Север и Юг - Гаскелл Элизабет (чтение книг txt) 📗
? О! Мне не следовало ее оставлять, я поступила жестоко! — плакала Маргарет, поддерживая отца, который спешно поднимался по ступенькам.
Доктор Дональдсон встретил их на лестничной площадке.
? Сейчас ей уже лучше, — прошептал он. — Успокоительное подействовало. Приступ был очень сильным, неудивительно, что он напугал вашу служанку. Но на этот раз все обойдется.
? На этот раз! Позвольте мне пройти к ней! — полчаса назад мистер Хейл выглядел как человек среднего возраста, а сейчас он мгновенно постарел — его руки дрожали, походка стала нетвердой, как у человека семидесяти лет.
Доктор Дональдсон взял его за руку и провел в спальню. Маргарет последовала за ними. Ее мать спала, и на лице ее можно было прочесть следы пережитых страданий. Ей, должно быть, стало легче, но смерть уже оставила на ней свою метку, и было ясно, что вскоре она вернется забрать свою собственность. Мистер Хейл молча смотрел на жену. Потом его начало трясти и, отказавшись от помощи доктора Дональдсона, он на ощупь стал искать дверь, но не мог найти ее, хотя в комнате ярко горело несколько свечей, — словно для того, чтобы отогнать тень смерти. Потом мистер Хейл, шатаясь, спустился в гостиную и стал искать стул. Доктор Дональдсон подвинул к нему стул и помог сесть. Взяв его руку, он стал слушать его пульс.
? Поговорите с ним, мисс Хейл. Мы должны привести его в себя.
? Папа! — сказала Маргарет голосом, в котором было столько боли. — Папа! Поговори со мной!
Его взгляд снова стал осознанным, и он с усилием спросил:
? Маргарет! Ты знала об этом? Какая же ты жестокая!
? Нет, сэр, это не жестокость! — решительно ответил доктор Дональдсон. — Мисс Хейл следовала моим указаниям. Это, может быть, ошибка, но не жестокость. Ваша жена завтра почувствует облегчение, я полагаю. Я предполагал, что у нее могут быть приступы, хотя я и не сказал мисс Хейл о своих опасениях. Она приняла успокоительное, которое я принес с собой. Она долго проспит, а завтра симптомы, которые так встревожили вас, исчезнут.
? Но не болезнь?
Доктор Дональдсон взглянул на Маргарет. Ее склоненная голова, выражение ее лица, в котором не было мольбы об отсрочке, сказали этому тонкому наблюдателю человеческой природы, что она согласна сообщить отцу правду.
? Нет, не болезнь. Мы не можем вылечить болезнь, даже используя все свои скудные умения. Мы только можем задержать ее развитие, смягчить боль, которую она причиняет. Будьте мужчиной, сэр… христианином. Имейте веру в бессмертие души без боли, без недугов, которые настигают смертных.
Но единственным ответом ему были приглушенные слова:
? Вы никогда не были женаты, доктор Дональдсон. Вы не знаете, что это такое, — и безутешные мужские рыдания прорезали тишину ночи, как выражение бесконечного страдания.
Маргарет опустилась возле отца на колени, лаская его с печальной нежностью. Никто, даже доктор Дональдсон не знал, сколько времени прошло. Мистер Хейл первым осмелился заговорить о том, что им нужно сделать в данный момент.
? Что мы должны делать? — спросил он. — Скажите нам. Маргарет — моя помощница, моя правая рука.
Доктор Дональдсон дал четкие указания. Не стоит опасаться сегодняшней ночи, приступ не повторится завтра, и еще несколько дней все будет в порядке. Но не стоит надеяться на выздоровление. Он посоветовал мистеру Хейлу лечь, и оставить кого-то на дежурстве у кровати миссис Хейл, хотя он надеялся, что ее сон будет спокойным. Он обещал навестить их рано утром. Наконец, тепло попрощавшись, он ушел.
