Цветок в пустыне - Голсуорси Джон (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Такси замедлило ход.
– Подъезжаем к Ройстону, хозяин; теперь куда?
– Остановитесь у гостиницы.
Шофёр дал газ. Утренний свет стал ярче. Вплоть до возвышавшихся по сторонам буковых рощиц всё стало отчётливым. Справа от дороги, на травянистом склоне, Уилфрид увидел вереницу покрытых попонами скаковых лошадей, медленно возвращавшихся с выездки. Машина промчалась по длинной деревенского вида улице и остановилась в конце её, у гостиницы. Уилфрид вылез:
– Поставьте машину в гараж. Отвезёте меня обратно.
– Слушаю, хозяин.
Уилфрид вошёл и заказал завтрак. Ровно девять! За едой он спросил официанта, где находится Брайери.
– Прямо задами и направо, сэр. Такое длинное низкое здание. Но если вам нужен мистер Масхем, вы просто выйдите на улицу и подождите у ворот. Он появится на своём пони в пять минут одиннадцатого. Когда нет скачек и он едет на завод, по нему часы ставить можно.
– Благодарю. Это избавит меня от лишних хлопот.
Без пяти десять Уилфрид с сигаретой в зубах занял позицию у ворот гостиницы. Подтянутый, неподвижный, он стоял и улыбался, вновь и вновь припоминая сцену между Томом Сойером и слишком нарядным мальчиком, когда они примериваются друг к другу и выкладывают весь запас ритуальных оскорблений, перед тем как вихрем закружиться в схватке. Сегодня ритуал не будет соблюдён! "Если смогу сбить его с ног, собью!" – решил Уилфрид. Руки его, заложенные в карманы, сжались, но в остальном Дезерт был так же неподвижен, как воротный столб, к которому он прислонился; прозрачный дымок сигареты полускрывал его лицо. Он с удовлетворением отметил, что его шофёр вышел за ворота и разговаривает с другим шофёром, что на другой стороне улицы какой-то мужчина моет окна и стоит тележка мясника. Масхем не сошлётся на отсутствие свидетелей! Если он, как и сам Уилфрид, не дрался со школьных лет, сцена превратится в самую низкопробную потасовку. Что ж, тем больше шансов испытать и причинить боль! Вдали, над вершинами деревьев, встало солнце; свет упал на лицо Уилфрида. Он сделал несколько шагов в сторону и подставил голову лучам. Солнце! Всё, что есть в жизни хорошего, – от солнца. И внезапно он подумал о Динни. Для неё солнце не было тем же, чем было для него. Не приснилась ли она ему? Или, вернее, не была ли она и вся эта история с Англией неожиданным и кратковременным пробуждением от сна? Бог его знает! Уилфрид переступил с ноги на ногу и взглянул на часы. Три минуты одиннадцатого. Вот он! Как и предсказывал официант, в конце улицы показался всадник, невозмутимо, равнодушно и уверенно восседавший на маленькой породистой лошадке. Он ничего не подозревает. Ближе, ближе! Всадник посмотрел по сторонам, подбородок его дёрнулся. Он поднёс руку к шляпе, осадил пони, повернул и поскакал обратно.
"Ага, отправился за хлыстом!" – подумал Уилфрид и раскурил вторую сигарету от первой. Позади него раздался голос:
– Что я вам говорил, сэр? Это мистер Масхем.
– Он, видимо, что-то забыл.
– Ну? – удивился официант. – Обычно он точен. На заводе говорят, что он сущий турок там, где дело касается порядка. Смотрите, уже возвращается. Не очень-то он любит копаться, верно?
Масхем приближался лёгким галопом. Ярдах в тридцати от ворот он остановился и слез. Уилфрид слышал, как он скомандовал пони: "Стоять, Бетти!" Сердце Уилфрида забилось, руки в карманах сжались ещё крепче, но он по-прежнему стоял, прислонясь к воротам. Официант отошёл, но уголком глаза Уилфрид видел, что тот задержался на пороге гостиницы, словно желая взглянуть, как пройдёт встреча, которой он способствовал. Шофёр всё ещё был занят одним из тех нескончаемых разговоров, каким так любят предаваться водители; лавочник все ещё мыл свои окна; мясник вернулся к тележке. Масхем неторопливо приближался, держа в руке плетёный хлыст.
"Вот оно!" – подумал Уилфрид.
Не доходя трёх ярдов, Масхем остановился:
– Готовы? Уилфрид вытащил руки из карманов, выплюнул сигарету и кивнул. Высокая фигура взмахнула хлыстом и прыгнула. Масхем успел нанести удар, но Уилфрид сразу же обхватил врага. Бой завязался на такой короткой дистанции, что хлыст только мешал, и Масхем отбросил его. Противники качнулись, прижались к воротам, потом, словно осенённые одной и той же мыслью, разжали руки и встали в позицию. С первых же секунд стало ясно, что ни тот ни другой не искушены в боксе. Они бросались друг на друга неумело, но зато исступлённо. На стороне одного были рост и вес, на стороне другого – молодость и ловкость. Несмотря на град ударов и неистовое ожесточение схватки, Уилфрид успел заметить, что вокруг них собирается толпа. Они стали потехой для уличных зевак! Бой был таким всепоглощающе яростным, что безмолвие противников передалось зрителям – в толпе лишь тихо перешёптывались. Вскоре у обоих на разбитых губах выступила кровь, оба начали задыхаться и словно отупели. В полном изнеможении они опять обхватили друг друга и топтались на месте, качаясь и силясь поймать врага за горло.
