со словами Екклезиаста. Но в тот вечер, возвращаясь домой, я думал об этом юноше из гаража и о том, что, возможно, его везли в таком же вот «форде», переоборудованном в санитарную машину. Я помню, как у них горели тормоза, когда они, набитые ранеными, спускались по горным дорогам на первой скорости, а иногда приходилось включать и заднюю передачу, и как последние машины порожняком пускали под откос, поскольку их заменили огромными «фиатами» с надежной коробкой передач и тормозами. Я думал о мисс Стайн, о Шервуде Андерсоне, и об эготизме, и о том, что лучше-духовная лень или дисциплина. Интересно, подумал я, кто же из нас потерянное поколение? Тут я подошел к «Клозери-де-Лила»: свет падал на моего старого друга-статую маршала Нея, и тень деревьев ложилась на бронзу его обнаженной сабли, — стоит совсем один, и за ним никого! И я подумал, что все поколения в какой-то степени потерянные, так было и так будет, — и зашел в «Лила», чтобы ему не было так одиноко, и прежде, чем пойти домой, в комнату над лесопилкой, выпил холодного пива. И, сидя за пивом, я смотрел на статую и вспоминал, сколько дней Ней дрался в арьергарде, отступая от Москвы, из которой Наполеон уехал в карете с Коленкуром; я думал о том, каким хорошим и заботливым другом была мисс Стайн и как прекрасно она говорила о Гийоме Аполлинере и о его смерти в день перемирия в 1918 году, когда толпа кричала: «A bas Guillaume!» [8], а метавшемуся в бреду Аполлинеру казалось, что эти крики относятся к нему, и я подумал, что сделаю все возможное, чтобы помочь ей, и постараюсь, чтобы ей воздали должное за все содеянное ею добро, свидетель бог и Майк Ней. Но к черту ее разговоры о потерянном поколении и все эти грязные, дешевые ярлыки. Когда я добрался домой, и вошел во двор, и поднялся по лестнице, и увидел пылающий камин, и свою жену, и сына, и его кота Ф. Киса, счастливых и довольных, я сказал жене:

— Знаешь, все-таки Гертруда очень милая женщина.

— Конечно, Тэти.

— Но иногда она несет вздор.

— Я же не слышу, что она говорит, — сказала моя жена. — Ведь я жена.

Со мной разговаривает ее подруга.

«Шекспир и компания»

В те дни у меня не было денег на покупку книг. Я брал книги на улице Одеон, 12, в книжной лавке Сильвии Бич «Шекспир и компания», которая одновременно была и библиотекой. После улицы, где гулял холодный ветер, эта библиотека с большой печкой, столами и книжными полками, с новыми книгами в витрине и фотографиями известных писателей, живых и умерших, казалась особенно теплой и уютной. Все фотографии были похожи на любительские, и даже умершие писатели выглядели так, словно еще жили. У Сильвии было подвижное, с четкими чертами лицо, карие глаза, быстрые, как у маленького зверька, и веселые, как у юной девушки, и волнистые каштановые волосы, отброшенные назад с чистого лба и подстриженные ниже ушей, на уровне воротника ее коричневого бархатного жакета. У нее были красивые ноги, она была добросердечна, весела, любознательна и любила шутить и болтать. И лучше нее ко мне никто никогда не относился.

Когда я впервые пришел в ее лавку, я держался очень робко-у меня не хватало денег, чтобы записаться в библиотеку, — Сильвия сказала, что я могу внести залог позже, когда мне будет удобнее, завела на меня карточку и предложила взять столько книг, сколько я захочу. У нее не было никаких оснований доверять мне. Она меня не знала, адрес же, который я ей назвал, — улица Кардинала Лемуана, 74, — говорил только о бедности. И все-таки Сильвия была мила, обаятельна и приветлива, а за ее спиной поднимались к потолку и тянулись в соседнюю комнату, выходившую окнами во двор, бесчисленные книжные полки со всем богатством ее библиотеки. Я начал с Тургенева и взял два тома «Записок охотника» и, если не ошибаюсь, один из ранних романов Д. Г. Лоуренса «Сыновья и любовники», но Сильвия предложила мне взять еще несколько книг. Я выбрал «Войну и мир» в переводе Констанс Гарнетт и Достоевского «Игрок» и другие рассказы. — Если вы собираетесь прочитать все это, то не скоро зайдете снова, — сказала Сильвия.

