Московский чудак - Бугаев Борис Николаевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗

Они укрепились, когда за спиной у Мандро, из открытых дверей, сквозь диванную он заприметил кусок кабинета, – глубокого, синего, очень гнетущего тона, какой он уж видел; но – где? В подсознаньи, где желклые, желтые краски обыденной жизни съедалися пламенем?

И – пламенело пустое, кричавшее, красное кресло оттуда.

Уж подали чай и ликер на золотенький столик с фестонами; чашечку тихо поставил лакей перед ним (на фарфо-оовой чашечке – розаны бледно-брусничного цвета); Мандро предлагал «пралинэ» [75]:

– Благодарствуйте!

– Нет? я – возьму: я – такой сластоежка!

Боднулся отчетливо вычерченными серебристыми прядями, точно рогами; профессор, при этом движеньи, которое вспомнил, схватяся за львиные лапочки кресла, почти привскочил, чтоб бежать: будто тут перед ним не Мандро, а горилла сидела.

Все – вспомнилось!

– Что с вами?

– Так-с – ничего-с!

Вот что – вспомнилось: утро – холодное, первое после жаров (это было полгода назад); в желтом доме, напротив, в окне, вместо Грибикова, – черно-синие баки торчали такие вот точно!!

– Я думал, что вы…

– Мне – пора-с!

Тут профессор, вскочив с быстротой подозрительной, шаркнул, ткнув пальцы: Мандро тоже встал, изгибаясь затянутой позою, найденной в зеркале: и с перекошенной злою гримасой склонил седорогую голову, сжав крепко пальцы и склабясь над ними: как будто кусал эти пальцы; профессор же коротышем: не в ту дверь!

– Не сюда: вот – сюда!

Эдуард Эдуардович жест пригласительный вычертил длинной рукою (он был долгорукий); массивный, финифтевый перстень рубином стрельнул.

И втроем – побежали: втроем очутились – в передней, в коврах, заглушавших пришлепочки эхо к раздельным хлопочкам шагов; уж профессор просунулся в шубу; неясно он видел (очки запотели): лежит размехастая круглая шапка его.

Цап ее на себя!

В тот же миг оцарапало голову что-то: из схваченной шапки над ярким махром головы опустились четыре ноги и пушистый развеялся хвост: этой шапкой взмахнувши, – ей в землю!

Пред нею раскланялся он:

– Извините-с – пожалуйста-с! Шапка же стала…

– Ах, чорт дери: Васенька! Стала котом!

Изогнув свою спину дугой, она бросилась в глубь корц. дора: кота вместо шапки надел!

Подбегающий с шапкой лакей, фон-Мандро и Лизаша стоявшие с ртами раскрытыми, чтобы не лопнуть от хохота остолбенели, когда, не смеясь, как-то криво им всем подмигнувши, почти со слезами в глазах, громко вскрикнул-

– Забавная-с штука-с: да, – да-с!

И, схвативши коричневокожий портфель, побежал катышем прямо в дверь.

23

Плевком, стертым прохожими, пал из подъезда и быстро пустился бежать, волоча свою шубу в прохожих; да – под-тепель; да, косохлесты дождя: полуталый ледок, слюноте-ки – какая-то каша, какая-то няша; размокропогодилось и распространилось лужами, заволдырились пузырики; да, – пережуй снегов.

Дроботала пролетка.

– Tapвpoe… pфe-pфe… старарое-старое… Тар-тар-тар! Тартары!

– Как-с?

– Что-с?

Да, да – в подсознаньи стояло: еще накануне тот сон, будто Грибиков фукнул из форточки – пырснули прахом года многолобых усилий; и вот через день – в этой форточке встал: фон-Мандро…

И сейчас же ответил себе он, что – дичь: поглядел чер-нобакий какой-нибудь; ведь не один фон-Мандро носил баки; окошко захлопнулось; был – листочес, сукодрал, древо-ломные скрипы.