Кто-то крикнул:
– Так его, мистер Масхем! Этот голос словно подстегнул Уилфрида. Он оторвал от себя руки противника и прыгнул вперёд; Масхем встретил его ударом кулака в грудь, но вытянутые руки Уилфрида уже сомкнулись на шее врага. Они зашатались и с шумом рухнули на землю. Затем, словно их опять осенила одна и та же мысль, отпустили друг друга и вскочили на ноги. Несколько секунд они переводили дух, свирепо поглядывая друг на друга и выжидая удобного случая, чтобы начать снова. Затем оба торопливо осмотрелись по сторонам, и Уилфрид увидел, что окровавленное лицо Масхема изменилось и застыло, он опустил руки, сунул их в карманы, круто повернулся и пошёл прочь. И внезапно Уилфрид понял – почему. На другой стороне улицы в открытой машине стояла Динни, одной рукой зажимая себе рот и закрыв другой глаза.
Уилфрид повернулся не менее круто и вошёл в гостиницу.
XXV
Одеваясь, а затем мчась по пустынным улицам, Динни торопливо обдумывала положение. Письмо, доставленное Уилфриду поздно вечером, неоспоримо доказывает, что причина его раннего ухода – Масхем. Поскольку Уилфрид потерялся, как иголка в стогу сена, единственный выход для неё – начать действовать с другого конца. Зачем ждать, пока её дядя переговорит с Джеком Масхемом? Она и сама сумеет поговорить с ним. Так будет не хуже, а, может быть, даже лучше. В восемь девушка добралась до Коркстрит и сразу же осведомилась:
– Стэк, у мистера Дезерта есть револьвер?
– Да, мисс.
– Он взял его?
– Нет.
– Я спрашиваю потому, что вчера у него вышла ссора.
Стэк погладил рукой небритый подбородок:
– Я, конечно, не знаю, куда вы собираетесь, мисс, но не поехать ли и мне с вами?
– Лучше справьтесь, не сел ли он в поезд, согласованный с пароходным расписанием.
– Хорошо, мисс. Я прихвачу с собой собаку и схожу узнаю.
– Машина внизу у подъезда – для меня?
– Да, мисс. Верх опустить?
– Пожалуйста. Чем больше воздуха, тем лучше.
Вестовой кивнул; его глаза и нос показались Динни особенно большими и понятливыми.
– Как мне связаться с вами, если я первым найду мистера Дезерта?
– Я справлюсь на почте в Ройстоне, нет ли телеграммы до востребования. Я еду туда к мистеру Масхему. Ссора вышла с ним.
– Вы что-нибудь ели, мисс? Не приготовить ли вам чашку чая?
– Благодарю, я уже пила.
Это была ложь, но она экономила девушке время.
Поездка по незнакомой дороге показаласьг Динни бесконечной, тем более что у неё в ушах раздавались слова дяди: "Не будь он человеком прошлого столетия, я не тревожился бы… Джек – пережиток". А вдруг сейчас в каком-нибудь укромном уголке – Ричмонд-парке, Кен Вуде, да где угодно, они воздают эту старомодную дань чести? Динни рисовала себе сцену: Джек Масхем, высокий, уравновешенный; Уилфрид, перетянутый поясом, дерзкий; вокруг деревья, воркуют лесные голуби; противники медленно поднимают руки, прицеливаются!.. Да, но кто подаст команду? Где им взять пистолеты? В наши дни люди не таскают в карманах дуэльные пистолеты. Будь её предположение правильным, Уилфрид уж, конечно, захватил бы с собой револьвер! Что сказать, если она застанет Масхема дома? "Пожалуйста, не обращайте внимания на то, что вас обозвали хамом и трусом, считайте эти слова выражением дружеских чувств"? Уилфрид не должен узнать о том, что она пыталась вмешаться. Это ещё больше ранило бы его гордость. Раненая гордость! Существует ли более древняя, глубокая, неискоренимая и в то же время более естественная и простительная причина бед, постигающих людей? Как тяжело тому, кто сознаёт, что изменил себе? Побеждённая силой, не признающей ни законов, ни разума, Динни любила Уилфрида целиком, и то, что он изменил себе, не умаляло её любви, но она не закрывала глаза на его вину. С тех пор как фраза отца о "любом англичанине, которого припугнут пистолетом", задела какую-то сокровенную струну её души, Динни чувствовала, что раздваивается между своей любовью и своим бессознательным представлением об англичанине и его долге.
