Бунт Афродиты. Tunc - Даррелл Лоренс (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Я бы засмеялся, если бы её странное выражение так не поразило меня. Все стало ясно спустя некоторое время, когда после свадьбы я сделал пьянящее открытие, что мы не имеем определённого дохода, относительно которого могли бы подсчитывать свои расходы. Я хочу сказать, что не было ни предела, ни бюджета, ни резерва. Она просто тратила не задумываясь, как дышала. Любой из четырех банков, принадлежащих фирме, оплачивал её чеки; по запискам — небрежному росчерку на обороте почтовой открытки или листочке, выдранном из записной книжки, — деньги выплачивались Натаном, управляющим. Она никогда в глаза не видела счётов за содержание принадлежавших ей домов. Это способствовало той головокружительной лёгкости, с которой она относилась к деньгам. А поскольку по документу Шэдболта мы в равной степени могли распоряжаться нашим состоянием, я внезапно оказался в том же положении. У меня не было «личных» денег — хотя что, черт возьми, это значило? Да, конечно, поначалу это было восхитительно — не задумываться о том, что сколько стоит; но потом (я говорю о времени, когда разразилась катастрофа) я стал считать, что это обстоятельство было главным фактором, который способствовал возникновению у неё полного смешения понятий. Она могла купить браслет за десять тысяч фунтов — и забыть его в такси. Когда я стал тревожиться об её общем состоянии здоровья и понял, что мне не удастся встретиться с неуловимым Джулианом, я, помнится, направил ему пространный красноречивый меморандум, который после долгих перипетий в конце концов попал на стол Нэша. Я подчеркнул, что даже королева имеет бюджетный потолок, утверждаемый парламентом, тогда как Бенедикта — нет. Смешением понятий и расточительством она обязана полному незнанию того, для чего нужны деньги. Джулиан просто ответил на мой меморандум своим, аккуратно отпечатанным и с его неподражаемой подписью: «Её врачи и руководство фирмы провели консультацию. В настоящее время необходимости в какихлибо изменениях нет». Но сейчас я лишь видел на её лице выражение детского, трогательного недоумения, и мне захотелось поцеловать её. Что может быть милее, чем своенравие богатой женщины? О, это очаровательно. Думаю, сегодня я мог бы совершенно иначе ответить на этот риторический вопрос. Но Боже мой, у меня было восемь или больше лет, чтобы поразмыслить над ним, а также над другими, более таинственными вещами, — Чарлок, сидящий за массивным письменным столом в Мерлинхаус и чертящий каракули на пресспапье золотым пером, которое жило в тяжёлом агатовом письменном приборе. Рисующий цветными мелками на демонстрационной доске.
Она со вздохом повернула ко мне белые плечи:
— Застегни платье, пожалуйста.
И что бы между нами ни происходило, была она больна или здорова, я всегда выполнял её просьбу, наклоняясь, чтобы коснуться губами белой кожи. Итак, держась за руки, мы неторопливо спустились вниз, бросая друг на друга восхищённые взгляды на каждой площадке лестницы. Бэйнс уже упаковал в коричневый бумажный пакет мою доисторическую одежду: мешковатые серые брюки, твидовые пиджаки с кожаными накладками на локтях и прочее — типичное одеяние учёного мужа! Он почтительно спрашивает, что ему со всем этим делать. Я собрался было сказать, чтобы он отнёс все на ближайший благотворительный базар, но тут вмешалась Бенедикта и в решительной манере сказала:
— Сожги в печи, Бэйнс.
Бэйнс повиновался небесной воле, я тоже, хотя и открыл рот, словно собираясь возразить. Какое это имело значение? В одном из карманов он нашёл старую французскую вересковую трубку и отложил её. Я рад был вновь увидеть её, хотя она была порядком прожжена, но под холодным взглядом Бенедикты непонятным образом постеснялся предъявить на неё свои права. Я подумал о коробке ароматных сигар, лежащей в гостиной. Отныне губ Чарлока будут касаться единственно отборные кубинские «Джульетты». На каминной полке будет всегда ждать уже наполненный кожаный портсигар.
— Думаю, так будет лучше, вещи слишком поношенные, — малодушно ответил я Бэйнсу.
— Башмаки и штиблеты я отдал садовнику, — сказал Бэйнс. — Они ему по размеру.
Мы надели пальто и шарфы и проплыли в парадные двери к служебному «роллсройсу» — претенциозному символу нового Чарлока, — стоявшему на якоре, поджидая нас.
Память отказывается восстанавливать какиенибудь подробности того вечера — кроме нотного стана музыки Бузони; только под утро, лёжа без сил возле Бенедикты, я проснулся, как от толчка, и услышал, что она говорит во сне потурецки — на странном воркующем булькающем языке, на котором однажды говорила со своим соколом. Она лихорадочно металась в постели, будто пытаясь освободиться от пут какогото мучительного сновидения. Но утром мучительный призрак исчез вместе с лихорадочным состоянием, и она встала в прекрасном настроении. Я пешком прошёл полдороги до офиса через город, охваченный весенним брожением, под ещё чахлым солнцем, наслаждаясь зеленью парков и заиндевелой травой. Счастье переполняло меня — скромный учёный готов был трубить о своей радости, как слон. Джевонс, швейцар, в своей форменной зеленой шинели с надраенными медными пуговицами и в котелке, был, как всегда, на своём посту, притоптывая и поёживаясь на холодном свежем ветре. Его громадный зонт лежал возле директорского лифта. Он сердечно приветствовал меня в своей привычной шутливой манере и даже подмигнул заговорщицки, когда я проходил мимо со своим чёрным зонтом. Удивительно, до чего быстро зонт и повседневное уличное платье разрушают барьеры. А ещё котелок! Лифт величественно поднял меня на третий этаж, к тихому и уютному офису, из окон которого можно было увидеть вдалеке угол собора Св. Павла слева от невидимой линии реки. Мисс Ти уже принесла мою вализу, её содержимое было аккуратно разложено на металлическом подносе. Докладная записка о последнем заседании по поводу проекта новой лампы накаливания была уже здесь, снабженная комментариями отсутствовавшего Джулиана и подписанная его секретарём. Любопытно, как он умудрился это сделать, будучи в отъезде? Видимо, протоколы заседания были отосланы ему по телексу. «Реализации этого проекта я жду с особым нетерпением, — с удовольствием читал я его резолюцию, — поскольку он представляется мне самым необычным из всех, какие мы когдалибо осуществляли. Пожалуйста, внесите его в секретный список, пока производственный отдел не будет готов выпустить продукт на рынок. Единственное, что следует принять во внимание: предельная цена ртути, на которую стоит соглашаться, 150 фунтов стёрлингов за 75фунтовую флягу. В этой связи я, однако, надеюсь на хорошие известия с предстоящих переговоров в Москве о поставках ртути. Если мы сможем завладеть этим новым рынком и таким образом сбить с толку производителей хлора, ответственных за дефицит и высокую цену этого ингредиента, то будем на пути к блестящему успеху. Пожалуйста, поторопитесь с первыми пятьюстами опытными образцами ламп».
Я поднял трубку и заказал себе на одиннадцатичасовой перерыв землянику со сливками и стакан лучшего шерри. Корбин уже привык к заказам подобного рода: он немедленно отправит мальчишкупосыльного на поиски земляники. Потом вызвал Слау, чтобы узнать, как идут дела у технологического отдела с новой нитью накаливания и что показали первые испытания. Все шло хорошо — образцы успешно выдержали чудовищную нагрузку, — даже слишком хорошо, чтобы быть правдой, слишком быстро и гладко. Заседания на сегодня не предполагалось, бумажной работы тоже почти не было, так что я раскрыл газету и погрузился в приятные грёзы о Бенедикте и будущем, — грёзы, в которых мешались такие разные видения, что невозможно было составить цельной картины. По крайней мере, тогда.
Позже она позвонила, чтобы сказать, как соскучилась по мне. Соскучилась по мне! Я был покорён. Относительно Бенедикты: я обнаруживал, что ещё больше люблю её, когда открываю для себя, как мало её знаю; это обстоятельство сообщало ей какуюто загадочность — её странной замкнутой натуре, которая цвела в уединении, как благоуханная магнолия. Поэтому все в ней было для меня открытием. Если бы я чувствовал, что она преднамеренно чтото утаивает от меня, несомненно, было бы иначе; но её приступы замкнутости и паники совершённо не предполагали этого. Она просто возводила преграду, подобно тому как болезненночувствительные, даже, может быть, невротические натуры сознательно отгораживаются от переживаний слишком глубоких, чтобы их обсуждать открыто. Конечно, первое время определённые табу немного смущали меня — но с другой стороны, почему бы комуто не хотеть говорить о своём отце или о бывшем муже и тому подобном? Это было вполне оправданно; но безусловно, по мере того как мы лучше узнавали друг друга, эти преграды исчезали, открывая путь к новому взаимопониманию. (Земляника была водянистой, шерри посредственный, но я не обратил внимания. Я летел, вцепившись в хвост кометы.) И когда я вечером вернулся на Маунтстрит, ничуть не усомнился в подлинности радости и нетерпения, с которыми она распахнула дверь, опережая Бэйнса, сбежала по ступенькам и бросилась мне на шею, изголодавшись по моему объятию. И так, рука в руке, к жаркому огню, потрескивающему в камине, мерцающим бутылкам и графинам и долгому вечеру наедине.
