Огненный ангел - Брюсов Валерий Яковлевич (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Всё же я чутьём знал, что наступит час и нового прилива, и потому продолжал повторять Ренате прежние слова о любви и клясться, что верен ей, как бывало. Но от зоркости Ренаты не могла укрыться перемена, произошедшая во мне.
В эту пору обмелевшей любви мы с Ренатою то целыми днями не видали друг друга, то опять бросались один на другого в порыве вспыхнувшего желания, то падали в провалы вражды и злобы. В часы ссор Рената иногда доходила до крайнего исступления, то попрекала меня таким, о чём, может быть, лучше было не вспоминать, то угрожала, что ночью перережет мне горло или подстережет на улице и убьёт Агнессу, то опять исходила слезами, падала на пол и предавалась обо мне такому же отчаянью, как когда-то о графе Генрихе. Напротив, в дни примирения воскресали все восторги двух счастливых любовников: мы были вновь как Клеопатра и Антоний в своём Египте или как Тристан и прекрасная Изольда в своём дворце, и недавние распри казались нам смешными недоразумениями, какими-то проделками злобных домовых, тех, кого сама Рената назвала “маленькие”.
Эти постоянные смены радости и скорбей утомляли меня больше, чем прежние мучения отвергаемой любви, и моя тоска по жизни мирной и трудовой всё возрастала, как медленно надвигающаяся буря. Но мы долго ещё могли ждать первых молний, потому что Рената всё же сохраняла владычество над моей душой, которая после недолгого отлучения вновь тянулась к ней, к её взгляду и её поцелую, как под землёю корень ко влаге. Однако в существе самой Ренаты было что-то, не допускавшее медленного хода событий, и, увлечённая новым, внутренним переворотом на новый путь мыслей и чувствований, она вдруг повернула и всю нашу жизнь на другой галс.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Как явился Ренате вновь Мадиэль и как она меня покинула
I
Однажды вечером, когда был я, по обыкновению, у милой Агнессы, пришлось мне возвращаться домой довольно поздно, так что пропуска у ночных стражей я добивался маленькими подачками. Подойдя к нашему дому, я различил в сумраке, что кто-то сидит на пороге, как кошка, и скоро убедился, что это — Луиза. Она мне бросилась навстречу и, не без простодушного ужаса, рассказала, что с госпожою Ренатою приключилось сегодня нечто неожиданное и страшное и что она, Луиза, боится, не было ли здесь вмешательства нечистой силы. Из подробного описания я вскоре понял, что с Ренатою произошёл вновь тот припадок одержания, какие мне уже приходилось видеть, когда дух, входя внутрь её тела, жестоко мучил и оскорблял её. Тут же припомнил я, что последние дни Рената была особенно грустна и беспокойна, к чему, однако, я отнёсся с небрежением легкомысленным и недостойным.
В ту минуту чувство моё было такое, словно кто-то уколол меня в сердце, и ключ моей любви к Ренате вдруг брызнул в душе струею сильной и полной. Я поспешил наверх, уже воображая в подробностях, как буду просить у Ренаты прощения, и целовать её руки, и слушать её ответные ласковые слова. Застал я Ренату в постели, где она лежала обессиленная, как всегда, припадком до полусмерти, и лицо её, слабо освещённое свечой, было как белая восковая маска. Увидя меня, она не улыбнулась, не обрадовалась, не сделала ни одного движения, обличающего волнение. Я стал на колени у постели и начал говорить так:
— Рената, прости меня! Последнее время я вёл себя не так, как подобало. Я жестоко виноват, что покинул тебя. Не знаю сам, как и зачем я это сделал. Но больше этого не будет, я тебе клянусь!
Рената остановила мою речь и сказала мне голосом тихим, но отчётливым и решительным:
— Рупрехт, это я должна говорить сейчас, а ты слушать. Сегодня совершилось со мною нечто столь важное, что я ещё не могу обнять его разумом. Сегодня моя жизнь переломилась надвое, и всё, что ожидает меня в будущем, не будет похоже на то, что было в прошедшем.
