Знахарь - Доленга-Мостович Тадеуш (книги без регистрации .txt) 📗
И если газеты раздули вокруг этого процесса большую шумиху, то только потому, что подсудимый сам попросил вынести ему самый суровый приговор. Однако суд, усмотрев в поведении Зенона искреннее раскаяние и найдя многие другие смягчающие обстоятельства, а также убедившись в искреннем желании осужденного исправиться, приговорил его лишь к двум годам заключения.
Эту новость на мельницу принес Василь. который ездил в Вильно по делам отца и, воспользовавшись случаем, присутствовал на суде. От него же Марыся узнала, что молодого Чинского на процессе не было, так как он находился на лечении за границей. Точное место его пребывания за границей Василь назвать не мог – не запомнил, хотя и услышал в зале суда какое-то чужеземное название.
Марыся подумывала, не попросить ли его или кого другого разузнать адрес Лешека. В Людвикове этот адрес наверняка знали не только его родители. Однако она боялась, что может накликать на себя новые неприятности, и решила терпеливо ждать письма.
Решать было легко, но вот где найти силы для терпения? Проходили неделя за неделей, а Лешек не писал. В голову приходили самые грустные и мрачные мысли. угасала надежда.
А тем временем здоровье Марыси улучшалось с каждым днем. Уже давно она самостоятельно сидела на кровати, и в начале ноября знахарь разрешил ей встать. Послеоперационные раны почти зажили. От сильных ссадин на ногах и руках остались едва заметные шрамы; к Марысе постепенно возвращались силы. На следующий день после того, как Антоний разрешил ей встать, она начала наводить порядок в хозяйстве знахаря. Спустя неделю изба и альков выглядели совсем по-другому.
– Не мучайся, голубка моя, – пытался остудить ее пыл знахарь. – Зачем это все?..
– Разве сейчас здесь не чище и не приятнее, дядя Антоний?
– Жалко твоих сил.
Собственно, на наведение порядка, чистку и мойку уходило немного времени. Осенние холода снова добавили знахарю пациентов. Бывали дни, когда съезжалось по тридцать и больше человек. Все знали о том, что Антония Косибу вызвали в суд, который состоится в Вильно. Говорили, что его посадят, поэтому надо было спешить к нему за советом.
Сам Антоний тоже думал, что его осудят, и хотел приготовить к этому Марысю, но она возмущалась и убеждала его, что об этом не может даже быть и речи.
– Я выступаю в качестве свидетеля, которому ты спас жизнь. Разве этого недостаточно?
Знахарь и сам отчасти рассчитывал на это, равно как и на многих других своих пациентов, которые охотно согласились быть его свидетелями.
Суд был назначен на конец ноября, и все, казалось, шло хорошо, но внезапно Марыся заболела. Ее ослабевший организм легко поддался болезни. Убирая в холодных сенях, она простыла. Банки и травы не помогли ей. Нужно было оставаться в постели.
О ее появлении на суде нечего было и думать, и Антоний Косиба поехал один.
Прибыв в Вильно, он обратился к предложенному Юдкой из Радолишек адвокату Маклаю. Адвокат, ознакомившись с делом, назвал свой, к счастью, небольшой гонорар, но сразу предупредил, что на оправдание нечего надеяться.
– Постараюсь добиться для вас наиболее мягкого приговора.
Наступил день судебного разбирательства. Уже входя в здание суда, Антоний увидел доктора Павлицкого, и это наполнило его неприятными предчувствиями.
Действительно, выступая в качестве свидетеля, доктор Павлицкий, хотя и говорил чистую правду, предъявил знахарю очень серьезные обвинения. Он говорил о грязи в избе, о том, что в ней нечем дышать, что он лично предостерегал знахаря от проведения опасной операции и, наконец, о воровстве хирургических инструментов. Он признал, что Косибе удалось несколько крайне сложных операций, но их благополучный исход доктор Павлицкий отнес к воле случая.
Второй свидетель обвинения, представитель Медицинской палаты, предъявил суду статистические данные, касающиеся знахарства на восточных территориях. Эти данные подтверждали, что значительный процент смертности среди сельского населения является результатом лечения знахарей. Дальше он привел много примеров методов «лечения», используемых знахарями, что вызвало у публики бурю негодования и угроз.
Свидетели защиты – больные, которых вылечил Антоний Косиба, двадцать с лишним человек, – своими, показаниями, однако, перетянули симпатии в пользу обвиняемого.
