Робинзон Крузо - Дефо Даниэль (версия книг .txt) 📗
Оказалось, что привить ему правильные понятия о дьяволе не так то легко, как правильные понятия о Божественном существе. Природа помогала всем моим аргументам и воочию доказывала ему, что необходима великая Первая причина, высшая управляющая сила, тайно руководящее нами Провидение, что по всей справедливости следует воздавать поклонение Тому, кто создал нас, и тому подобное. Но ничего такого не было в понятии о злом духе, о его происхождении, о его сущности, о его природе, и – главным образом – в представлении о том, что он склонен не делать зло и влечь нас ко злу. Как-то раз бедняга задал мне один совершенно естественный и невинный вопрос и так смутил меня, что я почти ничего не сумел ему ответить. Я много говорил ему о силе Бога, о его всемогуществе, о его страшном возмездии за грехи, о том, что он – пожирающий огонь для творящих неправду, о том, что, подобно тому, как он сотворил нас всех, так он может в одну минуту уничтожить и нас и весь мир, и Пятница все время слушал меня очень внимательно.
После этого я рассказал ему о том, что дьявол – враг Божий в сердцах человеческих, что он пускает в ход всю свою злобу и хитрость, чтобы сокрушить благие планы Провидения, разрушить в мире царство Христово, и тому подобное. «Ну вот», – сказал Пятница, – «ты говоришь, что Бог – такой большой, такой сильный; он такой же сильный и могучий, как и дьявол?» – «Да, да», – отвечал я, – «Бог еще сильнее дьявола; Бог выше дьявола, и потому мы молим Бога, чтобы он покорил нам дьявола, помог нам противиться его искушениям и гасить его огненные стрелы».
«Но», – возразил Пятница, – «если Бог такой сильный, такой крепкий, как дьявол, почему Бог не убей дьявола и не сделай, чтобы он не делай больше зла?»
Его вопрос до странности поразил меня; ведь как никак, хотя я был теперь уже старик, но в богословии я был только начинающий доктор и не очень то хорошо умел отвечать на казуистические вопросы и разрешать затруднения. Сначала я не знал, что ему сказать, сделал вид, что не слышал его, и переспросил, что он сказал. Но он слишком серьезно добивался ответа, чтобы позабыть свой вопрос, и повторил его такими же точно ломаными словами, как и раньше. К этому времени я немного собрался с духом и сказал: «В конце концов Бог жестоко его накажет; ему предстоит суд, и его бросят в бездонную пропасть, где он будет жить в вечном огне». Это не удовлетворило Пятницу, и он опять обратился ко мне, повторяя мои слова. «В конце концов предстоит суд. Мой не понимай. Отчего не убить дьявола сейчас? Отчего не убить его давно давно?» «А ты лучше спроси», – отвечал я, – «почему Бог не убил тебя или меня, когда мы делали дурные вещи, оскорбляющие его; нас пощадили, чтобы мы раскаялись и получили прощение». Он немного задумался. «Хорошо, хорошо», – сказал он, очень растроганный, – «это хорошо; значит, я, ты, дьявол, все злые люди, – все сохраняйся, раскаявайся, Бог всех прощай». Тут он опять совсем сбил меня с толку. Это показало мне, что простые понятия, заимствованные от природы, могут привести разумных существ к познанию Бога и научить их благоговению и почитанию высшего божественного существа, ибо это свойственно нашей природе, по что только Божественное Откровение может дать познание Иисуса Христа и дарованного нам искупления и уяснить, что такое посредник Нового Завета, ходатай перед престолом Бога: только Откровение свыше, повторяю я, может образовать в душе эти понятия и научить ее, что Евангелие нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа и Дух Божий, обещанный людям его, как руководитель и очиститель, – совершенно необходимые учителя душ человеческих, обучающие их спасительному познанию Бога и средствам спасения.
