Заговор равнодушных - Ясенский Бруно (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

В Трире после долгих блужданий он отыскивает квартиру товарища, адрес которого заучил наизусть еще в Берлине.

Небольшой бритоголовый человек в подтяжках, без куртки, поднимается из-за стола. Эрнст затворяет за собой дверь и произносит условленную фразу. Хозяин смотрит на него в молчании, подозрительно и недружелюбно.

«Черт побери! Неужели я спутал адрес? Хорошая история!»

Но нет! Хозяин, выдержав паузу, произносит ответную фразу. Эрнст на радостях забывает, что именно следует ответить. Впрочем, это уж полбеды, теперь он дома.

– Погодите, – говорит он улыбаясь. – Сию минуту!

Как это могло выскочить у него из головы? Лучше всего было записать, но записывать не полагается.

Хозяин подозрительно щурит глаза.

– Что вы сказали?

Вот он и вспомнил! Еще с минуту длится условный церемониал. Эрнст облегченно вздыхает. Кажется, на этот раз он выдержал испытание по мнемотехнике. Лицо хозяина расплывается в улыбке. Он подходит к гостю, хлопает его по плечу и, дружески сжимая его руку до боли в пальцах, тянет к столу.

– Садись, старина! Попьешь с нами кофе. Без сахара, не обессудь. Шестую неделю сижу без работы.

Эрнст почтительно здоровается с хозяйкой. Да ведь это совсем еще молодые люди! С порога он принял их было за пожилую чету. Нельзя сказать, чтобы вид у них был особенно цветущий!

Эрнст садится за стол и подвигает кофейник.

– Кофе, должен тебя предупредить, собственного производства, – смущенно оправдывается хозяин. – В Берлине, наверно, такого не пьют. Насчет закуски, как видишь, тоже жидковато. Хлеб. Масла не потребляем.

– Погоди, с какой стати я буду вас объедать? Покажи-ка мне, где тут поблизости колбасная. Схожу, принесу колбасы или чего-нибудь такого. Поужинаем в складчину.

При слове «колбаса» тает даже неприветливая хозяйка.

– Зачем же вам беспокоиться самому? Руда сбегает.

Руда, вихрастый восьмилетний мальчуган, уже соскочил с табуретки и спешно запихивает за щеку недожеван-ный хлеб. Поза его выражает полную готовность.

Эрнст достает из кармана три марки и протягивает их мальчишке.

– Вот, сбегай принеси колбасы.

– На все деньги? – недоверчиво спрашивает Руда.

– На все. Подсчитай, сколько нас? Четверо.

Руда уже нет в комнате.

– Смотри, не откуси по дороге, понюхаю! – кричит вдогонку мать. – Такой негодяй! За чем его ни пошлешь, половину по дороге слопает!…

Вскоре появляется Руда, торжественно потрясая в воздухе бумерангом колбасы.

– Ида сюда, – подзывает его мать. – Дохни! Ну вот, несет от тебя чесноком! Наверное, сожрал довесок!

Руда божится, что не брал в рот даже вот столечко.

Все усаживаются за стол. Хозяйка режет половину колбасы на мелкие кусочки и первому подвигает гостю. Руда она выделяет на тарелку считанные шесть кусков.

– Не жри одну колбасу! Ешь с хлебом!

Эрнст, беседуя с хозяином, замечает, что тарелка перед Руди пуста. Мальчуган сидит, как зачарованный, не спуская глаз с колбасы.

Эрнст отрезает себе толстый ломтик и, закусывая сухим хлебом, незаметно сует колбасу под столом мальчишке. Тот не сразу соображает, в чем дело. Поняв, он не заставляет себя уговаривать. Эрнст украдкой наблюдает, как малыш, завернув под столом колбасу в мякиш, скорбно подносит ее ко рту, будто жует один хлеб. Следующий кусок колбасы, отправленный Эрнстом под стол, исчезает из его пальцев мгновенно.

