Мой друг, покойник (Новеллы, Роман ) - Рэй Жан (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
— Бога лара? — спросил коротышка Фреш.
У него был хороший свинг, но скромные умственные способности.
— Откройте энциклопедию, Фреши, откройте ее, и свет озарит сумерки. Впрочем, я освещу их ради вас: «Природа богов ларов плохо известна; они не являются богами в прямом смысле этого слова, ни обожествленными предками».
— Отлично, — сказал Фреш. — Я ничего не понимаю…
Следует признать, что откровенность Фреша часто извиняла его невежество.
— Это, Фреши, справедливо для римской мифологии, которая рассматривала богов ларов, как гениев, пекущихся о семье или о расе, но не о гольфе и гольфистах. В гольф-клубах богом ларом действительно становится своего рода обожествленный предок, и именуется он «Старейшим членом».
— Понял, — обрадовался Фреш, — вы говорите о старике Джипсе.
Я бросил вокруг себя подозрительный взгляд — бар гольф-клуба был пуст, только два кэдди сортировали драйверы. Поэтому я продолжил:
— Джипс, действительно, предок. Он уже несколько лет не играет, поскольку атеросклероз разъедает ему пятку и подпиливает сустав плеча. Он присутствовал при рождении нашего клуба, когда поле размером в пять гектаров считалось отличным, а четвертая лунка была последней. Кроме кучи денег, каждый следующий гектар стоил ему пота, гнева и судебных тяжб. Он ввел здесь металлический драйвер, что навлекло на него издевательства и брань, а также кончилось потерей нескольких друзей. Он, не моргнув, заплатил приличный штраф за то, что ночью с помощью кирки перепахал поле для мини-гольфа, поскольку считал, что это карикатура на благородную игру. К тому же он выиграл несколько кубков, что вовсе не вредит репутации клуба.
— Каких кубков? — вдруг заинтересовался Фреш.
Я перечислил их, и Фреш презрительно пожал плечами.
— Они, наверно, были из жести.
— Ваша правда, Фреши, Джипс никогда не был слишком хорошим игроком, но он глубоко любил гольф и, как всем, кто его очень любит, многое будет ему прощено.
Фреш не очень понял и эти слова.
— Я знал одного психиатра, который исследовал психологию игроков вообще. И ему удалось свести в классы и семейства, вроде млекопитающих и насекомых, игроков в карты, в кости, в шашки, в домино, в теннис и даже в шахматы, но он не смог этого сделать для гольфистов, ибо каждый гольфист уникален.
— И Джипс тоже, — усмехнулся Фреш. — Как вы его назвали… А помню — бог лар!
— Свет пробивается сквозь толщу вашего черепа, Фреши. Однако, все не так просто — Джипс хотел прожить достаточно долго, чтобы стать старейшим членом клуба, и только ради этого…
— Я по-прежнему впотьмах, — проворчал Фреш.
— Если психиатр, о котором я только что упоминал, прав, многое заставляет меня поверить, что такое превосходство может существовать.
Заметим, каждый гольфист является в игре уником. Вы, Росмер Фреш, заявляете после окончания игры, что прошли трассу за X ударов, а не за Х+1, как Джон, Питер или Пол. Вы не упоминаете о тактике, о состоянии нервов, о капризах принадлежностей или погоды; вы — счетная машина, ограниченная лишь операцией сложения. Джон же думает о непредвидимых обстоятельствах игры — силе ветра, высоте солнца, присутствии того или той на поле. Харвей боится потерять уверенность, которая частенько охватывает игрока перед лункой, когда он меняет драйвер на паттер. Теренс захвачен игрой других, а потому забывает о своей собственной.
Все эти игроки имеют то общее, что больше борются с оккультным, невидимым противником, который мешает им побеждать или выигрывать. Но у каждого из них свой собственный противник.
— А мой противник, — пробормотал Фреш.
— Х+1…Х+2…Х+n…
— А у Джипса?
— Смерть, Фреши… Смерть, которая помешала бы ему стать старейшим членом «Клуба Розовых Дюн!»
Этот разговор мне пришлось вспомнить через год, когда через три недели после похорон нашего Старейшего члена Филесса Джипса, усопшего в возрасте семидесяти пяти лет, читали его завещание.
В завещании не было никаких сумм для передачи, поскольку Джипс ничего не оставил после себя, но содержалось краткое и волнующее признание:
«Говорят, что я был основателем „Гольф-клуба Розовых Дюн“, но это не так. Он существовал уже полгода, когда меня в него приняли. И это терзало мне сердце.
Я сделал все, что смог для величия клуба, кроме одного. Я не смог стать хорошим игроком, и это удваивало мое огорчение.
У меня не было большого состояния. Оно полностью ушло на расширение и улучшение поля. Но президент Чапмен сделал больше, ибо был богат, даже очень богат.
Мне так и не удалось подняться до первого ранга, но мне пришла мысль, что в этом мне может помочь время.
В „Сейведж-клубе“, в „Бальморале“, в „Вудлендсе“ старейший член — человек почитаемый, стоящий выше президента и лучших игроков.
Однажды, я решил стать старейшим членом „Розовых Дюн“, зная, что только годы могут возвести меня на этот пьедестал.
Приняв такое решение, я зажил ужасной жизнью, боясь болезней и несчастных случаев, которые могли помешать исполнению моего жгучего желания. Я опасался малейшего насморка; от грозы я дрожал; когда я видел машину или велосипед, то впадал в транс, я отходил от гольфистов, когда они выполняли свинг…
Годы шли, и я отпраздновал свое семидесятилетие. И тут врач предупредил меня, что мой атеросклероз стал опасным.
В то время я был близок к тому, чтобы стать старейшим членом „Розовых Дюн“. Дорогу мне преграждало лишь одно препятствие — Нат Келтроп, основатель клуба. Он был старше меня на два года.
Вы все знали Келтропа — это был человек, сделанный из железа. Он вполне мог дожить до ста лет.
Сто лет! А мое бедное сердце слабело все больше и больше! Всем вам известна трагическая кончина Келтропа. Он упал в речку, протекающую рядом с полем и утонул. Туда столкнул его я; я знал, что он не умеет плавать. С тех пор я жил с черным преступлением на совести. Но я стал старейшим членом „Розовых Дюн“. И эту славу у меня не отнять! Быть может, Великий Судия, перед которым я предстаю в сей час, учтет мое двойное посмертное признание — признание в единственном преступлении и признание в единственной гордыне.
Не знаю, которое окажется тяжелее на весах судьбы».
ЭГ-1405
Гольфисты и кэдди разбежались от ливня, как куропатки после выстрела охотника.
Яростный ветер поднимал в воздух тучи песка с холмов и воду из огромных луж. Этот внезапно поднимающийся ветер с северо-северо-востока столь же неистово терзал как поле Вестмор-гольф-клуба, так и Ирландское море.
Брайс, Мак Карта, Аскис и Уэддон, продрогнув до мозга костей, ворвались в бар клуб-хауза, громко требуя ромового грога, и бармен Томпкинс в мгновение ока подал его.
— Пропащий день! — проворчал Уэддон. — Теперь на поле налетят стаи ворон. Чертов ветер.
— К счастью, он столь же быстро ликвидирует убытки, — заявил Брайс. — Завтра он высушит поле не хуже промокашки. Кстати, эта непредвиденная пауза позволит мне показать вам нечто необычное.
Он разложил на столе четыре фотографии.
— Боже, — усмехнулся Аскис, — с чего вдруг вы стали фотографировать драйвер с трех сторон, а, кроме того, сделали и увеличение головки. Это же не Грета Гарбо!
— Драйвер? — было возмутился Уэддон… — Эээ… А вообще-то действительно драйвер.
— Я бы скорее сказал сэндвич, — возразил Аскис.
— Ни то, ни другое, — скривился Брайс.
Спор прервал Мак Карта. Он долго рассматривал фотографии, потом положил их на стол, не спуская с них глаз. Лоб его пересекали две вертикальные морщины.
— Аскис, — наконец сказал он, — вы специалист в области геометрии и математики, а потому внимательно рассмотрите головку, чтобы не говорить преждевременно о драйвере или сэндвиче.
— Хм! — протянул Аскис. — Верхний изгиб действительно выглядит странно. Если его развернуть, мы получим почти идеальный бумеранг. Вектор радиуса…
— Хватит! — запротестовал Уэддо. — Не все же столь учены, как вы…
