Они появляются в полночь - Хэйнинг Питер (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗

Проходя по парку, он обратил внимание на маленького мальчугана, во весь дух улепетывавшего от компании преследователей такого же, как он сам, возраста. Преследователей было шестеро, они кричали и носились по лужайке, барахтаясь среди опавшей листвы, под темным и холодным октябрьским вечерним небом. Несколько минут Лэнтри наблюдал за их веселой кутерьмой, прежде чем улучил момент и обратился к одному из мальчишек, который тяжело дыша остановился на мгновение, чтобы передохнуть. Он так усердно глотал свежий вечерний воздух, что казалось, набирает его побольше в маленькие детские легкие, чтобы вслед за этим надуть бумажный пакет и торжественно хлопнуть его на радость всем сорванцам на лужайке.

— Эй, — окликнул его Лэнтри. — Ты быстро так выдохнешься.

— Ага, — ответил мальчишка, — точно.

— Слушай, — продолжал Лэнтри, — ты мне не скажешь, отчего это улицы посредине кварталов совершенно не освещаются фонарями?

— Чего? — изумился сорванец.

— Ну, понимаешь, я учитель и решил вот так неожиданно, врасплох, проверить твои знания, — придумал отговорку Лэнтри.

— Ну-у, потому что, — воспринял все за чистую монету парнишка, — потому что не надо никаких фонарей посреди кварталов — вот почему.

— Но ведь на улице становится совсем темно, вечер-то уже поздний, — в свою очередь недоумевал взрослый дяденька.

— Ну и что? — опешил мальчишка.

— А разве тебе не страшно?

— Чего бояться-то? — не понял тот.

— Ну, темноты, например.

— Эва, с какой это стати?

— Пойми, — растолковывал Лэнтри. — Сейчас уже темно, ничего не видно. В конце концов, уличные фонари для того и придумали, чтобы они разгоняли тьму и люди не боялись.

— Хм, глупость какая. Фонари придумали, чтобы было видно, куда ты идешь, и больше ни для чего.

— Да нет же, ты не понимаешь, — терпеливо добивался вразумительного ответа на свой вопрос Лэнтри. — Ты что же, хочешь меня убедить, что можешь просидеть в пустом парке всю ночь напролет и так ничего и не испугаться?

— А чего пугаться-то?

— Чего, чего, дурачок ты этакий. Темноты, конечно!

— Вот еще!

— И можешь, скажем, отправиться вечером на холмы, провести там всю ночь?

— Конечно!

— Можешь остаться один в пустом, брошенном доме?

— Понятное дело, могу.

— И тебе не будет страшно?

— Ни капельки не будет.

— Ну ты и врунишка!

— Вы чего обзываетесь, дядя? — возмутился сорванец. Очевидно, назвать человека лжецом было верхом непристойности. С ума сойти можно от их дурацких порядков!

Лэнтри был вне себя от негодования, хотя и понимал, что глупо сердиться на уличного мальчишку.

— Ладно, — попробовал он еще раз. — Ну-ка, погляди мне в глаза, но только не отводи взгляда…

Мальчишка послушно поглядел.

Лэнтри слегка оскалил зубы, растопырил пальцы наподобие когтей и принялся гримасничать пострашнее, рычать и жестикулировать — все что угодно, только бы напугать этого маленького ублюдка.

— Хо-хо, здорово, — оценил маленький ублюдок его старания. — Дядя, а вы забавный.

— Что? Что ты сказал?

— Я говорю, вы забавный, дядя. Здорово это у вас получается. Эй, пацаны, давай сюда! Здесь один дяденька отличные штуки показывает!

— Перестань!

— Сделайте, пожалуйста, еще разок, сэр.

— Сказал же, хватит! Спокойной ночи! — И Лэнтри поспешил уйти.

— Спокойной ночи, сэр. И будьте поосторожней в темноте, сэр, — напутствовал вдогонку сорванец.

Какой идиотизм, мерзкий, ползучий, желтобрюхий и сопливый идиотизм! Да такой поганой штуки, как эта, ему в жизни видеть не приходилось. Они растят своих идиотов-ублюдков без единой извилины в голове, как у ежика, — у кроликов, к сожалению, есть одна — ответственная за такую элементарную штуку, как воображение! Что за удовольствие в детстве и в том, что ты ребенок, если у тебя отсутствует воображение?