Заговорившись с хозяином, Эрнст вздрагивает от прикосновения нетерпеливой руки, дергающей его за штанину. Колбаса на блюде стремительно уменьшилась. Эрнсту неловко перед хозяйкой. Она сочтет его обжорой, слопавшим самолично добрую половину угощения. Но делать нечего! Очередной ломтик колбасы плавно исчезает под столом.

Ужин окончен. Хозяин вызывается показать гостю город. Поезд к границе идет ранехонько утром, все равно Эрнсту придется переночевать.

Весело болтая, они выходят на улицу. Хозяин жадно затягивается папиросой, кажется, готов ее вдохнуть вместе с мундштуком.

– Вот неделя, как бросил курить. Не на что. А отвыкнуть трудно. Иной раз отдал бы краюху хлеба за самую дрянную папироску… Хочешь посмотреть дом Карла Маркса?

Эрнст живо соглашается. Быть в Трире и не видеть дома, где родился Маркс!

– Только проходить надо быстро, не останавливаясь. И особенно не присматриваться. Следят. Если хочешь видеть получше, пройдемся по противоположному тротуару.

По дороге Иоганн – так зовут товарища – говорит, не закрывая рта. Видно, намолчался – невмоготу. Больше всего его, конечно, волнует послезавтрашний плебисцит в Сааре. Есть ли надежда на победу Народного фронта или хотя бы на раздел Саара? Не думает ли товарищ, что католики в последнюю минуту предадут и будут голосовать за Гитлера?

Эрнст отвечает уклончиво: как бы ни мала была надежда, нужно бороться до конца.

Иоганн оглядывается по сторонам. Убедившись, что прохожих поблизости нет, он достает из кармана аккуратно сложенную листовку и протягивает ее Эрнсту.

– А вот с этим ты знаком? У нас многих это сбивает с толку. По-моему, это явная фальшивка.

Эрнст развертывает прокламацию, отпечатанную на тоненькой бумажке по всем правилам подпольного искусства:

Эрнст мнет в пальцах листовку. Брови его сдвинуты.

– Откуда у тебя эта пакость?

– Привез товарищ из Саарбрюккена. Там, говорят, такие разбрасывают повсюду.

– И что же, вы не поняли сразу, что это гнуснейшая фальшивка?

– Я же тебе сказал. И всем говорю: ясно – фальшивка!

– А кое-кто все-таки верит?

– Из партийных товарищей, конечно, никто не верит. Но из сочувствующих…

– Значит, плохо ведете разъяснительную работу, только и всего!

Иоганн хочет что-то возразить, но при виде встречных прохожих замолкает. Некоторое время оба идут молча.

– Вот еще направо, за угол. По левую руку будет дом Карла Маркса, – шепотом предупреждает Иоганн.

Имя это он произносит, каждый раз понижая голос и оглядываясь, но непременно полностью, иногда даже с оттенком фамильярности: «дом товарища Карла Маркса». Сразу видно трирские коммунисты немало гордятся честью, которая выпала на их долю. После революции Трир будет переименован в Марксштадт, а быть членом марксштадтского совета – это не то же самое, что любого другого!

– Вот он! Смотри, налево! Доски на нем нет, «наци» сорвали… Но у нас, в Трире, все равно каждый ребенок знает… Пойдем, я тебя проведу на набережную Мозеля. Это было любимое место его прогулок. По дороге каждый раз, когда поблизости не видно прохожих, Иоганн принимается повествовать о местных, трирских делах. По сжатым репликам Эрнста, по всему его сдержанному поведению Иоганн чувствует нюхом: этот не из простых эмигрантов! Это кто-нибудь из центра! Если даже не цекист, то во всяком случае около этого. Когда еще подвернется оказия поговорить с таким с глазу на глаз?

Больше всего Иоганн боится, чтобы товарищ из центра не принял его жалоб за малодушное хныканье. Поэтому он даже немножко форсит, отзываясь весьма пренебрежительно о своих и товарищей насущных невзгодах:

– Конечно, живется у нас тут неважно… Но это ничего, перетерпим. Война не за горами!

– Что?… – Эту фразу Эрнст сегодня уже где-то слыхал. – Что ты хочешь этим сказать?