— Я приду заплатить, — ответил я. — У меня дома есть деньги. — Я не это имела в виду, — сказала она. — Заплатите, когда вам будет удобно.

— Когда у вас бывает Джойс? — спросил я.

— Как правило, в конце дня, — ответила она. — Разве вы его никогда не видели?

— Мы видели, как он с семьей обедал у Мишо, — сказал я. — Но смотреть на людей, когда они едят, невежливо, и это дорогой ресторан. — Вы обедаете дома?

— Чаще всего, — ответил я. — У нас хорошая кухарка.

— По соседству с вашим домом, кажется, нет никаких ресторанов?

— Нет. Откуда вы знаете?

— Там жил Ларбо, — сказала она. — В остальном ему там все нравилось.

— Ближайший к нам недорогой ресторанчик находится возле Пантеона. — Я не знаю вашего района. Мы обедаем дома. Приходите к нам как-нибудь с женой.

— Подождите приглашать, ведь я еще не заплатил вам. Во всяком случае, большое спасибо.

— Читайте не торопясь, — сказала она.

Нашим домом на улице Кардинала Лемуана была двухкомнатная квартирка без горячей воды и канализации, которую заменял бак, что не было таким уж неудобством для тех, кто привык к мичиганским уборным во дворе. Зато из окна открывался чудесный вид. На полу лежал хороший пружинный матрац, служивший удобной постелью, на стенах висели картины, которые нам нравились, и квартира казалась нам светлой и уютной.

Вернувшись домой с книгами, я рассказал жене, какое замечательное место я нашел.

— Но, Тэти, ты должен сегодня же пойти туда и отдать деньги, — сказала она.

— Ну, конечно, — сказал я. — Мы пойдем вместе. А потом мы спустимся к реке и погуляем по набережным.

— Давай пойдем по улице Сены и будем заходить во все лавки торговцев картинами и рассматривать витрины магазинов.

— Обязательно. Мы пойдем, куда захотим, а потом зайдем в какое-нибудь новое кафе, где мы никого не знаем и где нас никто не знает, и выпьем по рюмочке.

— Можно и по две.

— Потом мы где-нибудь поужинаем.

— Вот уж нет. Не забывай, что нам нужно заплатить в библиотеку. — Тогда мы вернемся ужинать домой и закатим настоящий пир и выпьем бона из магазина напротив-видишь на витрине бутылку бона, там и цена указана. А потом мы почитаем и ляжем в постель и будем любить друг друга. — И мы всегда будем любить только друг друга и больше никого.

— Да. Всегда.

— Какой чудесный вечер. А сейчас неплохо было бы пообедать. — Ужасно хочется есть, — сказал я. — Я работал в кафе на одном cafe-creme [9].

— Как шла работа, Тэти?

— По-моему, хорошо. Так мне кажется. Что у нас на обед? — Молодая редиска и отличная foie de veau [10] с картофельным пюре, салат и яблочный пирог.

— И теперь у нас будут книги, какие мы только захотим, и мы станем брать их с собой, когда куда-нибудь поедем.

— А это честно?

— Конечно.

— Как хорошо! — сказала она. — Нам повезло, что ты отыскал это место. — Нам всегда везет, — сказал я и, как дурак, не постучал по дереву, чтобы не сглазить. А ведь в той квартире всюду было дерево, по которому можно было постучать.

Люди Сены

С дальнего конца улицы Кардинала Лемуана к реке можно спуститься разными путями. Самый ближний-прямо вниз по улице, но она очень крута, и когда вы добирались до ровного места и пересекали начало бульвара Сен-Жермен с его оживленным движением, она выводила вас на унылый, продуваемый ветрами участок набережной слева от Винного рынка. Этот рынок не похож на другие парижские рынки, а скорее на таможенный пакгауз, куда привозят вино и платят за него пошлину, и своим безрадостным видом напоминает не то казарму, не то тюремный барак.