Бедная мисс Финч - Коллинз Уильям Уилки (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Оба были заняты чтением. Мистер Себрайт читал книгу, Herr Гроссе «читал» майонез.

Я села рядом с Луциллой и взяла ее руку. Рука была холодна как лед. Моя бедняжка дрожала. Какие минуты невыразимого страдания пережила она в ожидании приговора докторов! Я сжала ее маленькую, холодную руку и шепнула: «Приободритесь». Я могу сказать (хотя я не из сентиментальных), что сердце мое обливалось кровью, страдая за нее.

— Каков результат консилиума, джентльмены? — спросил Нюджент. — Согласны вы друг с другом?

— Нет, — сказал мистер Себрайт, откладывая в сторону книгу.

— Нет, — сказал Гроссе, пожирая глазами майонез.

Луцилла повернулась ко мне. Она побледнела, дыхание ее становилось прерывистее. Я шепотом попросила ее успокоиться:

— Один из них, во всяком случае, думает, что вам можно возвратить зрение.

Она меня поняла и тотчас же стала спокойнее. Нюджент продолжал задавать вопросы обоим докторам.

— В чем же вы не согласны? — спросил он. — Мы хотели бы узнать ваши мнения.

Доктора начали вновь свое неуместное состязание в учтивости. Себрайт поклонился Гроссе: «Вы первый». Гроссе поклонился Себрайту: «Нет, вы». Меня вывело из терпения соблюдение докторами этого жесткого и смешного профессионального этикета.

— Говорите оба разом, джентльмены, — сказала я резко. — Ради Бога, делайте, что угодно, только не заставляйте нас ждать. Есть надежда или нет возвратить ей зрение?

— Да, — сказал Herr Гроссе.

Луцилла вскочила с радостным криком.

— Нет, — сказал мистер Себрайт.

Луцилла упала опять в кресло и молча положила голову на мое плечо.

— Один диагноз у вас на причины ее слепоты? — спросил Нюджент.

— Причина — катаракта, — отвечал Гроссе.

— С этим я согласен, — сказал Себрайт. — Причина — катаракта.

— Катаракта излечима, — продолжал немец.

— Я опять согласен, но с оговоркой — катаракта иногда излечима.

— Эта катаракта излечима! — воскликнул Гроссе.

— С величайшим почтением я оспариваю это заключение, — сказал Себрайт. — Катаракта мисс Финч неизлечима.

— Можете сказать нам, на чем вы основываете это заключение, сэр? — спросила я.

— Мое заключение основано на медицинских расчетах, которые нельзя понять без специального образования, — ответил мистер Себрайт. — Я могу только сказать, что после самого тщательного обследования я убедился, что мисс Финч утратила зрение безвозвратно. Всякая попытка возвратить его с помощью операции была бы, по моему мнению, бесполезна. Молодая особа должна была бы выдержать не только операцию, она должна была бы высидеть в темной комнате, по крайней мере, шесть недель или два месяца. Нечего напоминать вам, что в продолжение этого времени у нее появилась бы сильнейшая надежда прозреть. Помня это и полагая, что ее жертва оказалась бы, в конце концов, бесполезной, я считаю весьма нежелательным подвергать нашу пациентку тяжелым последствиям могущего постигнуть ее разочарования, которое должно сильно отрицательно подействовать на нее. Она с детства смирилась с своим несчастием. Как честный человек, считающий своим долгом высказать правду, я советую вам не смущать ее более. Я уверен, что операция, по моему мнению, будет совершенно бесполезна, а может быть, и опасна.

Так откровенно англичанин изложил свое мнение.

Луцилла держалась за мою руку.

— Жестокий! Жестокий! — шептала она. Я пожала ее руку, советуя ей потерпеть, и взглянула (как и Нюджент) в безмолвном ожидании на Гроссе. Немец порывисто встал и подошел, раскачиваясь на своих коротких кривых ногах, ко мне и Луцилле.

— Вы закончили почтеннейший мистер Себрайт? — спросил он.

Себрайт ответил своим неизменным поклоном.

— Gut! Теперь мой черед высказать мое мнение, — начал Гроссе. — Несколько слов, не более. С глубочайшим почтением к мистеру Себрайту я опровергаю то, что он только полагает, тем что я… Гроссе.., вот этими моими руками сделал. Катаракта этой мисс такая катаракта, какие я уже срезал, какие я вылечивал. Глядите!

