Ночевала тучка золотая - Приставкин Анатолий Игнатьевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
А она вдруг говорит, на Кавказе, мол, пустые земли богатые стоят. Мужика ждут. А чего бы не попробовать! Тридцать лет не возраст, это у мужика вроде подросткового, все еще зарастает…
— Все, — повторила она. — А детей нарожать еще успеете, и вырастить, хоть дюжину.
Была баба-врач еврейкой. Не старой, замужем. Муж ссыльный, тут при ней, а может, она при нем, на лесоповале вкалывал. Тоже не сахар, если посудить, жизнь у них. А он-то, Демьян, вольный, может, и правда, выдюжит. Хуже, рассудил, не будет. Чего терять, в самом деле! И поехал, дивясь на непривычные горы, на землю, жирную, черную, ветку воткнешь, а она уже цвести хочет!
Чужую хату, неведомо чью, привел в порядок, подвал выкопал, дорожку к дому камнем уложил и тополем по обеим сторонам засадил…
Сарай отремонтировал, колодец почистил, самогону, как в своей деревне, наварил бутыль. Оглянулся, все есть, а чего-то не хватает! Ему? Да ему вот горсть кукурузы и корочка хлеба нужны. Больше ничего и не надо. Это надо, когда тут живут, когда дети бегают, животная скотина мычит и кукарекает, и тебя встречают у порога с кувшином, и воду льют, и смотрят, как ты, фыркая, смываешь пот с лица от дня работы.
Стал попивать. И все один. И опять ему омуток привиделся. Закрыл глаза, и нет ничего. Так и не было. Вот в чем дело. Это лишь иллюзия, что показалось, что живой… Оживел… Баба-врач, хоть и мудрая женщина, но и она не все во внутрях рассмотрела. Вот к чему он пришел. Когда ехал первый раз на подсобное хозяйство, все на рельсы поглядывал, часто ли поезд проходит. Омутов тут нет, так рельсов сколь хошь. Лег, и вся недолга. Тем более и поезд пролетал, лишь эхо от него до гор и обратно.
А на подсобном вдруг — воспитательница с детишками.
— Так возьмете, Демьян Иваныч? — спросила она, щурясь от встречного солнца.
Красивая баба, ладная, и все в ней крепко: и грудь, и руки, и ноги, а волосы, как у ведьмы, можно вокруг узлом завязаться. Да еще и лицо без помады, жаль, дуреха, курит. Так это можно и отучить. Кнутом или еще как.
— А сама чево? — грубо поинтересовался он. — Аль напужал, что не доверяешь? Думаешь, вертопрах Демьян! Развратник такой-сякой? Да?
— Ну, почему так… Я вам верю, Демьян Иваныч. Да сама, видно, так устроена, что… Вот, глупая такая! — сказала она и все щурилась от солнца и на него не смотрела. — А у меня мальчик заболел… Переел он, что ли, всю ночь несло. А то бы, конечно, сама поехала. Мне как раз не хочется именинников посылать! Боюсь за них!
Она стояла, виноватая будто. Стало жалко ее.
— Я вам попку привезу, — сказал. — Меня бабка моя еще научила: пленочку от куриного жалудка сушить и молоть, так попкой и зовется: от любых поносов и расстройств лечит…
— Спасибо, — тихо сказала Регина Петровна. И все стояла, ждала.
— А ребят чево не взять? У меня телега большая. Вот обратно как?
— Обратно не сможете? Он прикинул:
— Два конца — день. Не отпустят ведь.
— А вы до станции! — горячо произнесла Регина Петровна. — До станции лишь довезите, а я на ишачке встречу… А?
Тот крякнул, потер лысину. Повернулся и направился к телеге. Не оборачиваясь, бросил на ходу:
— Дык, будите! Время у мене уходит!
Регина Петровна заспешила, стала поднимать братьев. А они вчера ухайдакались, спросонья ничего не разберут. Растормошила, полила водой, чтобы умылись, велела поесть что-нибудь. Но они от еды отказались.
Сунула им два матерчатых мешочка для крупы в сумку, а сумка для хлеба. Еще туда бутерброды положила, бутылку с молоком. В эту бутылку, если выйдет, они на обратном пути нальют постного масла.
— Запомнили? Не забудете? — спросила братьев. Те кивали, зевая на ходу. Никак не могли проснуться. У каждого под мышкой сверток: вчерашний подарок с собой прихватили.
— А это зачем? — удивилась Регина Петровна. — Хотите в колонии оставить?
Братья помотали головой. Нет, не такие уж они дурачки, чтобы в колонию такое богатство везти!