Суд закончился бы в его пользу, не выступи в этом процессе обвинителем молодой энергичный доктор права Згерский. С добросовестностью и страстностью новичка прокурор Згерский произнес обвинительную речь. Он представил дело с общественной точки зрения и престижности занимаемой должности.
– Как долго, – обратился он к аудитории, – мы будем позволять, чтобы в нашей стране гнездились чудовищные суеверия средневековья? Как долго мы будем позволять распространяться невежеству и бессмысленной преступной практике знахарей?.. Сегодняшний приговор должен быть ответом на вопрос, являемся ли мы цивилизованной страной, принадлежим ли к Европе не только в географическом, но и в культурном плане.
Много и красиво он говорил о миссии польской цивилизации на востоке, о трагическом невежестве белорусского народа, о тысячных отрядах молодых врачей, готовых помогать несчастным, но обреченных на безработицу, о генетике и улучшении расы, об армии, требующей здоровых солдат и наконец о воспитательных целях судебных приговоров и о том, что этот приговор должен стать предостережением для других гиен, наживающихся на невежестве масс.
В заключение он затронул еще и струну местного патриотизма, отмечая, что мягкий приговор за такие преступления дал бы повод и основание общественному мнению других регионов Польши полагать, что рука правосудия на восточных территориях не карает варварство, косность и обскурантизм.
Адвокат Маклай не владел и десятой долей ораторского мастерства противника. Поэтому его речь не способна была затмить впечатление от потрясающей речи прокурора. Адвокат даже не пытался опровергать его аргументы, а защиту построил на самой личности обвиняемого, человека бескорыстного, который присвоил хирургические инструменты исключительно ради спасения умирающей девушки.
– Здесь нам не представили никого, – закончил адвокат, – кому бы повредила врачебная помощь Антония Косибы, не назвали ни одной фамилии пациента, который умер бы по его вине. Зато мы видели вереницу благодарных людей, которых вылечил Антоний Косиба. Поэтому я прошу оправдать его.
Если в эту минуту у Антония и вспыхнула надежда, то она угасла сразу же после реплики прокурора.
– Меня поражает, – начал он, – поражает и приводит в смущение позиция, занятая паном адвокатом. Мне стыдно, потому что в его защите я услышал упрек, будто, рассматривая вину подсудимого, я занялся проблемой в целом и забыл о человеке. Действительно, Высокий суд, это серьезное упущение со стороны общественного обвинителя. Но поражает меня то, что этот упрек прозвучал именно из уст пана защитника. Да! Но разве, присмотревшись к моральному облику Антония Косибы, мы не можем с чистой совестью признать его вину, тем более заслуживающую сурового наказания?.. Этому добродетелю людей однажды надоела нормальная физическая работа, и он затосковал по легкому хлебу. Из батрака на мельнице он стал шарлатаном. Несомненно, легче произносить над глупым мужиком нелепые заклинания или поить его отваром из трав, чем таскать мешки с мукой. И обвиняемый выбрал этот путь. Легенду о его бескорыстии развеивают свидетели, которые рассказали, что, действительно, не платили за советы, но приносили… добровольно подарки. Сам Косиба на вопрос пана председательствующего засвидетельствовал, что живет в достатке, а это говорит о многом в период настоящего кризиса и бедности села. Сейчас на селе живет в достатке только тот, кто обдирает бедноту, кто шарлатанской практикой выманивает нее остатки жалких запасов.
Прокурор усмехнулся:
– Да, Высокий суд, это одна сторона личности обвиняемого, его прошлое. А каким же будет его будущее? Что он сделает, если выйдет свободным из этого зала? По-моему, здесь не может быть никаких сомнений, полная ясность. Сам обвиняемый раскрыл его, отвечая на мои вопросы. Он признался, что до последней минуты занимался своей практикой и, если его освободят, он будет снова «лечить» людей. Он не чувствует ни малейшего раскаяния, не обещает исправиться. А по делу воровства? Он сознался в содеянном, но открыто говорит. что украл бы и в следующий раз, если бы возникли подобные обстоятельства. Это преступник, который не может, а скорее, не хочет понять своей вины, преступник, жестокий в своем упорстве. Это человек, личностью которого по желанию пана адвоката я вынужден был заняться. Этот человек глух к каким бы то ни было замечаниям, представляет опасность для общества, должен быть немедленно изолирован от него и подвергнут суровому тюремному наказанию.