Маргарет с отцом обменялись лишь несколькими словами. Мистер Хейл был настроен просидеть всю ночь у постели жены, и Маргарет смогла лишь уговорить его отдохнуть на диване в гостиной. Диксон решительно отказалась ложиться спать. Маргарет просто не смогла оставить мать, даже если бы все доктора в мире заявили, что «силы необходимо беречь» и что «одной сиделки будет достаточно». Диксон сидела и пристально всматривалась в лицо хозяйки, моргала и клевала носом, потом стряхивала с себя дремоту, и наконец, сдавшись, задремала. Маргарет сняла платье, отбросила его в сторону с раздражением и надела свое обычное платье. Ей казалось, что теперь она никогда не сможет заснуть, будто все ее чувства вдруг резко обострились, и она стала все воспринимать с удвоенной силой. Каждый взгляд и звук, даже мысль задевали ее за живое. Она прислушивалась к беспокойным движениям своего отца в соседней комнате. Он без конца подходил к двери спальни жены и прислушивался, пока Маргарет, услышав его близкое невидимое присутствие, не подошла и не открыла ее, чтобы рассказать, как она узнала о болезни матери, ответить на вопросы, которые его запекшиеся губы едва могли выговорить. Наконец он уснул, и весь дом замер. У Маргарет, наконец, было время подумать. Все, что ее интересовало в последние дни, словно отдвинулось вдаль во времени и в пространстве. Не более тридцати шести часов назад она заботилась о Бесси Хиггинс и ее отце, ее сердце страдало из-за Баучера. Теперь все это казалось воспоминаниями о прошлой жизни. Все, что происходило вне этого дома, не имело отношения к ее матери, а потому было нереальным. Даже Харли-стрит казалась далекой и чужой. Она вспомнила, будто это было вчера, как она радовалась, замечая у тети Шоу черты сходства с матерью. Как приходили письма из Хелстона, которые заставляли ее сердце замирать от любви при одной мысли о доме. Сам Хелстон теперь был в туманном прошлом. Скучные, серые дни предыдущей зимы и весны, такие бедные на события и монотонные, казались ей самыми драгоценными. Она бы с радостью ухватилась за это уходящее время и молила бы его вернуться и отдать ей то, что она так мало ценила, когда имела. Какой бесполезной казалась ей жизнь! Что-то нематериальное, порхающее, быстро промелькнувшее мимо. И будто с воздушной звонницы, возвышающейся над суматохой и суетой земной жизни, раздавался непрерывный колокольный звон: «Все — тени! Все проходит! Все — в прошлом!» Когда наступило утро, прохладное и серое, подобное тем счастливым рассветам из прошлой жизни, и Маргарет посмотрела на спящих, ей показалось, что ужасная ночь была только сном. Она была тенью. Она была прошлым.
Когда миссис Хейл проснулась, она совсем не помнила, насколько ей было плохо прошлой ночью. Она очень удивилась раннему визиту доктора Дональдсона и была смущена, увидев беспокойство на лицах мужа и дочери. Она согласилась провести этот день в постели, объяснив это своей усталостью, но настояла, что завтра она встанет. Доктор Дональдсон согласился с тем, что завтра миссис Хейл вернется в гостиную. Ей было беспокойно и неудобно в любом положении, и еще до ночи она стала очень раздражительной. Мистер Хейл чувствовал себя вялым и был не в состоянии что-либо решать.
? Что нам предпринять, чтобы мама провела еще одну спокойную ночь? — спросила Маргарет на третий день.
? В некоторой степени, это реакция после сильного успокоительного, которое мне пришлось ей дать. Я понимаю, что вам тяжело видеть ее такой. Но думаю, что если бы нам удалось достать водяной матрас, было бы хорошо. Возможно, ей не сразу станет лучше. И все же я посоветовал бы достать для нее водяной матрас. У миссис Торнтон есть один, я знаю. Я попробую зайти к ним сегодня. Постойте, — сказал он, глядя на лицо Маргарет, бледное от бессонной ночи. — Я не уверен, смогу ли я, у меня сегодня много визитов. Вам не повредит небольшая прогулка до Мальборо-стрит, и вы сможете попросить миссис Торнтон одолжить его.
? Конечно, — ответила Маргарет. — Я схожу, пока мама спит. Уверена, что миссис Торнтон одолжит нам матрас.
Предположения доктора Дональдсона оправдались. Днем миссис Хейл чувствовала себя даже намного бодрее, чем надеялась Маргарет. Ее дочь вышла после обеда, оставив мать сидеть в кресле в гостиной. Мистер Хейл держал жену за руки и выглядел более старым и больным, чем она. Но все же он смог улыбнуться, довольно слабо и вяло, хотя день или два назад Маргарет не надеялась снова увидеть его улыбку.
От их дома в Крэмптон Кресент до Мальборо-стрит было около двух миль. Идти приходилось не спеша — было слишком жарко. Августовское солнце нещадно палило в три часа дня. Маргарет прошла мили полторы, не замечая ничего необычного. Она была погружена в свои мысли и не сразу заметила, что пробирается через необычно плотный людской поток, наводнивший милтонские улицы. Ее поразило необычное настроение людей. Они забывали уступить ей дорогу, громко и возбужденно разговаривая и не двигаясь с места. Наконец они пропустили ее, и она пошла дальше, не думая ни о чем, кроме своей цели. И все же когда Маргарет дошла до Мальборо-стрит, она и душевно, и физически ощущала вокруг себя сгустившуюся предгрозовую атмосферу. Из каждого узкого переулка, выходящего на Мальборо-стрит, доносился низкий ропот, будто гудение мириад сердитых негодующих голосов. Обитатели каждого бедного, жалкого домишки собирались у дверей и окон или стояли посреди узких улиц, устремив свои взгляды в одну точку — на ворота фабрики. Некоторые взгляды были свирепы, некоторые наполнены страхом или мольбой. И когда Маргарет достигла маленькой боковой двери у огромных ворот, позвонила и ожидала ответа привратника, она огляделась и услышала первый далекий отголосок бури. Она увидела первую, медленно пульсирующую волну двинувшейся навстречу ей людской толпы, ее гребень опадал и таял в дальнем конце улицы. Еще минуту назад она, казалось, издавала все заглушающий шум, а теперь была угрожающе тихой. Все эти детали привлекли внимание Маргарет, но не затронули ее сердце. Она не знала, что они означают, и насколько они опасны. Сейчас она лишь чувствовала, как острый нож, что занесен над ней, скоро вонзится в нее и лишит ее матери. Она пыталась совладать с этим чувством, осознать его, чтобы быть готовой утешить отца.
