Цветок в пустыне - Голсуорси Джон (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Театральный жест! – бросил королевский адвокат.
– Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, – заявил Джек Масхем.
Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:
– Наш клуб не военный.
– Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, – задумчиво произнёс пятый член.
– В вопросах житейских – безусловно, – ответил знаток цейлонской цивилизации.
Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:
– Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!
– Об этой истории говорит весь Лондон, – заметил королевский адвокат.
– Мои дети смеются над ней, – вмешался человек, до сих пор молчавший. – Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" – рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.
– Именно так! – поддержал его Джек Масхем. – Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?
– Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? – осведомился пятый член.
– Я. Но знакомство шапочное, – отозвался Джек Масхем.
Больше никто в знакомстве не сознался.
Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:
– Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.
– Почему вас это беспокоит? – спросил четвёртый член.
– Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.
Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:
– Верно!
– Я не привык осуждать человека, не выслушав его, – заметил королевский адвокат.
– Ваше мнение, Бентуорт? – осведомился у председателя четвёртый член.
Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:
– Хочет ещё кто-нибудь высказаться?
– Да, – откликнулся автор "Второго открытия Мексики". – Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.
– Нельзя, – проворчал Джек Масхем. – В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.
Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.
Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.
– Ну, что же решим? – спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.
Помещик выколотил трубку и сказал:
– Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.
– Слушайте! Слушайте! – возгласил королевский адвокат.
– Верно! – поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.
– Согласен! – одобрил знаток Цейлона.
– Кто против? – осведомился Помещик.
– Считаю нецелесообразным, – бросил Джек Масхем. – Он струсил и сознался в этом.
Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:
– Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.
Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice [6], три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.
После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:
– А на что ещё он мог надеяться?
Майкл удивился:
– Чем он так насолил Джеку Масхему?
– Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.
Флёр расхохоталась.
– Джек Масхем и Динни!
– Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить – даже, природу икоты.
– Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, – мрачно вставил Майкл.
– Конечно, не явится, Майкл, – подтвердила Флёр.
– Что же тогда будет?
– Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.
Майкл пожал плечами:
– Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше – велика разница!
– Ты не прав, – возразила Флёр. – Делу дан ход, в городе лишь о нём и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осуждён. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.
– И за него.
– Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится – кучка недовольных, самое большее.
– Зря на него накинулись, – проворчал Майкл. – Я-то знаю, что мучит Уилфрида. Его первым побуждением было не поддаваться арабу, и он горько раскаивается, что уступил.
Сэр Лоренс кивнул:
– Динни спрашивала меня, как Дезерту публично доказать, что он не трус. На первый взгляд, придумать что-нибудь такое легко, а на деле совсем не просто. Люди упорно не желают подвергаться смертельной опасности ради того, чтобы их спасителями занялись газеты. Ломовые лошади на Пикадилли тоже бесятся не часто. Конечно, можно сбросить кого-нибудь с Вестминстерского моста и прыгнуть вдогонку, но это расценят как убийство и самоубийство. Странно! В мире так много героизма и так мало возможностей проявить его, когда это тебе нужно.
– Он должен явиться на заседание и, надеюсь, явится, – сказал Майкл. – Он мне признался в одной вещи, Звучит глупо, но, зная Уилфрида, нетрудно понять, что для него она существенно все меняла.
Флёр поставила локти на полированный стол, подпёрла подбородок руками и наклонилась вперёд. В такой позе она выглядела совсем как та девочка, которая разглядывает китайские тени на картине Альфреда Стевенса, доставшейся Флёр от отца.
– Ну, в какой? – спросила она.
– Он сказал, что пожалел своего палача.
Ни жена Майкла, ни его отец не шелохнулись. У них только слегка приподнялись брови. Майкл с вызовом в голосе продолжал:
– Разумеется, это звучит абсурдно, но он сказал, что араб умолял не принуждать его к выстрелу, – он дал обет обратить неверного.
– Рассказывать об этом членам правления – всё равно, что угощать их баснями, – с расстановкой произнёс сэр Лоренс.
– Он и не подумает рассказывать, – заверила свёкра Флёр. – Он скорей умрёт, чем даст себя высмеять.
– Вот именно! Я упомянул об этом лишь с одной целью – показать, что с Уилфридом всё обстояло не так просто, как воображают настоящие саибы.
– Давно я не слышал ничего более парадоксального, – задумчиво вымолвил сэр Лоренс. – Но от этого Динни не легче.
6
Нерешённым (буквально "перед судьёй") (лат.).