Он внезапно повернулся к Луцилле, взял двумя указательными пальцами ее лоб, а большими осторожно открыл ее веки.

— Я даю вам мое докторское слово, что мой скальпель впустит сюда свет. Эта хорошенькая девушка сделается краше. Моя милая Финч должна сначала прийти в свое лучшее здоровье. Потом дать мне волю делать, что я хочу, и тогда — раз, два, три — чик! Моя милая Финч будет видеть! С последними словами он опять приподнял ресницы Луциллы, свирепо взглянул на нее сквозь очки, поцеловал ее в лоб, захохотал так, что посуда задрожала, и возвратился на свой пост часового у майонеза.

— Ну, теперь разговоры закончены, — воскликнул он весело. — Слава Богу, начнется еда.

Луцилла встала.

— Herr Гроссе, — спросила она, — где вы?

— Здесь, душа моя.

Девушка подошла к столу, где он сидел, уже занятый разрезанием своего любимого блюда.

— Вы сказали, что вам нужен скальпель, чтобы возвратить мне зрение? — спросила она спокойно.

— Да, да! Вы этого не бойтесь. Не очень больно, совсем не больно.

Она шутливо потрепала его по плечу.

— Встаньте, Herr Гроссе, — сказала она. :

— Если скальпель с вами, я готова, сделайте операцию сейчас.

Нюджент содрогнулся. Себрайт содрогнулся. Ее смелость поразила их обоих. Что же касается меня, то никто в мире так не боится медицинских операций, как я. Луцилла привела меня в ужас. Я без памяти бросилась к ней. Я была так глупа, что даже вскрикнула.

Прежде чем я добежала до нее, Herr Гроссе, как бы покоряясь ее просьбе, встал с лучшим куском цыпленка на конце вилки.

— Ах, вы, милая дурочка, — сказал он. — Разве так срезают катаракты? Сегодня я сделаю с вами только одну операцию. Вот! — С этими словами он бесцеремонно всунул кусок цыпленка в рот Луциллы. — Ага! Кусайте его хорошенько. Чудесный цыпленок. Ну что же? Садитесь все. Завтракать! Завтракать!

Он был непреклонен. Мы все сели за стол.

Мы ели. Herr Гроссе поглощал. От майонеза к мармеладному торту. От мармеладного торта опять к майонезу. От майонеза к ветчине и к бланманже [9]. От бланманже (даю честное слово) опять к майонезу. Пил он так же, как и ел. Пиво, вино, водка — он ничего не пропустил и смешивал все вместе. Что же касается до лакомств — миндаля, изюма, конфет, засахаренных фруктов, они служили ему приправой ко всему. Блюдо оливок пришлось ему особенно по вкусу. Он взял их две горсти и опустил в карманы панталон.

— Таким образом, — сказал он, — я избавлю вас от труда передавать мне блюдо и буду иметь при себе столько оливок, сколько мне нужно.

Когда Гроссе не мог уже более ни есть, ни пить, он свернул салфетку в комок и стал благодарить Бога.

— Как милостив Бог, — ; заметил он, — что, сотворив мир, сотворил вместе с ним еду и питье!

— Ах, — вздохнул он, нежно приложив растопыренные руки к желудку, — какое это для нас великое счастье!

Мистер Себрайт взглянул на часы.

— Если мы еще будем говорить об операции, начнем немедленно, — заявил он. — У нас осталось не более пяти свободных минут. Вы слышали мое мнение. Я остаюсь при нем.

Herr Гроссе вынул щепотку табаку.

— А я остаюсь при своем мнении, — сказал он.

Луцилла обратилась в сторону мистера Себрайта.

— Я благодарна вам, сэр, за то, что вы высказали свое мнение, — сказала она спокойно и твердо. — Я решилась подвергнуться операции. Если она не удастся, я только останусь по-прежнему слепа. В случае успеха она даст мне новую жизнь. Я все вынесу, я всем рискну, имея надежду прозреть.

Так она объявила о своем решении и подготовила этими достопамятными словами событие, которое на этих страницах имею целью в дальнейшем описать.

Мистер Себрайт отвечал ей со своим неизменным благоразумием.

— Я не могу сказать, что ваше решение меня удивляет. Хотя я очень сожалею, что вы его приняли, я согласен, что оно самое естественное решение в вашем положении.

Луцилла обратилась к Гроссе.