Сдается в наем - Голсуорси Джон (полные книги .TXT) 📗
– Да – перейти на ту сторону.
– Скажите на милость! За что вы меня так не любите?
– Вам кажется?
– Похоже на то.
– Хорошо, я скажу вам: потому что вы заражаете меня чувством, что жить на свете не стоит труда.
Мсье Профон улыбнулся.
– Бросьте, мисс Форсайт, не огорчайтесь. Всё уляжется. Ничто на земле не прочно.
– Нет, многое прочно, – вскричала Флёр, – по крайней мере для меня, в особенности приязнь и неприязнь.
– Однако это делает меня немного несчастным.
– А я думала, что вас ничто не может сделать счастливым или несчастным.
– Я не люблю докучать людям, а потому уезжаю на своей яхте.
Флёр удивлённо вскинула на него глаза.
– Куда?
– В маленькое плавание, к островам Океании или ещё куда-нибудь, сказал мсье Профон.
Флёр почувствовала и облегчение и обиду. Он явно давал ей понять, что порывает с её матерью. Как смеет он иметь с нею какую бы то ни было связь и как он смеет её порывать!
– Всего хорошего, мисс Форсайт! Кланяйтесь от меня миссис Дарти. Право, не такой уж я дурной человек. Всего хорошего!
Он остался стоять на углу со шляпой в руке. Оглянувшись украдкой, она увидела, как он – элегантный и грузный – направился обратно в клуб.
«Он даже любить не может с убеждением, – подумала она. – Что станет делать мама?»
Сны её в эту ночь были отрывочны и тревожны; она встала с тяжёлой головой и сразу принялась за изучение Уитекерского альманаха. Каждый Форсайт убеждён в глубине души, что в любой ситуации самое важное – факты. Пусть даже ей удастся одолеть предубеждение Джона, – без точно разработанного плана для выполнения их отчаянного замысла у них ничего не выйдет. Неоценимый справочник сообщил ей, что каждому из них надо достичь двадцати одного года, а иначе требуется чьё-то согласие, которого им, конечно, не получить; потом она совсем заблудилась среди указаний о разрешениях, справках, повестках, районах и, наконец, наткнулась на слова «дача ложных показаний». Ерунда! Кто, в самом деле, осудит их, если они неправильно укажут свой возраст ради того, чтобы пожениться по любви? Она кое-как позавтракала и вернулась к Уитекеру. Чем больше она знакомилась с ним, тем меньше у неё оставалось уверенности; и вот, лениво перевернув страницу, она напала на раздел «Шотландия». В Шотландии можно пожениться без всякой канители. Ей нужно только прожить там двадцать один день, а потом приезжает Джон, и они пред лицом двух свидетелей могут объявить себя мужем и женой. И что всего важнее – это действительно делает их мужем и женой. Так будет лучше всего; и Флёр тут же перебрала в памяти всех своих школьных подруг. Мэри Лэм! Мэри Лэм – молодчина и живёт в Эдинбурге. И у неё есть брат. Можно поехать погостить к Мэри Лэм они с братом и будут свидетелями. Флёр прекрасно знала, что многие девушки нашли бы все это излишним; ей с Джоном достаточно было бы поехать куда-нибудь вдвоём на воскресенье, а потом заявить родителям: «Мы фактически муж и жена, теперь надо это узаконить». Но Флёр недаром была Форсайт; она чувствовала сомнительность подобного предприятия и заранее боялась выражения лица, с которым её отец встретит такое заявление. Кроме того, возможно, что Джон на это не пойдёт; он так в неё верит, нельзя ронять себя в его глазах. Нет! Мэри Лэм предпочтительней, и сейчас самый сезон для поездки в Шотландию. Значительно успокоенная. Флёр уложила свой чемодан, счастливо избежала встречи с тёткой и села в автобус на Чизик. Она приехала слишком рано и отправилась в Кью-Гарденс, но не нашла покоя среди его цветов, клумб, деревьев с ярлычками, широких зелёных лужаек и, проглотив в павильоне чашку кофе и два бутерброда с паштетом из килек, вернулась в Чизик и позвонила у подъезда Джун. Австрийка провела её в столовую. Теперь, когда Флёр знала, какое препятствие стоит перед ней и Джоном, её тяготение к нему возросло в десять раз, как если бы он был игрушкой с острыми краями или ядовитой краской, какие у неё, бывало, отбирали в детстве. Если она не добьётся своего и не получит Джона навсегда, она, казалось ей, умрёт от горя. Правдой или неправдой она должна его получить – и получит! Круглое тусклое зеркало с очень старым стеклом висело над розовым изразцовым камином. Она стояла и глядела на своё отражение – бледное лицо, тёмные круги под глазами. Лёгкий трепет прошёл по её нервам. Но вот раздался звонок, и, подкравшись к окну, она увидела, что Джон стоит перед дверью, приглаживая волосы и облизывая губы, словно и он старался совладать с нервным волнением.
Когда он вошёл, она сидела спиною к двери, на одном из двух стульев с плетёными сиденьями, и сразу сказала:
– Садись, Джон, я хочу серьёзно поговорить с тобой.
Джон сел на стол рядом с ней, и, не глядя на него, она продолжала:
– Если ты не хочешь меня потерять, мы должны пожениться.
Джон обомлел.
– Как? Ты узнала ещё что-нибудь?
– Нет, но я почувствовала это в Робин-Хилле и после, дома.
– В Робин-Хилле… – Джон запнулся. – В РобинХилле всё прошло гладко. Мне ничего не сказали.
– Но нам будут препятствовать. Я это ясно прочла на лице твоей матери. И на лице моего отца.
– Ты видела его с тех пор?
Флёр кивнула. Идёт ли в счёт небольшая добавочная ложь?
– Но, право, – пылко воскликнул Джон, – я не понимаю, как они могут сохранять такие чувства после стольких лет!
Флёр подняла на него глаза.
– Может быть, ты недостаточно любишь меня?
– Недостаточно люблю? Я! Когда я…
– Тогда обеспечь меня за собой.
– Не говоря им?
– Заранее – нет.
Джон молчал. Насколько старше выглядел он теперь, чем каких-нибудь два месяца назад, когда она увидела его впервые, – на два года старше!
– Это жестоко оскорбило бы маму, – сказал он.
Флёр отняла руку.
– Ты должен сделать выбор.
Джон соскользнул со стола и встал перед ней на колени.
– Но почему не сказать им? Они не могут помешать нам, Флёр!
– Могут! Говорю тебе – могут!
– Каким образом?
– Мы от них в полной зависимости. Начнутся денежные стеснения и всякие другие. Я не из терпеливых, Джон.
– Но это значит обмануть их.
Флёр встала.
– Ты не любишь меня по-настоящему, иначе ты не колебался бы. «Иль он судьбы своей боится…» [60]
Джон силой заставил её снова сесть. Она продолжала торопливо:
– Я всё обдумала. Мы должны поехать в Шотландию. Когда мы поженимся, они скоро примирятся. С фактами люди всегда примиряются. Неужели ты не понимаешь, Джон?
– Но так жестоко оскорбить их! Так он скорей готов оскорбить её, чем своих родителей!
– Хорошо. Пусти меня!
Джон встал и заслонил спиною дверь.
– Должно быть, ты права, – медленно проговорил он, – но я хочу подумать.
Она видела, что чувства в нём кипят, он им мучительно ищет выражения, но не захотела ему помочь. Она в этот миг ненавидела себя и почти ненавидела его. Почему он предоставляет ей одной защищать их любовь? Это нечестно. А потом она увидела его глаза, полные обожания и отчаяния.
– Не смотри так. Я только не хочу терять тебя, Джон.
– Ты не можешь потерять меня, пока ты меня любишь.
– О нет, могу.
Джон положил руки ей на плечи.
– Флёр, ты что-то узнала и не говоришь мне.
Вот он, прямой вопрос, которого она боялась! Она посмотрела ему в глаза и ответила:
– Нет, – сожгла корабли. Лишь бы получить его. Он простит ей ложь. И, обвив его шею руками, она его поцеловала в губы. Выиграла! Она почувствовала это по биению его сердца на своей груди, по тому, как закрылись его глаза. – Я хочу обеспечить. Обеспечит! «, – шептала она. – Обещай.
Джон не отвечал. На лице его лежала тишина предельного смятения. Наконец он сказал:
– Это всё равно что дать им пощёчину. Я должен немного подумать. Правда, Флёр, должен.
Флёр выскользнула из его объятий.
– Ах так! Хорошо.
И внезапно она разразилась слезами разочарования, стыда и чрезмерного напряжения. Последовало пять остро несчастных минут. Раскаянию и нежности Джона не было границ; но он не дал обещания. Она хотела крикнуть: «Отлично! Раз ты недостаточно любишь меня, прощай!» – но не смела. С детства привыкшая к своеволию, она была ошеломлена отпором со стороны такого юного, нежного и преданного существа. Хотела оттолкнуть его прочь от себя, испытать, как подействует на него гнев и холод, – и не смела. Сознание, что она замышляла толкнуть его вслепую на непоправимое, ослабляло искренность обиды, искренность страсти; и даже в свои поцелуи она не смогла вложить столько обольстительности, сколько хотела. Это бурное маленькое столкновение окончилось, ничего не разрешив.
60
«Иль он судьбы своей боится…» – Строка из стихотворения шотландца Монтроза (1612—1650).