После такого торжественного экзордиума [52] Рената, обратив ко мне бледное и серьёзное лицо, рассказала мне следующее:
Последнюю неделю, когда я особенно мало обращал внимания на Ренату, она сильно страдала от одиночества и целые дни плакала, тщательно скрывая это от меня. Но, когда человек в тоске, он становится беззащитен пред нападением враждебных демонов, и давний враг Ренаты, преследовавший её ещё в замке графа Генриха, опять поборол её, вошёл в неё и, пытая, поверг на пол. Однако, когда лежала она, простёртая, почти не сознавая ничего, — внезапно возникло перед её глазами светлое сияние, и в нём выступил образ огненного ангела, который не видала она с самых дней своего детства. Рената узнала тотчас своего Мадиэля, ибо он был таким же, как прежде: лицо его блистало, глаза были голубые, как небо, волосы словно из золотых ниток, одежда будто тканная из пламенной пряжи. Восторг несказанный охватил Ренату, подобно тому как апостолов на горе Фаворе, в час Преображения Господня, но лик Мадиэля был строг, и, заговорив, ангел сказал так:
“Рената! С того самого дня, как ты, поддавшись плотским пожеланиям, хотела обманом и коварством склонить меня к страсти, — я покинул тебя, и все раза, когда после думала ты, что меня видишь, то не был я. И тот граф Генрих, в котором воображала ты узнать моё воплощение, был тебе послан не кем другим, как искусителем, чтобы совратить и умертвить твою душу окончательно. В кущах блаженства, перед лицом Вседержителя, где витают ангелы, не раз лил я горестные слёзы, видя тебя погибающей и созерцая злобное торжество врагов твоих и наших. Не раз возносил я, как дым кадильный, свою мольбу ко Всевышнему, да разрешит Он мне положить тебе руку на плечо и удержать тебя над бездной, но всегда останавливал меня глас: “Надлежит ей преступить и эту ступень”. Ныне мне дано наконец открыть тебе всю истину, и узнай, что тяжки твои прегрешения на весах Справедливости и душа твоя наполовину уже погружена в пламя адское. Не о венце святой Амалии Лотарингской подобает тебе мечтать теперь, но лишь о венце мученическом, кровью омывающем скверну преступлений. Сестра моя возлюбленная! ужаснись, покайся, молись неустанно Богу, и мне позволено будет опять оберегать и укреплять тебя!”
Пока говорил Мадиэль, все слова его открывались Ренате в ярких картинах. Так, видела она — то сады Рая, в которых ангелы поют славословия Творцу и взлетают, как птицы, образуя своими сочетаниями мистические буквы D, I, L [cxxxii]; то ступени некоей лестницы, изображающей её земную жизнь, по которым ступала она среди змей, василисков, драконов и других чудовищ, то, наконец, себя самое, по пояс погружённую в пламя преисподней, и пляшущих кругом в ликовании дьяволов. Когда же Мадиэль кончил гневную речь, Рената была в последнем отчаяньи, и ей казалось, что дыхание жизни её покидает. Тогда, видя свою подругу в таком страшном положении, Мадиэль неожиданно изменился, лицо его приняло выражение кроткое и нежное, и весь он стал как добрый старший брат, каким бывал в дни их детских игр; приблизившись, он наклонился к помертвелой Ренате и ласково поцеловал её в губы, овеяв её сладостной и не жгучей огненностью. С криком радости Рената хотела обнять его, но протянутые её руки встретили только старую Луизу, которая прибежала на шум от её падения и на её жалобный стон.
Это рассказала мне Рената, оставив меня, как всегда, после своих признаний, в недоумении: что из её слов действительность, что видение её бреда и что измышление её ума, роковым образом склонного ко лжи. В тот день я позаботился только о том, чтобы успокоить больную, уговаривая её не думать пока о совершившемся и пытаясь утешить её обещанием лучших дней, когда я буду посвящать ей все часы и минуты. Но Рената на мои речи отрицательно качала головой или улыбалась мне снисходительно, как улыбается мать ребёнку, пытающемуся развеселить её тоску своими игрушками. Убаюкиваемая моими ласковыми речами, она, впрочем, скоро уснула сном утомлённого и замученного, а я уснул близ неё, как в прежние дни, когда мы ещё не были близки.