Тогда начинался холодный обвой городов…

Вот и площадь: лавчонки, кирпичный чай в плитках; и – вывеска: «Белоцерковски й-Г усятинский – Овощи».

Моську едва не зашиб; тут какая-то дама обиделась:

– Экий нахал: куда прете?

Хотя и надел он кота, над собой подшутивши, – какие там шутки; и шел с разгромленьем во взгляде, с разгрязом в сознанье средь течи людской, многорылой, ошибшись од-в переулком и думая, что – Табачихинский (шел Гнилозубовым); дом шоколадный, лицованный плитами, с глянем с подъездом из тесаных серых камней и с абаками желтых колонн; да, и – дворик квадратный; квадратные теНы; квадратные пространства сознанья; как их осознать? Ведь сознание – круг; квадратура – поверхность фигуры, в квадрат обращенной; задача, увы! – не решенная; да-с; осознать обстоянье – решить не решенное; и – в квадратурах запутался; не осознал обстоянья:

– Кого вам?

И дворник с метлой – перед ним; не на тот двор попал, хотя то же проделал он: по переулочку счетом пятьсот сорок девять шагов; лишь одно – в переулок не тот он свернул; тут – чужое; у тумб разыгрались мальчишки; потаск между ними веселый пошел; ворошился людьми переулок; дождило пустым пустоплюем кропившего жолоба; клок из тумана висел в нависающем исчерна-сизом и исчерна-синем прихмурьи, откуда рвануло струей ледяною.

В чем дело?

Мандро!

Если б мог осознать впечатленье от звука «Мандро», то увидел бы: в «ман» было – синее: в «др» – было черное, будто хотевшее вспомнить когда-то увиденный сон; «ман» – манило; а «др» – ? Наносило удар.

– Да, удар – над Москвой!

Что такое сказал он, совсем неожиданно; и – осмотрелся: проперли составы фасадов: уроды природы; дом – каменный ком; дом за домом – ком комом; фасад за фасадом – ад адом; а двери, – как трещины.

Страшно!

Свисает фасад за фасадом под бременем времени: время, удав, – душит; бремя – обрушится: рушатся старым составом и он, и Москва, провисая над Тартаром.

– Poe-рой… Роется… Старое-старое… тартарараровое…

Тарта-мантор… мандор… Командор… – грохотала пролетка.

А все выходило:

– Мандро!

Вдруг припомнился случай, с ним бывший, когда он звонился, забыв, что звонится к себе; и на голос прислуги, кто там, отозвался вопросом, к себе самому обращенным.

– А что, барин дома?

Услышав, что «барина» нет, он куда-то пошел: очевидно, домой; и тогда только понял, что был уже он у себя и что нечего было ему вопрошать «барин – дом а», когда этот «барин», – он сам (между нами, – какой же – он «барин»; смотрите, пожалуйста, – «барин»: ха-ха! Так какое-то, старое: роется в шубе под собственной дверью)

– Рой-pфe-po-po – дроботала пролетка. Звонился.

Играло вверху морозяной гирляндой созвездий; посмотришь – покажется: звездочка катится светленьким следц. ком; падает над головою; так небо овчинкой падет; так падет под ударом.

– Др-дро!

Черноротый подъезд съел его.

– Вы бы, Дарьюшка, – знаете ли – не снимали б цепочки, а то, говоря рационально, – там всякие, воры ща. таются…

– Слушаюсь!

– С фомками…

– Да-с.

. – Без цепочки пропустите, «он» – дело ясное – цап-царап: по голове.

И – пошел в кабинет.

Нашел шлёпы: стал шлёпой; и вздевочным взором глядел в потолок; не обрушится ль; все – под ударом!

Да, да!

Переставить тома, переспрятать бумажки, следы замести; он над сваленем книг призадумался горько. Как муха в сетях паука, зажундел сам с собою, устроил пихели бумажек в набитые ящики; снова их вывалил, затрескотал дверцей шкафа.

Кой-как распихал по томам.

Быстроногое время совалось во все, точно Томочка-песик; теперь собиралось просунуться резким звоночком во входную дверь.