Он сбавил шаг — чего бежать? Переключил скорость и занялся самоанализом. Провел по лицу рукой, укусил себя за палец, обнаружил, что стоит как раз посредине квартала, и почувствовал себя неуютно. Прошел по улице немного вперед, поближе к горящему на углу фонарю.

— Так-то будет лучше, — отметил он и протянул к фонарю руки, растопырив пальцы, будто согревал ладони у костра.

Лэнтри прислушался. Ни звука, только дыхание ночи да извечные сверчки. Отдаленный шипящий выхлоп прочерчивающей небо ракеты. Похоже на звук несильно размахиваемого в темноте факела.

Он прислушался к себе и в первый раз за все время осознал, что же в нем есть такого особенного, чего ни у кого нет: внутри него царила полная тишина — ни звука. Те негромкие звуки, которые полагалась производить легким и ноздрям, отсутствовали. Легкие не вдыхали кислорода и не выдыхали углекислого газа, они замерли на месте. Реснички эпителия в его ноздрях, которые должен был овевать теплый поток воздуха, не шевелились. И мягкое мурлыкание производимое в носу процессом дыхания, тоже отсутствовало. Странно. Даже не странно — забавно. Шум, который ты никогда не воспринимал сознательно, когда ты был жив, теперь начал тебя беспокоить, тогда как ты уже мертв. И ты уже скучаешь по нему.

Бывало иногда, очень редко, глубокой бессонной ночью, раньше, лежишь с открытыми глазами, очнувшись от какого-то смутного кошмара, прислушиваешься в ночь и в себя — и тогда вдруг, кажется, начинаешь слышать сначала легкое посапывание: вдох-выдох, вдох-выдох, а потом начинает мерно и глухо стучать в висках кровь, отдаваться в барабанных перепонках, в вене на горле, в ноющих тупой болью запястьях, в промежности, в груди. Нынче же все эти малые ритмы твоего тела канули в далекое прошлое, ушли безвозвратно. Удары крови в висках и запястьях пропали, на горле не пульсирует вена, не поднимается ритмично грудь, не ощущается равномерно циркулирующая по всему организму кровь, производящая неуловимый уху, но такой явственный для тебя звук. Теперь — что же теперь? Теперь это почти то же самое, что прислушиваться к мраморной статуе.

Все равно он же жил. Или по крайней мере существовал: думал, перемещался в пространстве, действовал. А как, благодаря чему? Каким образом все это соотносимо с научными теориями и физическими, химическими постулатами? Как объяснить загадочное это явление? Где же движущая сила его существования?

Да чего там, понятно, где эта движущая сила.

— Это его ненависть.

Ненависть была в его жилах, заменив собой кровь в его мертвом теле, теперь она циркулировала по всему организму, толчками пробегала живительным потоком по всем холодным членам. Ненависть была его сердцем, она ровным теплом грела грудь. Что он, в самом деле, такое, если подумать? Негодование, материализовавшееся в его оболочке, зависть. Они сказали, что он не имеет права больше лежать в могиле. Он ведь не собирался вылезать на поверхность и разгуливать на свободе — они его заставили, вынудили на этот шаг. Да прекрасно он довольствовался своим отдыхом в зарытом глубоко в землю деревянном ящике, ощущая и не ощущая в то же время шорох мириадов бодрствующих

и

в

Так нет же, они пришли и приказали: «Нечего тебе здесь делать, пошел вон, в печку!» А это самая мерзкая штука, которую можно предложить сделать мужчине: человеку нельзя так безапелляционно приказывать жертвовать собой во имя их дурацких идей. Если вы будете человеку твердить, что ему все равно, он же мертвый, тогда он не захочет быть мертвым. Если начнете утверждать, что нет, слава Богу, Вампиров, клянусь, он постарается стать таковым — хоть на время. Вы скажете, что мертвецы не могут ходить, он обязательно попробует, как функционируют его конечности. Вы будете разглагольствовать о том, что в вашем мире совершенно отсутствует феномен убийства, будьте покойны, он обеспечит вам наличие упомянутого феномена. Потому что он есть средоточие и предельная концентрация всего невозможного, на которое только способно ваше воображение — если оно у вас есть. Своей бездумной и нерасчетливой практикой вы сами его и породили. Ну что ж, он вам покажет, где раки зимуют. Сами виноваты: нечего было его трогать. Вы не оставили ему выбора, он вынужден показать вам, почем фунт лиха. Солнце — это благо, ночь — тоже, ничего дурного в темноте нет, и страшного в ней ничего нет, говорите.