— В заначку, что ли? — догадалась она. Братья ничего не ответили. Ясно, что в заначку.
— Лучше оставьте, — посоветовала Регина Петровна. — Никто вашу одежду не тронет. Я вам обещаю. Ну? Братья переглянулись, отдали ей свертки.
— Езжайте… — И погладила их по голове, одного левой, другого правой рукой. — Если директор спросит, скажите, что живем тут нормально, все есть. Могут колонистов присылать для сбора…
— Да ну их! — сказал, отворачиваясь, Сашка. И Колька кивнул.
Регина Петровна проводила братьев к телеге и усадила сзади.
— Присмотрите за ними, Демьян Иваныч. Все-таки… Там неспокойно… А я, как договорились, завтра встречу.
Демьян порылся в соломе, откопал свою потертую кепочку, надвинул на самый лоб. Из-под козырька в упор глянул на воспитательницу. Глаза у него при утреннем свете были насквозь голубые, детские.
— А чево смотреть, там теперь нормально. Я когда ехал сюда, все как есть по-фронтовому оценил. Наших бойцов в гору на машинах везли да везли. Столько везли, будто они окружение под Сталинградом делали. А обратно энтих… черных… Вывозили…
— Вывозили? То есть как вывозили? — спросила Регина Петровна, вдруг побледнев. — Живых, надеюсь?
— Всяких! — отмахнулся Демьян. — Я вчерась не хотел говорить, не к чему было. Так, думаю, с ними покончили — жисть станет спокойнея…
Регина Петровна насупилась.
— Вы так, простите, будто радуетесь…
— А что мне плакать! — взвился вдруг он. — Лучше мы их, чем они нас! Иль тебе, прости, по-другому хотелось? Мало страху тебе задали?
Регина Петровна покачала головой, посмотрела на ребят.
— Мне-то уж ничего не хочется. Но зачем же убийства-то?
— Видать, по-другому не могут. Гитлеру продались! Из довоенного прокурора генералом своим сделал! У них резать русских — это национальная болесть такая!
— А если вас станут из дому выселять? — спросила тихо Регина Петровна.
— Дык мене выселяли, — усмехнулся вдруг будто легкомысленно Демьян. Но вряд ли было ему смешно. — За лошадь, шашнадцать лет было. В кулаки записали. Ничево. Отдал. Сказал: спасибо. Без нее легче стало. Вот, на колхозной езжу… Зато живой!
— Не знаю… Мы не о том говорим, — вздохнула Регина Петровна. — А вы просто на войне ожесточились. Все ожесточились. Оттого и страшно… Так вы поберегите, пожалуйста… Слышите?
Демьян отвернулся, чмокнул лошади.
Братья сидели обнявшись, свесив ноги с телеги, и смотрели на Регину Петровну.
— Я завтра к обеду-у приеду-у! — крикнула она вслед и помахала рукой.
Братья разноголосно откликнулись: «Ла-но!"А Демьян не отвечал и не оглянулся. Будто его уже это и не касалось. Он правил, поглядывая на дорогу из-под козырька,и молчал.
Всю дорогу промолчал.
Братья догадались сразу, отчего молчит: ему от ворот поворот сделали! Хоть он и поет мирово, но не жених! Ясно!
И когда зашли братья в кукурузу, за обочину, по нужде, Колька так и сказал:
— Бортанула она его… Лысого!
— А мне жалко, — отвечал Сашка. — Поет он мирово!
— А нас директор не бортанет сегодня? — перевел Колька разговор на другое. — Письмо-то при нем!
— Забыл небось… Там не до нас!
— Главное, заначку забрать, — сказал Колька. — Я считаю, что нужно драпать.
— А Регина Петровна?
— А что Регина Петровна? Она ведь после рождения обещала!
— А вдруг не поедет?
— Ну и что?
— Ее жалко…
— Не жалей! Тут теперь вокруг жалелыциков много! Сашка стал застегивать портки, разнервничался, аж пуговицу оборвал. Сказал, выходя на дорогу; — Как хошь, я ее не брошу.
— Совсем?
— Как, совсем?
— Ну, совсем? — переспросил пораженно Колька. — Со мной? Не поедешь?
Сашка кивнул.
Называется, поговорили. Впервые за всю их жизнь выяснилось, что могут они по своей воле расстаться.
Колька ушам своим не поверил. И если бы сказали ему, не поверил бы! Их разделить нельзя, они нерасчленимые, есть такое понятие в арифметике… Это про них как раз!
Колька понял, что Сашка свихнулся. Хорошо, если ненадолго свихнулся, а если… Но он отбросил мрачные мысли, а Сашке сказал:
