Нищий, вор - Шоу Ирвин (книги полностью txt) 📗
— А от тебя этого и не требуется, — сказала мисс Ларкин. — Я буду рассматривать тебя как литературный образ и брать только те черты, которые мне нужны и которые я смогу использовать.
— А что, если окажется, что я не стою всех ваших хлопот?
— Риск невелик.
— А чем кончится ваша книга? — с любопытством спросил Уэсли. — Он найдет убийцу?
— В конечном счете да.
— И что он тогда сделает?
— Он отомстит за отца.
— В книге получается все просто, правда? — грустно усмехнулся Уэсли.
— Нет, тоже непросто.
— А что дальше будет с этим парнем?
Она снова вздохнула.
— Его убивают.
Уэсли, не глядя на нее, с отсутствующим видом постукивал пальцами по столу.
— Звучит логично, — сказал он.
— Но это же вымысел.
— Ничего себе вымысел!
— Если ты имеешь дело с писателем, — сказала она серьезно, — или хотя бы с человеком, который считает себя писателем, надо быть готовым к тому, что у тебя попытаются украсть частицу твоей души.
— А я и не знал, что у меня есть душа, — отозвался Уэсли.
— Об этом позволь судить мне, — заявила Элис. — Слушай, если все это кажется тебе неприятным и глупым, ты не обязан соглашаться.
— Но вы же все равно будете писать эту книгу?
— Попытаюсь.
— Тогда какая разница. — Он улыбнулся. — Если у меня действительно есть душа, я могу пожертвовать какой-то ее частицей, чтоб хватило на несколько страничек книги.
— Вот и отлично, — сказала она деловым тоном, хотя руки ее дрожали. Она покопалась в сумочке. — Мне надо приниматься за работу. Вот тебе моя кредитная карточка в магазине «Блумингдейл». Он на углу Пятьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню. — Говоря это, она писала что-то на бланке «Тайма». — Предъявишь эту записку вместе с карточкой, чтоб они знали, что я дала тебе право ею пользоваться. Купи себе пару рубашек и фланелевые брюки. Покупки пусть доставят ко мне домой, чтобы было ясно, что это мой заказ. В таком виде ты не можешь ходить. К шести часам возвращайся, и я отвезу тебя к себе. Да, тебе ведь нужны деньги на автобус. — Она снова порылась в сумочке и дала ему пять долларов, долларовыми бумажками и мелочью.
— Спасибо. И не забудьте: все, что вы мне даете, — это только взаймы. Когда мне стукнет восемнадцать, я получу тысяч тридцать долларов.
— Не забуду.
— Нет, вы запишите. Пять долларов и число.
Она скорчила гримасу.
— Пожалуйста, если хочешь. — Она взяла ручку и записную книжку. Затем через стол толкнула книжку к нему. — Удовлетворен?
Он серьезно посмотрел на открытую страницу записной книжки.
— Порядок.
Она положила записную книжку обратно в сумочку.
— Теперь, когда я стал литературным образом, должен ли я как-то по-особому себя вести? Следить за тем, как я выражаюсь, или, может быть, спасать попавших в беду девиц, или что-нибудь еще делать?
— Можешь вести себя как хочешь, — сказала она. Поняв, что он шутит, она засмеялась. — Только не старайся казаться умнее, чем ты есть.
Сейчас он ехал в Порт-Филип. Можно начать там, откуда все пошло, сказал он Элис, когда она выяснила, что Теодор Бойлан еще жив и по-прежнему живет в Порт-Филипе. Отец говорил Уэсли, что Бойлан был связан с их семьей, а Порт-Филип находится всего лишь в двух часах езды поездом от Нью-Йорка.
Теперь Уэсли был хорошо одет: фланелевые брюки, спортивный пиджак и отличные коричневые ботинки из «Блумингдейла». Элис настояла на том, чтобы он подстригся — пусть не коротко, но подровнял волосы. Она, как видно, была довольна, что он крутится в ее маленькой квартирке в Западной части города, неподалеку от Сентрал-парка. Она говорила, что ей уже стало тоскливо жить одной, а теперь, после работы, она спешит домой, зная, что он там. Когда за ней заходили молодые люди, чтобы вместе куда-нибудь пойти, она представляла его как приехавшего на несколько недель кузена со Среднего Запада.
В ожидании, пока Элис раздобудет для него нужные сведения, Уэсли с наслаждением бродил по городу. Он посмотрел много фильмов, побывал в «Радио-Сити» и в здании Организации Объединенных Наций, окунулся в пеструю, бьющую ключом жизнь Бродвея. Иногда Элис водила его в театр, который открыл для него новый мир: он никогда раньше не видел настоящего, живого представления.
Когда она в своей комнате стучала на машинке, он старался ей не мешать. Она никогда не предлагала ему прочитать то, что она написала, а он в свою очередь не задавал ей никаких вопросов. Порой, читая какой-нибудь журнал, прислушиваясь к стуку пишущей машинки, он испытывал странное чувство — ведь кто-то рядом писал о нем или по крайней мере придумывал человека, очень на него похожего. Иногда Элис выходила из комнаты и долго молча на него смотрела, словно изучала его, стараясь проникнуть в ход его мыслей, а затем возвращалась к себе и снова садилась за машинку.
Каждый раз, когда они ходили в театр или в кафе, он заставлял ее записывать истраченную на билеты или на ужин сумму.
Поезд с грохотом мчался вдоль Гудзона на север. Был ясный, солнечный день, река казалась прозрачной и чистой, и Уэсли думал о том, как хорошо было бы иметь маленькую яхту и плыть по этим просторам вверх, мимо зеленых отвесных скал, маленьких сонных городков, подходить ночью к причалу, высаживаться и смотреть, как там живут люди.
В Оссининге он увидел тяжелую, мрачную громаду тюрьмы Синг-Синг, и сердце его сжалось от ощущения близости с томящимися там людьми, которые смотрят в зарешеченные окна вниз, на великую свободную реку, и ведут счет годам. Никогда, подумал он, никогда так не будет со мной. Что бы ни случилось.
Приехав в Порт-Филип, он взял на станции такси и сказал: «В особняк Бойлана». Водитель, включая зажигание, посмотрел с любопытством на него в зеркальце.
— Я туда уже лет десять никого не возил. Собираешься там работать?
— Нет, — ответил Уэсли. — Еду в гости.
Таксист издал какой-то неопределенный звук. Трудно было понять, то ли он кашлянул, то ли хмыкнул.
Когда они проезжали через город, Уэсли смотрел в окно. Городок был обветшалый, улицы грязные, словно, убедившись в безнадежности попыток хоть немного приукрасить город, жители давным-давно махнули на него рукой. Почему-то город привел ему на ум бродяг, которые спят на скамейках в парке, а стоит их растормошить, говорят как люди, окончившие колледж.
Ворота во владения Бойлана были сломаны и сорваны с петель, дорога, ведущая по холму вверх к дому, вся в рытвинах, лужайки заросли высокой травой, живые изгороди не подстрижены. А сам дом показался Уэсли уменьшенной копией Синг-Синг.
— Подождите минуту, — попросил он водителя, выходя из такси и расплачиваясь с ним. — Еще неизвестно, впустят ли меня. — Он нажал кнопку звонка у парадной двери. В доме стояла мертвая тишина; он подождал, затем снова позвонил. Ожидая у двери, он огляделся. Сорняки на лужайке доходили почти до пояса, лозы дикого винограда оплели стены сада.
Прошло еще минуты две, и он уже собрался вернуться к такси, когда дверь открылась. С порога на него смотрел сгорбленный старик в полосатом жилете дворецкого.
— Что вам угодно?
— Мне хотелось бы поговорить с мистером Бойланом, — ответил Уэсли.
— Как прикажете доложить?
— Мистер Джордах.
Подавшись всем телом вперед, чтобы лучше его разглядеть, старик настороженно смотрел на него.
— Я узнаю, дома ли мистер Бойлан, — сказал он и закрыл дверь.
Таксист нетерпеливо посигналил.
— Подождите, пожалуйста, еще минуту, — крикнул Уэсли.
Вскоре дверь снова отворилась.
— Мистер Бойлан сейчас вас примет, — сказал старик.
Уэсли взмахом руки отпустил таксиста, и машина, рванувшись с места, промчалась по изрезанному рытвинами кругу перед домом и понеслась вниз с холма к городу.
Старик провел Уэсли по длинному темному холлу и открыл дверь.
— Прошу вас, сэр, — сказал он, пропуская его вперед.