Поэтому я перевел разговор между мною и моим учеником на другую тему и поспешно поднялся с места, делая вид, что должен сейчас же идти по какому то делу; затем я отослал его подальше и стал горячо молиться Богу, прося его, чтобы он помог мне научить спасению этого бедного дикаря, вдохновил своим духом сердце этого жалкого невежественного создания, даровал ему свет познания Бога во Христе, обратил его к себе и научил меня так изложить ему слово Божие, чтобы совесть его окончательно убедилась, глаза открылись и душа его была спасена. Когда Пятница опять подошел ко мне, я начал с ним долгую беседу об искуплении человека Спасителем мира и об учении Евангелия, возвещенном с неба, т. е. о раскаянии перед Богом и о вере в нашего всеблагого Господа Иисуса. Потом по мере сил я объяснил ему, почему наш Искупитель не принял ангельского облика, а произошел от семени Авраамова; я сказал, что по этой причине падшие ангелы не могут надеяться на спасение, что он пришел только для того, чтобы спасти погибших овец дома Израилева и т. д.
Бог свидетель, что во всех методах, которые я применял для обучения этого бедного создания, я проявлял больше искренности, чем уменья; я должен признать, – думаю, что к тому же выводу придут все, поступающие по тому же принципу, – что, истолковывая ему различные вещи, я сам обучался многим вещам, которые я не знал или которых я раньше по-настоящему не обдумывал, во которые естественно приходили мне на ум, когда я углублялся в них, чтобы растолковать их бедному дикарю. При этом случае я размышлял о них с большей любовью, чем когда бы то ни было, так что независимо от того, получал ли от этого пользу бедняга или нет, я то уж во всяком случае имел все основания быть благодарным за его появление. Горе мое смягчалось, мое жилище стало казаться мне необыкновенно уютным; и когда я размышлял о том, что в этой одинокой жизни, на которую я был обречен, не только сам я обратился к небу и начал искать помощи у руки, приведшей меня сюда, но и стал, по воле Провидения, орудием, которое спасло жизнь, а может быть и душу бедного дикаря, дало ему познание истинной религии и христианского учения, помогло ему узнать Иисуса Христа, а значит и жизнь вечную, – когда я размышлял обо всем этом, каждая частица моей души проникалась тайной радостью и я не раз приходил в восторг при мысли о том, что я очутился в этом месте, между тем как раньше я часто считал это самым страшным несчастьем, какое только могло со мной приключиться.
Беседы с Пятницей до такой степени наполняли все мои свободные часы и так тесна была наша дружба, что я не заметил, как пролетели последние три года моего искуса, которые мы прожили вместе. Я был вполне счастлив, если только в подлунном мире возможно полное счастье. Дикарь стал добрым христианином, – гораздо лучшим, чем я; надеюсь, впрочем, и благодарю за это Создателя, что, если я был и грешнее этого дитяти природы, однако мы оба одинаково были в покаянном настроении и уповали на милосердие Божие. Мы могли читать здесь слово Божие, и, внимая ему, мы были так же близки Богу, как если бы жили в Англии.
Что касается разных тонкостей в истолковании того или другого библейского текста, – тех богословских комментариев, из за которых возгорелось столько споров и вражды, то нас они не занимали. Так же мало интересовались мы вопросами церковного управления и тем, какая церковь лучше. Все эти частности нас не касались, да и кому они нужны? Я, право, не вижу, какая польза была бы нам от того, что мы изучили бы все спорные пункты нашей религии, породившие на земле столько смуты, и могли бы высказать свое мнение по каждому из них. Слово Божие было нашим руководителем на пути к спасению, а может ли быть у человека более надежный руководитель? Однако я должен возвратиться к повествовательной части моего рассказа и изложить все события по порядку.
Когда мы с Пятницей познакомились ближе и он не только мог понимать почти все, что я ему говорил, но и сам стал довольно бегло, хотя и ломаным языком, изъясняться по-английски, я рассказал ему историю моих похождений, по крайней мере то, как я попал на мой остров, сколько лет прожил на нем и как провел эти годы. Я открыл ему тайну пороха и пуль, потому что для него это было действительно тайна, и научил стрелять. Я подарил ему нож, от которого он пришел в полное восхищение, и сделал ему портупею вроде тех, на кадетах у нас в Англии носят тесаки: только вместо тесака я вооружил его топором, так как он мог служить не только оружием во многих случаях, во и рабочим инструментом.
